Глеб Анфилов
ФИЗИКА И МУЗЫКА
Государственное Издательство Детской Литературы Министерства Просвещения РСФСР МОСКВА 1962
Нынешние любители музыки — баловни судьбы. Долю ли включить радио или поставить пластинку на проигрыватель! Если есть желание — иди в оперный театр, в концертный зал или сам учись играть. Каждый малыш, имеющий способности или хотя бы энергичных родителей, поступает в музыкальную, школу. А ведь каких-нибудь сто лет назад симфонический оркестр был праздничной редкостью. Триста лет назад люди не имели еще представления о рояле. Четыреста лет назад никто не знал того, что мы называем скрипкой.
И все-таки музыка звучала — и пятьсот, и тысячу, и десять тысяч лет назад. Испокон веков наша земля была гигантской музыкальной мастерской и концертной эстрадой. В любой глуши человек пел, играл, выделывал то, что свистит, гудит, гремит. Это было нужно как воздух, ибо музыка помогала ему в труде, украшала радость, облегчала печаль. Музыка сближала, роднила, объединяла людей.
...В Африке, среди камышовых хижин, затерявшихся в джунглях, — шествие, завершающее удачную охоту. Песни — как победные кличи. Заливисто гудят тростниковые флейты и дудки, свиристят папуасские свистульки — пустые кокосовые орешки с дырочками, трещат бамбуковые нити струн на луках и долбленых деревянных гуслях. В остром, деловитом ритме рокочут примитивные барабаны — древнейшие инструменты всех стран. Замысловатую шляпу вождя венчает что-то похожее на современную погремушку. Он с достоинством потряхивает головой. Только вождям разрешено иметь такое.
А на Борнео, в рыбачьем поселке, — свадьба. Тихий напев плывет над морем. Медленно и мерно, в такт с ударами волн, вторят ему звонкие кованые гонги. Но вот кто-то взмахнул рукой — и все переменилось. Лихо бренчат бубны с ракушками и сушеными рыбьими головами. Стройная, тонкая девушка пустилась в задорный танец. На ногах и руках звонко громыхают цепочки и браслеты с бубенцами. Символ тюрьмы — кандалы—обернулся веселой, звенящей пляской!.
Весело и в старой Москве на масленице. Весну-красну встречают гуслями, гудками, свирелями. Весело и в китайской деревушке. С колоколами, тарелками, древними щипковыми пипами и смычковыми хуцинями движется красочная процессия на первый посев риса.
Музыка всюду. Без нее нельзя. По старинным верованиям, она не только услада, но и причина событий. Она способна вызвать солнце и утопить хлеб в дождях, она-де принадлежит богам.
...В полумраке пещерный храм. Чуть мерцают светильники.
Люди молча входят и падают ниц на холодный пол. Появляется священнослужитель. Приставляет к шее две желтые трубы, затягивает молитву, и... люди вздрагивают! Нет, это не человеческий голос! Грозным, противоестественным хрипом звучит напев. Дрожит и клокочет, отдаваясь в гулких сводах, ввергает душу в ужас... Что же происходит?
Испытываются трубы ниастаранга. Звук возбуждает паутина, искусно скрытая в широких мундштуках. В мундштуки не дуют. Они прижимаются к шее, и, когда человек поет, паутина резко дребезжит. Мало музыкального, но зато страшно, что и требуется для укрепления послушания доверчивой паствы. Это — старая Индия.
На другой стороне земли, в Австралии, тоже молятся. Впереди шествия идолопоклонников — колдун. У него в руках божественная чуринга - нечто вроде пращи на длинной палке. Колдун выкрикивает заклинания, вертит чурингой, и визгливым воем, шипением, свистом оглашается все вокруг. И гнутся спины людей, боязливо опускаются глаза. Чуринга — голос бога. Чуринга — табу! На нее нельзя даже смотреть, иначе — смерть.
Еще бы не табу! Когда какой-то смельчак — местный стихийный материалист — решился-таки тайком разглядеть волшебную чурингу, раскрылся ее нехитрый акустический секрет. Она оказалась простым глиняным горшком — нечто вроде нынешней гуделки, которую продают на базаре на забаву ребятишкам. Летит, как праща, горшок, и в нем свистит воздух.
Каких только не делают музыкальных инструментов! Как разнообразны они у разных народов в разные времена!
