– Фу, какие мы злые! – смеясь, воскликнула Вера Васильевна. – Пора прекращать злословие и отправляться спать. Время уже слишком позднее. Ой! Все порывалась спросить у вас, Даша, что на этой неделе будет показано в театре?
Я расхохоталась неожиданному совпадению, и отвечать пришлось, преодолевая смех:
– Извините за такую реакцию, Вера Васильевна! Просто у нас готовится спектакль по пьесе английского сочинителя Шеридана, и называется он очень подходяще к вашим последним словам: «Школа злословия».
На этой веселой ноте мы и начали прощаться. Полина пошла проводить меня до порога, за которым уже ждали сани. Наш путь проходил мимо кабинета дедушки Полины, и как раз в этот момент из него вышли несколько знакомых мне персонажей: судебный следователь Дмитрий Сергеевич и его помощники Андрей Иванович и Михаил Аполинарьевич. Ничего удивительного в такой встрече не было, потому что Сергей Николаевич, дедушка Полины, возглавлял губернскую полицию и нередко проводил рабочие совещания не в служебном кабинете управления полиции, а в своем домашнем. Вскоре и он сам появился из дверей кабинета в сопровождении товарища прокурора Ивана Порфирьевича Еренева.
Вид у всех был крайне озабоченный, и я забоялась, что наше появление покажется им неуместным. Но Сергей Николаевич, напротив, поприветствовал меня и сказал:
– Очень кстати встретились с тобой, Дашенька. Обожди меня полминуты, хочу сказать два слова.
Он попрощался с полицейскими чинами, напомнив, что дело, о котором они говорили, является неотложным и первостепенным.
Следователи и товарищ прокурор спустились в первый этаж, а Сергей Николаевич обратился ко мне:
– Даша, я в курсе просьбы преосвященного Макария, и более того, хоть и скрепя сердце, но сам же дал свое согласие на привлечение вас с Петром к участию в расследовании событий при монастыре. Чем вызвал недовольство Дмитрия Сергеевича. Но обстоятельства изменились самым непредсказуемым образом и заставили меня бросить лучших наших сотрудников на расследование иного преступления. Дело об убийстве монахини передано господину Янкелю, а этот господин таков, что я не просто не желаю вашего общения с ним, но запрещаю это самым категорическим образом. Знаю, что не могу вам запретить просто думать на эти темы. Думайте. При случае, хотя скорее всего я и сам надолго отлучусь из города, передам появившиеся новости. Но главное дело уже сделано: у нас имеется твердый подозреваемый, поимка же его, как говорят, дело техники. Думаю, что после задержания преступника прояснятся и все странности, связанные с самим преступлением. Надеюсь, я все понятно изложил?
– Да, конечно. Обещаю, что в этот раз не стану делать глупостей. – Я уже собралась сказать «До свидания», но не удержалась: – А позволите спросить?
– Только если на ваш вопрос можно ответить коротко.
– Зачем же вы держите таких людей, как господин Янкель, если он таков, что вы даже запрещаете нам с ним встречаться?
– Потому держу, что помимо недостатков весьма неприятных, есть у него и достоинства. В тех случаях, когда дело более или менее ясное и простое, мало кто лучше него способен его завершить. Да и сотрудников лишних у нас нет. Вот и приходится терпеть его грубость по отношению к людям. Удовлетворены ответом?
– Благодарю вас, Сергей Николаевич, – ответила я со вздохом. Не стоило мне спрашивать, могла бы и сама догадаться. – До свидания, Сергей Николаевич.
– До свидания, Полина.
Сбежав вниз, я чуть не столкнулась с Дмитрием Сергеевичем, который зачем-то поджидал меня.
– Я невольно слышал ваш разговор с господином полицмейстером, – сказал он мне. – По мне – так это к лучшему для вас и Пети. И все же хочу в нарушение правил передать вам одну вещицу. Наши полицейские эскулапы произвели вскрытие и обнаружили вот это.
Следователь протянул мне пакетик, свернутый из бумаги наподобие конверта.
– Это было обнаружено в голове убитой и, несомненно, является обломком орудия преступления. Господину Янкелю он ни к чему. При всей необычности сего предмета он не станет тратить сил на то, чтобы разобраться, что это. Вас же он заинтересует и, надеюсь, отвлечет от более опасных занятий. Я же отговорюсь тем, что в суете при передаче дела забыл об этой не самой существенной детали. Но через два дня, никак не позже, вспомнить я буду обязан.
– Спасибо, я поняла, и через два дня улика вернется в полицию.
– Передайте ее Михаилу Аполинарьевичу, он останется в Томске. Приятно с вами общаться, Дарья Владимировна. Ну, так я побежал, а то меня уже ждут.
