Громкое ржание над головой оглушило Антона. Над ним блеснули копыта вставшего на дыбы жеребца. Антон снова вскочил на четвереньки и бросился через тропинку. Копыта впечатались в снег рядом с его рукой. Глубокий след от копыта тут же затянулся ровной корочкой снега. Конь всхрапнул, снова поднимаясь на дыбы. Антон откатился в сторону, двинулся вперед, но прямо перед ним возник еще один всадник. Конь нервно перебирал жилистыми ногами.
Рыжик видел все так отчетливо, как будто сейчас была не ночь, а ясный день – ошалевшие глаза лошадей, напряженные ноги, оскаленные морды, хлещущие по бокам хвосты, прижатые уши.
– Человек!
Третий всадник мчался по тропинке, конь дергался из стороны в сторону, тряс огромной мордой, билась на скаку грива, глухо звякали медяшки на сбруе.
– Мама!
Антон приподнялся, рукой закрываясь от мчащегося на него ужаса. Перед ним конь резко остановился, обдав его снежной крошкой. Воздушной волной Верещагина опрокинуло на спину. По инерции он кувыркнулся еще раз, на руках подтянул себя к сугробу и, загребая под себя снег, утонул в нем.
Из-за елки тут же показалась высокая темная фигура, полоснул по веткам плащ. Лошадь, легко выпрыгивая из глубокого снега, мчалась прямо на Антона.
– Отстаньте от меня! – взвизгнул он, пораженный тем, как запросто лошади преодолевают сугробы.
Он вскочил и помчался куда-то в темноту, головой прорубая себе дорогу среди веток деревьев. Ноги цеплялись за низкие кусты, еловые лапы больно били по глазам, корявые ветки не давали пройти. Валенки давно были полны снега, ноги еле-еле двигались. Воздуха легким не хватало. Верещагин хрипел и сопел. Ему казалось, что голову вот-вот разорвет от напряжения. А вокруг весь лес был заполнен треском веток и скрипом снега. Его преследовали отовсюду – слева, справа, сзади. Вот уже кто-то и спереди поднимается из-за мохнатой елки.
– А! – Антон отпрыгнул в сторону. Шваркнула по веткам широкими крыльями птица.
Бежать дальше не было никаких сил. Деревья будто специально встали стеной, елки скопили на своих лапах весь месячный запас снега, сугробы возникали именно там, где Антон должен был пробежать.
Он споткнулся и упал за какой-то пенек. Кровь бешено стучала в голове. Непослушными руками стал стаскивать прилипший к ноге валенок. Каждое движение давалось с трудом.
Из валенка высыпалось столько снега, что было удивительно, как там еще нога могла поместиться. С кряхтением Антон перегнулся, чтобы опять надеть валенок, и замер, прислушиваясь к звукам.
Рядом скрипел снег. Медленно, ритмично. Среди тишины леса звук был громким и настойчивым.
Хруст, хруст, хруст. Фырк!
Вздохнула лошадь. Звякнуло железо.
Опять?
Антон почувствовал, как деревенеют его мышцы, как напрягается шея. Казалось, что поворачивается она со скрипом. И этот скрип раздается по всему лесу.
Конь стоял в нескольких шагах от него и нюхал снег. Потом он дернул головой.
По лесу прокатился то ли крик, то ли вздох.
Это заставило Антона сорваться с места. Прижимая к себе валенок, совершенно не ощущая холода разутой ногой, он мчался куда-то в темноту, только бы оказаться подальше от этого звука.
Конь заржал и прыгнул следом. Его тяжелые копыта сотрясали землю. Снег стал еще более глубоким, Антон уже не бежал, а с трудом волочил ноги. Из последних сил, крепко прижимая к себе валенок, он двигался к прогалу, маячившему впереди. Ему почему-то представилось, что если он не уронит этот дурацкий валенок, то все закончится хорошо.
Деревья расступились, за ними шла широкая просека. После глубокого снега на дороге Рыжик почувствовал себя легко и свободно. Он буквально пролетел хорошо утоптанную тропинку и снова углубился в лес. Лагерь был где-то рядом. Он узнал просеку, значит, бежать осталось совсем немного.
От напряжения перед глазами ходили круги. Верещагину мерещилось, что костер – вот он, рядом, за елкой. Но за елкой ничего не было, кроме белого снега и колючих иголок.
– Эге-гей!
Голос раздался откуда-то справа и сзади.
– Народ! – крикнул Антон.
Это ему показалось, что он крикнул, а на самом деле прохрипел, уткнувшись подбородком в колючий войлок валенка.
Он остановился.
«Где ты, где ты, где ты!» – ухало вокруг.
«Ан, ан, ан», – отзывалось сердце.
По ушам резанула острая боль. Антон вскрикнул, хватаясь за голову. И тут же в его сознание ворвалась масса звуков, глаза различили движущиеся вокруг фигуры, мечущийся по темным деревьям электрический свет.
