Наступила ночь с третьего на четвертый день. Денис по обыкновению лежал еле живой, а Александр и Виктор еще держались.
— Витя, ты слышишь меня? — одними губами прошептал Сащенко.
— Слышу. Пить хочу.
— Так попей. Море кругом. А есть ты хочешь?
— Не издевайся, это не смешно, — отозвался Виктор.
— Я не издеваюсь, я говорю как никогда серьезно, — сказал Саша.
— Ты что, нашел наживку?
— Нет. Слушай меня внимательно. Мы с тобой самые крепкие, нам надо выжить. А выживает, как ты знаешь, сильнейший.
— И что ты предлагаешь? — спросил Витя, смутно догадываясь о том, что именно хочет предложить Сащенко.
— Мы уже четыре дня носимся с ним, — Александр кивнул на Дениса. — Какой нам от него прок? Он съел часть рыбы, хотя ее могли съесть мы, он не ловит медуз, только ест и все время лежит без сознания.
— Ты… ты сошел с ума, нельзя… нет, не надо… — в ужасе забормотал низкорослый Виктор.
— Витя, не дури. Посмотри на него. Мы с тобой наедимся до отвала и еще останется на несколько дней. К тому же из его кожи можно сделать наживку и поймать рыбу.
— На плоть человека ты только акулу поймаешь, — рассудил Витя.
— Как знать. Но то, что мы наедимся, это точно. Пойми ты, это закон природы. Или мы с тобой выживем, съев Пономарева, или погибнем все втроем.
Пышнограев задумался. Затем тяжело вздохнул и одним-единственным словом приговорил Пономарева к смерти:
— Давай.
От плота отломали деревяшку и воткнули ее в грудь Дениса. А для контроля свернули шею. Всю ночь и весь следующий день Сащенко и Пышнограев пировали, вспоминая, каким хорошим, хотя порою и капризным человеком был Пономарев. Худой вот только…
Александр с Виктором по очереди отгоняли от тела Пономарева роем круживших над плотом мух. Рыба не желала ловиться на наживку из человечины, и вскоре от несчастного Дениса ничего не осталось. Сащенко и Пышнограев снова перешли на медуз.
Однажды ночью, когда плот размеренно качался водой, а небо было чистым и звездным, место Пономарева занял Пышнограев.
С тем же мотивом — «выживает сильнейший», Сащенко обгладывал теперь косточки Виктора. Пышнограева хватило на два дня. Могло бы хватить и дольше, если бы не мухи и жара.
Сбросив то, что осталось от Пышнограева, в воду, Александр вдруг почувствовал непонятную тревогу.
Сащенко начал терять сознание, у него уже были галлюцинации и искушение начать есть собственное тело, иногда возникало желание утопиться, но как-то раз, вечером, вдалеке показалось судно.
А со всех сторон плота совсем рядом виднелись большие плавники.
Это были акулы, почуявшие легкую добычу.
Кругом колдуны…
Отделался Александр, можно сказать, легко — акула откусила у него ногу. Она и ее братья с сестрами сжевали бы Сащенко, но подоспевшее судно спугнуло хищников, и моряк остался в живых. Корабельный врач перевязал ему культю и дал обезболивающее. После этого его напоили долгожданной пресной водой и уложили в свободную каюту.
Когда он проснулся и переговорил со спасителями, оказалось, что ветер относил его плотик не к берегу, а от берега, в сторону Турции.
Про съеденных товарищей Сащенко промолчал.
Спустя два дня корабль пришвартовался в Тихой Бухте.
Через некоторое время люди, купавшиеся на пляже Тихой Бухты, стали тонуть. Сначала несколько человек в неделю, потом около десяти в день. Одной девушке удалось выжить, и она сказала, что ее тянул вниз утопленник. Никто ей не поверил, все покрутили у виска и дружно решили, что у нее от страха помутился рассудок.
Но позже, в 1883 году, ровно через год после гибели корабля, в штиль, в полнолуние, в полночь, когда луна стала красной-красной, как бывает только на море, на сушу стали выходить утопленники из «Надежды». Они утянули под воду почти весь город. Уцелеть посчастливилось лишь тем, кто в это время был в отъезде. Когда утопленники тащили людей в море, они говорили, что «на дне моря будет жизнь».
Александра Сащенко тоже чуть не утянул в море его бывший сотоварищ, но ему удалось отбиться по одной простой причине — в море он не желал ступать ни ногой (тем более она у него осталась одна), он отбивался от утопленника так остервенело, что от того ничего не осталось. Впрочем, была еще одна причина — его тянул на море съеденный им Пономарев. Труп Пономарева он узнал бы из тысячи.
Под ногами утопленников и живых людей бегал трупик щенка Гоши, с его шерсти стекала вода, собачка хватала всех за штанины и тянула в море.