– А кто подозреваемый? – остановила я его.
– Нас сразу заинтересовали те люди, что посещали монастырь или прибыли в него в последнее время. Среди новых послушниц оказалась особа с криминальным прошлым. Подробности пока неизвестны да и не слишком важны, потому как эта особа выдала себя тем, что безо всякого предлога из монастыря исчезла. Вот ее поимка и есть главная задача для господина Янкеля. С этим он вполне в состоянии справиться. Весь вопрос – насколько расторопно? Ну, до свидания.
Дмитрий Сергеевич убежал, а я тут же развернула пакетик. В нем оказался обломок трехгранной формы, длиной менее вершка и похожий на костяной. Была ли это в точности кость, я не знала, а лишь предполагала. Что это за кость и какого животного, я тем более не могла определить.
Едва мы на следующее утро пришли в театр, как нам сказали, что нас зовет Александр Александрович, и мы пошли к нашему антрепренеру.
Тот сидел, положив голову на руки, и вид имел растерянный и грустный. Я даже испугалась, мол, не приболел ли наш руководитель, но он улыбнулся и приветливо сказал:
– Здравствуйте, друзья мои! Я пригласил вас, чтобы…
– Чтобы сообщить пренеприятное известие! – вырвалась у меня фраза из пьесы «Ревизор».
– Нет! – засмеялся антрепренер. – Хотел с вами посоветоваться. Хотя, правду сказать, мысли, из-за которых я к вам хочу обратиться, можно назвать и неприятными. Случилось так, что у нас некому играть сэра Питера Тизла.
– Это что за новости такие? – воскликнул дедушка.
– Кто-то заболел? – одновременно с ним ужаснулась я.
– Нет-нет. Все живы и здоровы, – стал успокаивать нас господин Корсаков. – Но это дела не меняет.
– Тогда в чем причина вашего заявления, вы уж извольте объясниться, – недоуменно развел руками дедушка.
– Афанасий Николаевич, прежде вы сами скажите: к какому амплуа относится эта роль? – спросил Александр Александрович, глядя ему в глаза.
– Пожалуй что благородный отец, – не вполне уверенно ответил дед.
– Но у него юная супруга, которая его любит совсем не как отца, а как мужа.
– Хорошо, пусть тогда эту роль играет Петр Фадеевич.
– Но он же трагик, а герой то и дело попадает в комические ситуации.
– Для этого у нас имеется Иван Иванович Тихомиров.
– Но он же комик, а не герой-любовник.
Я уже поняла, куда клонит наш антрепренер, хоть это и было полной для меня неожиданностью, но виду не подала, а напротив, вставила словечко, потому что очень любопытно выглядел мой любимый дедушка, пребывающий в растерянности и полнейшем непонимании:
– Тогда, может, Штольц-Туманов?
Актер вполне подходил на амплуа героя, но был молод. Александр Александрович подозрительно посмотрел на меня:
– Тогда кто же будет играть остальные роли?
– Александр Александрович, если вы желаете спросить, способны ли вы сыграть эту роль, то так и спросите. Зачем мучить людей загадками? – возмутился дедушка. – Вы вполне можете сыграть.
– Спасибо за такую оценку, но я эту роль играть не намерен. Есть у меня другая кандидатура, которую мы обсудили и с Петром Фадеичем, и с Иваном Ивановичем. Все сошлись на том, что лучше вас, Афанасий Николаевич, для этой роли никто не подходит. Хоть и выглядите вы чуть моложе, чем мне нужно, но это дело поправимое.
Дедушка так неловко опустился на стул и так забавно развел руками, что мы расхохотались.
– А кто же будет суфлировать? – первым делом забеспокоился дед о своей основной должности в театре.
– Да у нас в труппе целая династия суфлеров, так что беспокоиться не о чем, – успокоил его антрепренер, сделав красивый жест в мою сторону.
– Подождите, – настал мой черед проявлять беспокойство, – а шумы? Шумы кто будет делать?
– Оркестр. Пьеса такова, что специальных эффектов не требует, там все действие в комнатах происходит. Опять придется просить у градоначальника арфу, но это не проблема. Если вы, конечно, согласны.
– Я же двадцать лет не выходил на сцену, – выразил сомнение новый актер труппы.
– Неправда, – тут же осадили его. – Время от времени вы участвовали в любительских спектаклях. Но главное, ваш предыдущий опыт… я полагаю, что это как плавать: один раз научившись, уже никогда не разучишься. А уж вы играли на таких знаменитых сценах, и так играли, что о ваших ролях по сей день разговоры ходят. Так что готовьтесь, репетиция начнется через четверть часа.