Вот, к примеру, во многих странах полюбившиеся волынки — свиные пузыри с воздухом, унизанные дудящими трубками; английские трумшейты — «морские трубы» в виде громадной виолончели с дребезжащей подставкой для струн, странная принадлежность военных кораблей и... женских монастырей; повсеместно распространенные варганы — железные «язычки», которые вставляются в рот. А как любопытны эоловы арфы — ящики со струнами, которые возбуждаются не руками музыканта, а порывами ветра. Или трубы серпенты, похожие на громадных извивающихся змей.
Идет в дело все, что под руками, испытываются бесчисленные способы извлечения звуков.
И в течение тысячелетий не прекращается отбор лучшего. Народные инструменты неузнаваемо преображаются, обретают рациональные формы, набирают силу и красоту звука. И именно из них вырастают постепенно наши нарядные и звучные современники — инструменты симфонического оркестра. Если читатель ленинградец или думает побывать в Ленинграде, он может собственными глазами и ушами проследить этот знаменательный процесс, посетив богатейшую выставку музыкальных инструментов при Институте театра и музыки.
Что проще всего в симфоническом оркестре? Пожалуй, дирижерская палочка. А после нее — флейта. Эта нехитрая трубка с дырочками прочно вошла в музыку. Ее тонкий голосок прост и хорош.
Нынешняя флейта — франтиха. Элегантно сверкают ее клапаны и рычажки. К тому же она весьма благородная персона: ни один инструмент не делают из золота, а ее иногда делают. Впрочем, золотая флейта — каприз богачей. Материал для нее годится любой: и дерево, и глина, и слоновая кость, и металл - чаще всего, как подсказал многолетний опыт, сплав меди и никеля или марганца, олова и цинка.
А первая флейта, вероятно, была сделана из тростника.
В неведомой глубине тысячелетий гениальный питекантроп сломал своими волосатыми ручищами тростниковую палочку и дунул в нее. Раздался свист. Низколобое лицо озарилось улыбкой, ибо то было новое физическое открытие, очередной шаг едва пробудившегося разума в познании таинственного мира вещей и событий. Наверное, так же радуются обитатели современных детских садов, открывая приятную возможность свистеть в дверные ключи.
Никто не знает, сколько времени прошло до следующего открытия — дырочек. Вернее всего, первым их проел какой-нибудь жук-короед, а пещерные люди подметили достоинства дырявого инструмента и решили делать его самостоятельно, без услуг жука. Ветер подул — засвистела тростинка. Дуешь сам да перебираешь дырки пальцами — получается не хуже стрекотания цикад в ночном лесу.
Потом конец трубки увенчало свистковое устройство — вроде тех, что красуются в наши дни на милицейских свистках. Это сделал уже настоящий изобретатель — нужна была немалая выдумка для такой новинки. И она укоренилась на тысячелетия.
Свисток, ствол с шестью отверстиями, небольшой раструб — в таком виде старинная дудка гуляла по странам Древнего Востока, веселила людей на базарах, пела на свадьбах. На горбах верблюдов в караванах, на разукрашенных финикийских кораблях добралась до Египта, попала в Грецию и Рим. По пути много раз меняла свое имя, длину, форму. И уже в Европе XVIII века люди дали ей окончательное название: «продольная флейта»,
Но это было печальное крещение. Вслед за ним состоялись похороны. Едва получив последнее имя, продольная флейта зачахла и исчезла из симфонического оркестра. Сейчас о ней вспоминают лишь, если хотят восстановить колорит старинных звучании. Словом, в оркестре продольная флейта не могла конкурировать со своей младшей сестрой — поперечной флейтой, той самой, что с почетом дожила до сегодняшнего дня.
Есть в Киеве замечательный памятник старины — Софийский собор. Славен он не только архитектурой. В башне, ведущей на хоры, над лестницей, по которой некогда важно ступали великие князья Киевской Руси, в круглых медальонах нарисованы картины народного быта девятисотлетней давности, Глядя на медальоны, божий помазанник «узнавал» свой народ, не соприкасаясь с ним. И среди этих фресок историки нашли одно из первых в мире изображений поперечной флейты.
Музыкант держал ее перед собой не «вдоль», как ружье, а «поперек» — будто кукурузный початок, с которого обгладывают зерна. Никакого свистка на флейте не было. Передний торец был наглухо забит. Дул же флейтист в дырочку с острым краем, прорезанную рядом с торцом в стенке ствола. Как же додумались до этих перемен?
