Костя перевернул еще один лист — тетрадь была разграфлена до конца года. Существовала даже такая графа, как „Итоги“, пока еще незаполненная. А вот дальше сходство со школьным журналом утрачивалось. После неподведенных еще „Итогов“ последовала страница, расчерченная пополам вертикальной линией. В самом верху страницы было написано одно только слово „Кактус“, а под ним в левом столбце стояли две фамилии: „Загорский Ю.А.“ (директор лицея — догадался Костя) и „Костров В.В.“. Соседняя страница тоже была расчерчена тем же способом, но озаглавлена по-другому: „Митя“. И там стояло два имя с левой стороны: „Алик“ и „Лидочка“. Вот и все. Больше ничего в тетради не было написано. Костя пролистал ее до конца. Открыв предпоследнюю страницу, он обнаружил еще самый обычный чистый почтовый конверт. Внутри лежало то ли письмо, то ли какая-то записка.
Костя на мгновение остановился. Что-то было нехорошее в том, что он изучает журнал чужого человека, и Костя это хорошо понимал. Но было уже поздно. А вдруг именно в этом конверте таилась разгадка исчезновения Глобуса? Костя открыл конверт и вытащил сложенный вдвое листок на Божий свет.
Развернув его, он прочел следующее:
„Дорогой Митя, если ты хочешь, чтобы исполнилось то, что я тебе обещал, приходи завтра на наше место, как мы договаривались.
В.В.К.“
То, что это сделано не на принтере, Костя сразу понял. Уж больно буквы корявые и скачут туда-сюда. Пишущая машинка! Но что все это значило? Куда приходи? Что было обещано? И когда было это „завтра“? А вдруг как раз в тот самый день, когда пропал Глобус? Да-а, это уже что-то. Костя аккуратно убрал письмо в конверт. Положил его в тетрадь, а тетрадь, упаковав, как и было, в пакет, сунул за пазуху. Есть над чем подумать. А вот что дальше делать?
За ужином, как бы невзначай, Костя спросил отца:
— Пап, а правда, что за пропавшего Митьку Ежова теперь выкуп в сто тысяч долларов требуют?
Отец замер с куском бутерброда во рту.
— Кто сказал? — спросил он, опомнившись.
— Да ладно, весь лицей уже знает. Виктор Викторович сокрушенно покрутил головой.
— Ничего не утаишь. Говорят, просят, Костя. Даже не говорят, а и правда просят.
— А кто ж его похитил?
— Ты меня спрашиваешь? — удивился папа.
— Ну, ты как думаешь? — не отставал Костя.
— Я никак не думаю. Пусть лошадь думает — у нее голова большая. А у меня дел много. Кто-то, наверное, из знакомых его отца. Из плохих знакомых, конечно. А может, и просто по наводке действовали. Узнали, что отец у него преуспевающий торгаш, то есть бизнесмен, ну и наехали.
— Виктор, — вмешалась мама, — ну ты послушай себя, как ты говоришь: "Лошадь думает, наводка, торгаш, наехали". Ты же преподаватель,
— Да никакой я не преподаватель! — вдруг взорвался папа. — Я биофизик, и ты это знаешь. И у нас в лаборатории, между прочим, научной, еще и не так говорят. А я вообще часто матом ругаюсь. Так что, ну все к дьяволу! Пейте здесь чай, а я пошел телевизор смотреть.
Он встал из-за стола и ушел в комнату. Мама ничего не сказала, только побледнела и улыбнулась уголком губ.
Костя сам налил себе чаю, а потом и маме.
— Ну, как твой клуб? — мама неожиданно сменила тему. По ее тону он понял, что ничего хорошего его сейчас не ожидает.
— А что? — осторожно спросил Костя.
— А то, что ты нас обманываешь.
— То есть как?
— Да так, что сегодня ты там не был. Ведь так?
Костя молчал и чувствовал, как краснеют его щеки.
— Что ж ты молчишь?
— Ну, не был.
— А где был?
— Сначала гулял с собакой. Потом играл в футбол.
"Вот черт! И как она только узнала? Ей бы только в милиции работать, как папа иногда говорит".
— Может, тебе лучше пойти в какую-нибудь футбольную секцию, если твой клуб тебя больше не интересует?
— Да нет, я только сегодня, — пробурчал Костя, пряча глаза в чашку.
— Ну, смотри… Только если ты будешь и дальше нам так врать…
— Ну, не буду, не буду, — заспешил с уверениями Костя.
— Смотри.
Чай они допивали в молчании, и, поскорее доглотав его, Костя поспешил сесть за уроки.
