Олег слушал, как отрывок из приключенческой книжки. Не верилось, что всё ЭТО было в жизни у старика, сидящего напротив — пусть похожего на Одина, могучего, но самого обычного! А Князь негромко продолжал:
— Да… За войну-то нас из Марфинки без малого три сотни ушло. И я, и Верка, и дед твой, мой братан — брат двоюродный, значит… А вернулись, Олега — тридцать пять человек. Я эту цифру крепко запомнил. Тридцать пять, из них шестеро и десяти лет не прожили… Крепко подрубил нас немец… Ну ещё, слава Богу, с дюжину чужаков прибилось, вроде Сеньки моего. А то б не вытянули деревню. Оттого и обидно иной раз было — после войны смогли её удержать, а в мирное время погибла, обезлюдела… Вот думаю — умру когда…
— Зачем? — нахмурился Олег. — Ерунду-то…
— Да какая ж это ерунда, — спокойно отозвался Князь, — это жизнь. Вечной её ни у кого не бывает. Умру, да не страшно умирать-то. Обидно, что пустое место останется. Жил тут, с людьми дружба и вражда была, сам на отшибе, а всё ж таки — марфинский… И вдруг — пусто будет. Ночью иной раз увидится, что уж совсем запустела деревня, хожу по улицам, людей по именам выкликаю, зову — а в ответ тихо — в поту просыпаюсь…
— А почему так получилось? — продолжая хмуриться, спросил Олег. — Ну, деревня — она почему опустела?
— Неперспективной признали, — развёл руками Князь. — Молодёжь разъезжаться стала, вот в начале 70-х официально и признали: нет у Марфинки будущего… Иной раз думаю — будь жива Верка — так по-другому повернулось бы. Молодёжь ведь почему разъехалась? Не удерживали её, наоборот — подначивали, поощряли «мир посмотреть»! А какой там мир, если родины нет за спиной?
— А тётя Вера тут при чём? — не понял Олег. — Она же была директором школы?
— Такая история… — Князь посмотрел на часы-ходики на стене: — Э, да тебя завтра не поднимешь? Ну-ка — спать!
— Князь, пожалуйста! — завопил Олег. — Это же так интересно! Родные корни! Возвращение к земле! Наше культурное наследие! Подростки наконец-то потянулись к прошлому, а ты эти тянущиеся ростки топчешь своим равнодушием! Ну расскажи, и я сразу спать!
— Ой, ладно, визгун! — замахал руками Князь. — Слушай, быть так!…
В войну оказался у нас председателем человечишко один, Изот Моржик. На фронт он не попал по болезни — поговаривали, купил он себе эту болезнь, но тут я точно не знаю, врать не буду. И как-то так он дело повернул, что и после войны на том же посту остался. Умел он для кого надо хорошим быть, а на колхоз, на Марфинку всю, смотрел, как на… ну, место что ли временное. Как паучок — сосал потихоньку соки, тянул, взяточки развозил, на собраниях выступал… Да всё так гладко, так аккуратно. Кто его краем знал — и подумать не мог, что гнилой он, нечистый. А близко-то его и не знал никто почти. Ну тут как раз Верка из города вернулась, институт она там кончала. Осталась жить. Замуж за нашего же, за фронтовика, вышла, только не зажился он — обычная история, я говорил уж. Дочь только ей и оставил. А к концу 50-х Верка уж директором была! По тем-то временам директор он кто — он второй, а то и первый человек в селе. И начала она, что ни собрание, с Изотом сражаться — куда там Полтава с Бородином! Он ей слово — она ему десять, боевая ж была! А уж потом-то и впрямую грозиться начала: мол, вижу я, ты тут уселся в деревне, как этот… фе… фа…
— Феодал? — подсказал Олег.
— Да, феодал, боярин какой, мол, всё тут для тебя, а о том, чтобы людям жизнь налаживать, чтоб молодёжь удержать — не думаешь! Тут вроде его правота была — тогда часто поощряли, поддерживали, чтоб молодые уезжали. В те времена — всё больше на целину, на севера, потом — на БАМ… Изот Верку и так и сяк свалить хотел. Жалобы на неё писал, комиссии в школу организовывал. А она всё своё: «Не затем мы родину защищали, чтоб она запустела, вымерла!» и не свернули её — ни в районе, ни в области. А нашим-то она больше по душе была, чем Изот. Как в 63-м Хрущёва — слышал, наверное? — турнули, так его защитникам, Изотовым-то, кого он задабривал да умасливал, не до него стало. Тут Верка под него мину и подвела: на очередном отчётном собрании погрозилась свою кандидатуру выставить! А по тебе — говорит — дезертир, ворюга — тюрьма плачет! Изот, рассказывали, аж с лица спал… да вот так получилось, что перед тем собранием попала она с дочкой в аварию…
— И что, никто не догадался?! — подскочил Олег. — Ой, блин, ну вы дремучие, как Шервудский лес! Да этот Тюлень… Моржик, то есть, тётю Веру и убил! Нанял киллеров…
— Да какой киллер, — вздохнул Князь, — шоферюга пьяный, даже не наш — временно его прислали, на работы. Он тут и не знал никого, кроме продавщицы в сельмаге… Нет, милиция разобралась. Несчастный случай, как есть… А Изот как на пенсию вышел — так и отчалил куда-то со своим семейством. А после него председатели, как облака менялись — пыхнул ветер, и нету. Тут уж и вообще никому ни до чего стало… Ну, давай спать. Завтра надо нам Чёртов Откос посмотреть, говорят, там опять овраг пополз…
…Впервые за последние восемь дней Олег ворочался на раскладушке, пытаясь уснуть. А когда уснул — ему снилось что-то смешанное из войны, погонь-боевиков и старых, ещё советских, фильмов — во всей этой мешанине он принимал самое живое участие.