– Верещагин! – взвыл голос Карины в десяти шагах от него.
По фигуре Антона мазнул лучик фонарика и дернулся в сторону.
– Рыжий! – со всей дури орал Андрюха Васильев.
Перед его носом пронеслась горящая головешка. Рядом захихикали.
В Антона кто-то уперся, ослепил его светом фонарика. Это была Настя Павлова.
– Это ты, что ли? – с удивлением спросила она, вглядываясь в перекошенную физиономию одноклассника. – Эй, народ! – в спугнутую лучами фонариков темноту крикнула Настя. – Здесь он!
К Верещагину тут же направилось несколько огоньков.
– Идиот! Ты где был? – Васильев никогда не стеснялся в выражениях.
– Верещагин! Ты что творишь? – Раздвинув группку ребят, вперед вышел Олег Павлович с горящей головней в руках. – Что с тобой?
Все с ужасом уставились на одноклассника. Лицо Антона было расцарапано, из носа текла кровь, бровь была рассечена. С ног до головы он был весь усыпан снегом. Шапка, надетая наизнанку, сидела на затылке. На одной ноге вместо обуви болтался полусползший заледенелый носок. Руки, прижимавшие к груди валенок, полный снега, побелели. Взгляд отсутствующе блуждал от одного лица к другому.
– Что же это творится! – ахнул Паганель, которого больше всего впечатлил заледенелый носок.
Он тут же скинул с себя куртку, завернул в нее Верещагина, легко, как пушинку, поднял его на руки.
– Там, там… – попытался объяснить Антон, показывая рукой в ту сторону, откуда прибежал. – Всадники! Берегитесь!
Карина взвизгнула, уронив фонарь.
Все повернули головы в сторону темного леса.
Там никого не было.
Глава III
Подслушанный разговор
Полночи Антона грели, отпаивали горячим чаем, растирали его ледяные руки и ноги. Толком рассказать у него ничего не получилось. В полубеспамятстве он твердил о черных всадниках, о запретной лыжне, о девочке, советовавшей поскорее убираться отсюда, и про Мишку, провалившегося под снег, потому что не послушался этого предупреждения. Девчонки ахали, Олег Павлович сокрушенно качал головой. Ему, далекому от всех этих детских страхов темноты и некстати рассказанных ужастиков, было непонятно, чему так удивляются девчонки, почему притихли мальчишки, еще совсем недавно с таким азартом бегавшие по лесу. По его разумению все было просто – Верещагин без разрешения пошел в лес, заблудился, испугался чего-то и теперь все свои страхи выдает одноклассникам.
Ну и ладно, в следующий раз будет думать, прежде чем ночью идти одному в незнакомый лес.
Куда же все-таки делся Рыбкин? Может, он просто взял и сбежал домой? Замерз, в лагере не понравилось, развернулся, собрал вещички… Нет, вещи он не собрал. А прямо так на лыжах дошел до города, без денег влез в электричку и поехал домой. С лыжами. Но без рюкзака.
Олег Павлович потер лоб, протянул руки к догорающему костру. Что-то с ребятами творилось странное. Это не первый их поход, и никаких исчезновений до этого не было. А тут сначала Рыбкин как сквозь землю провалился, потом Верещагин куда-то ушел.
Ох, уж этот Рыжик… Вечно его куда-нибудь заносит…
Час назад Верещагина напоили валерьянкой, укутали в два спальника, положили в центр палатки, велели ребятам следить, чтобы он никуда не убежал. После этого Олег Павлович быстро разогнал всех по палаткам. Мальчишки немного пошумели, устраиваясь, и утихомирились. Девчонки долго ворочались, хихикали. Но вскоре и у них стихло, только легкий шепот раздавался из-под растянутого тента.
Паганель оторвался от созерцания костра, бесшумно подошел поближе. Кажется, это был голос Насти Павловой:
– И говорит мама девочке: «Я ухожу на работу, а ты ни в коем случае не трогай черной пластинки». И говорит папа девочке: «Я ухожу на работу, ты остаешься одна, не смей включать черную пластинку». Все ушли. Девочка немного поиграла в куклы. Но ей стало скучно, она походила по квартире да и поставила пластинку. Сначала долго раздавалось шипение, а потом зловещий шепот произнес: «Здравствуй, девочка. Я смерть. Я пришла за тобой. Отдай свое сердце!»
Вся палатка взорвалась криком, дрогнул тент. Паганель отшатнулся.
За его спиной промелькнула тень.
– Да ну, ерунда все это! – протянула Лиза Шульгина. – Знаем мы эти шуточки: «Девочки не стало. А пластинка так до сих пор и продолжает играть, потому что выключить проигрыватель уже некому». Слышали. Я таких историй сколько угодно могу рассказать.