Потом Сащенко от увиденного сошел с ума и выбросился с маяка, но это другая история.
Затянув почти всех жителей городка в море, утопленники больше не появлялись и не давали о себе знать. Постепенно Тихая Бухта вновь заполнилась людьми, а события более чем вековой давности понемногу забылись и превратились в местную легенду.
И вот тридцать лет назад в Тихой Бухте снова случилась беда, когда теплоход «Чайка» врезался в причал, и после этого опять утопленники начали утаскивать людей на дно. И трагедия «Чайки», и гибель «Надежды» произошли в ночь с двенадцатого на тринадцатое июня. И погода в ночь, когда погибли суда, была одинаковая. Точно такая же погода, как сегодня, стояла тогда, когда утопленники с «Надежды» вышли на сушу. В общем, история повторилась…
Я выслушал рассказ отшельника и сидел, потрясенный. На Тихую Бухту наложено какое-то заклятье, или я даже не знаю, как это можно назвать. Да, скорее всего, заклятье.
— Ужасная история, — произнес я, сделав глоток уже остывшего чая. — И это правда было? Сащенко съел своих друзей? Он людоед. Я бы никогда не смог съесть человека. Да и сырую рыбу тоже.
Старик усмехнулся.
— Это ты говоришь сейчас, а если бы пережил кораблекрушение и плавал в открытом море на плоту? Если бы ты умирал от голода и жажды? Что бы тебе оставалось делать? Захотел бы выжить, не только сырую рыбу съел бы, но и человека. Никогда нельзя зарекаться, мой мальчик. Никому не хочется умирать.
— Да, наверное, вы правы.
Я допил чай и поднялся с табуретки. Пора и честь знать. — Огромное вам спасибо, что вы меня спасли. Не знаю, как мне вас и благодарить, но мне пора идти. На суше мои друзья… — Я осекся. — Ой, мама родная, утопленники затащили Кристину и Лешу в воду… Это мне так повезло, а им-то вряд ли. Нас тащили разные покойники. У моего все руки были объедены крабами, а ее тянул другой.
Вдруг доброе лицо старика стало каменным и властным. Он приосанился и теперь свысока на меня взирал. Я поежился.
— Рано торопишься. Сядь на место и не перечь мне! — приказал он, толкнув меня назад. Я приземлился на табуретку, с которой только что встал. — Неужели ты такой наивный и думаешь, что я тебя просто так отпущу?
— А зачем я нужен вам, отшельнику?
Дед зловеще рассмеялся, так что от стенки посыпались камешки.
— Глупец! — припечатал старикан и взмахнул рукой.
Неожиданно одна стенка разъехалась в противоположные стороны, открыв тщательно замаскированную комнату. В ней стояли столы, на них горели свечи, лежали черепа, карты. На стенах висели сухие травы и чучела животных.
— К тебе прикоснулась смерть, — говорил дед, подходя ко мне. — Ты был в двух шагах от смерти. Если бы не я, ты стал бы утопленником. Теперь ты в моей власти. Я сделаю из тебя живого утопленника. Ты сможешь жить и среди утопленников, и среди людей. Ты представляешь, что это мне дает? Ты будешь ходить по морскому дну, там, куда не может заплыть ни один водолаз и где не проплывет ни один батискаф. Ты станешь моим подводным рабом…
— А это вы видели? — заявил я, продемонстрировав спасителю классную комбинацию из трех пальцев. — Размечтались. Вам уже давно пора о душе подумать, а вы несете какую-то ахинею. Тоже мне искатель сокровищ нашелся. Уже давно все сундуки с золотом подняты на сушу. Наверное…
Дед словно не увидел мою изумительную дулю и удивился:
— Разве ж можно быть таким болваном? Золото мне и задаром не нужно.
— А что же вам надо? — поразился я.
— Мне нужны свитки с самыми сильными на земле заклинаниями. Они похоронены в сундуке во впадине со стороны Румынии.
— Я не понимаю, — сказал я. — Румыния-то тут при чем?
— При том, что из Румынии, как ты помнишь, плыло затонувшее в 1882 году судно «Надежда».
— И что? — все еще не врубался я.
— Да то, что оно затонуло, а вместе с ним и сундук со свитками, которые румынская колдунья Марианна хотела передать мне. Но «Надежда» утонула, а вместе с ней и свитки. Бесценные, совершенно незаменимые свитки с заклинаниями и обрядами. Когда станешь рабом, ты пройдешь по последнему маршруту «Надежды» и отыщешь мой сундук.
Моя челюсть так и отвисла.
— Так вы колдун? Сколько ж вам лет?!
— Двести пятьдесят, — пожал плечами старик. — Я еще молодой.