Денёк с утра выдался пасмурным, хотя и тёплым — как бы напоминание о том, что хотя и лето на дворе, но лето бывает разным. Покачиваясь в седле, Олег созерцал хвост Тумана, на котором ехал Князь, и лениво думал, куда ему отправиться сегодня после объезда. Может, всё-таки сгонять в Марфинку? А то смех — больше недели тут живёт, ни разу толком не был.
— Прикольно, — сказал Олег вслух. Князь, не оборачиваясь, спросил:
— Чего там у тебя?
— Да вот, — мальчишка поправил ремень двустволки 16-го калибра, — я как сюда приехал, так вроде в какое волшебное царство попал. Где время остановилось или вообще назад повернуло. Приеду в Марфинку, а там какой-нибудь управитель рязанского князя всем заправляет. А Воронежа и вашего Фирсанова вообще нет.
— Всё может быть, — загадочно ответил Князь. Так ответил, что Олег засмеялся — специально чтобы прогнать жутковатое ощущение:
— Да ну, туфтянка… Кругом всё-таки жизнь, а не сказка.
— А сказки — это и есть рассказы про былую жизнь, — по-прежнему не оборачиваясь, ответил Князь. — Тем более — в таком лесу. Этот лес, Олега, древнее не то что Киевской Руси. Он всех нынешних народов древнее. Сейчас, конечно, кусочки сохранились. А было время — лес от океана до океана стоял, без края. Кусочки нынешние это помнят — время, когда лес всему головой стоял, а люди, прежде чем войти в него войти, позволения спрашивали, да с поклонами, да с подношениями. Я в этом лесу, считай, всю жизнь прожил. И такое видел, что и рассказывать зарёкся — на смех поднимут, скажут, Князь ума лишился под старость! Да что далеко ходить — Чёртов Откос, куда мы едем. Тамошние дубы Мамая помнят. А уж мои-то войны для них вчера были. Кто я перед ними — несмышлёныш…
— Всё-таки деревья — это не люди, — возразил упрямо Олег. — У них ни памяти нет, ни привязанностей, ни желаний никаких. Если что и видели — не расскажут. Если бы рассказать или показать могли, тогда другое дело… Я вот вчера думал опять — машину времени бы сейчас! Столько бы можно было посмотреть!
— Только и посмотреть, не поменять? — полюбопытствовал Князь.
Олег со знанием дела разъяснил старику:
— А менять ничего нельзя. Вот например попаду я в прошлое. Убью… ну, Гитлера, ещё когда он молодой был. Спасу миллионы людей. Но ведь из-за этого всё по-другому пойдёт! Может так случиться, что мои дед и бабка не встретятся. И меня не будет. А если меня не будет — кто Гитлера убьёт? Получается, что ничего не поменяешь, просто не выйдет.
— Но тогда камень вместо сердца надо иметь, — сказал Князь. — У тебя на глазах жечь и убивать станут, а ты не мешайся. Так, что ли?
Олег задумался. Такое ему не приходило в голову. И найти ответ мальчишка не успел: Князь вдруг приподнялся в стременах и неспокойно бросил:
— Машинным дымом пахнет. Ну-ка, давай галопом — кого в эти места занесло?…
…Чёртов Откос появился не благодаря чёрту, а людскими стараниями. Чёрту и в голову не пришло бы никогда — добывать песок в лесу, а вот людям пришло. Но песок оказался некачественный (Олег долго думал, а какой же песок «качественный»?!), раскоп забросили, он благополучно разросся в овраг, к которому вела через лес от Марфинки еле заметная дорога. Дальше расползаться оврагу мешали деревья — нависая уже над самыми склонами, они тем не менее своими мощными корнями удерживали почву даже весной, когда овраг превращался в настоящую речку, а с откосов неслись потоки талой воды. Олег уже знал, что эти места нередко посещали туристы, находившие в овраге какую-то «прелесть дикой природы» и «первозданность» (?) — и не понимал, что так забеспокоился Князь. Но послушно пустил своего коня в галоп за лесниковым, умело пригнувшись к конской шее и сведя плотнее колени. Появились и поскакали рядом оба кавказца.