Но и тут не было покоя, видно, такой уж выпал день. Сначала выполнить домашнее задание Косте мешали его же собственные мысли. То он ломал голову, как мама прознала о том, что он не ходил в клуб скаутов. То он начинал думать о Митькином журнале и гадать, куда пропал Глобус? Теперь-то Костя уже склонялся к тому, что Митьку все-таки похитили. Очень может быть, что как раз тот человек, который прислал ему эту записку в конверте. Кстати, непонятно, как эта записка попала Глобусу в руки, адреса-то никакого на конверте нет. А если так, то кто подкинул им сегодня в почтовый ящик другую дурацкую записку, набранную на компьютере? Может, простое совпадение?
Наконец Костя придвинул к себе задачник по алгебре и попытался прочесть условия задачи.
Скрипнула дверь. Все двери в доме Костровых вечно скрипели, отец забывал смазывать петли. Порой только мама подливала туда подсолнечное масло.
— Костя, — в комнату вошел отец, — ты моего ежедневника не видел?
— Чего? — не понял Костя.
— Ну, книжка такая записная. Большая, толстая, зеленая. Еще сбоку на страницах "Вэ Вэ Ка" написано.
— Не видел, — буркнул Костя. — Погоди! Что сбоку написано?!
— Вэ — Вэ — Ка, — отчетливо и раздельно повторил папа, глядя с надеждой на Костю. — Мои инициалы. Виктор Викторович Костров. Зеленый такой еже… А что это ты такой зеленый? Что случилось? Голова не болит?
— Ничего у меня не болит, — опять буркнул Костя. — Не видел.
— Ну ладно… Куда это его мама запропастила? Убрала небось. Вечно эти уборки, после них не найдешь ни черта…
Недовольно бормоча себе под нос, отец удалился.
А Костя так и просидел в ступоре еще с полминуты. Потом медленно отвернулся и уставился в окно. Только и окна он теперь не видел.
"Вэ Вэ Ка, — крутилось у него в голове, — ВэВэКа".
"Это как же так? На отцовском еженедельнике Вэ Вэ Ка и в записке у Глобуса Вэ Вэ Ка… — Костя быстро выдвинул верхний ящик письменного стола и достал Глобусов журнал. Нашел конверт. — Ну да, точно! Вэ Вэ Ка! Что же это значит?!"
Он боялся даже предположить, что это значит. Только чувствовал, что ему нехорошо, так нехорошо, как еще не было никогда в жизни.
Вновь скрипнула дверь. Костя лихорадочно схватил со стола Митькин журнал с запиской и как попало запихал их в стол.
— Ты чем тут занимаешься? — послышался подозрительный мамин голос.
— Уроки учу, — выдавил из себя Костя. Он так испугался, что его даже немного мутило.
— Да ты глянь, глянь на него, — в комнату опять просунулся папа, — зеленый весь. Ты лоб у него пощупай. Не заболел ли?
Мама подошла и прикоснулась губами к Костиному лбу. Он не стал отшатываться.
— Нет, температуры вроде бы нет, — озабоченно сказала она. — А голова не болит?
— Болит немного, — Костя словно ухватился за брошенный ему спасательный круг.
— Может, полежишь?
— Не знаю. А уроки?
— Отдохнешь и сделаешь или завтра встанешь пораньше. Что ты с больной головой нарешаешь?
— Ну ладно, — Костя встал из-за стола, — только ты меня подними.
— Подниму, подниму. Ложись.
Костя лег поверх покрывала. Родители вышли из комнаты, но мама почти тут же вернулась и укрыла его пледом. Еще раз поцеловала в лоб, а он ее в щеку.
— Ты что, плачешь? — тревожно спросила мама.
— Не-ет, — возмущенно ответил Костя. Он и не думал плакать.
— Ну полежи, может быть, уснешь. Мама опять вышла из комнаты и тихо притворила за собой дверь.
— Перезанимался, наверное, — услышал Костя приглушенный отцовский голос. — Нагрузка в лицее все-таки очень большая.
— Наверное, — согласилась мама. — Может, не надо было его туда переводить?
Теперь их голоса звучали согласно и по-доброму. Сразу стало тепло. Никто не ругался, не гремел посудой, не хлопал дверьми. Тихо и тепло. "Всегда бы так", — подумал Костя.
Вот только в его душе места покою больше не было. "Уснешь", — сказала мама. Уснешь тут, когда в голове такой сумбур, что даже мысли спутались в единый клубок, как змеи в гадюшнике. Неужели автор этой записки — его отец? Не может быть! Что за тайны у него с Глобусом? Какие у него могут быть с Глобусом тайны? И все же. И все же…
Костя не мог найти толкового объяснения только что открывшемуся факту. Он прислушался, тишина царила в квартире. Лишь в комнате у родителей тихонько вещал телевизор; "Наверное, оба там сидят", — подумал Костя. Осторожно, стараясь не скрипеть, он поднялся с постели и подкрался к письменному столу. Опять вытащил тетрадку. Теперь она лежала на самом верху, не успел спрятать. Записка помялась. Он расправил ее, положил в ящик и так же тихонько вернулся в постель. Что же делать?
