Тамара Курдюмова - Литература. 6 класс. Часть 2

Как читатели вы давно освоились в мире приключений и стали активными участниками путешествий, сражений и неожиданностей, которые поджидали ваших героев. Конечно, пока это были приключения и путешествия, которые случались на страницах книг, в вашей фантазии. Их вам подсказали сами авторы, которым вы, наверное, благодарны за радость от встречи со смелыми и благородными людьми. В 6 классе ваши приключения приобрели ещё больше сходства с реальными событиями: ведь в книгах этого раздела главные участники – ваши ровесники.

Но вам следует запомнить и ещё одну важную вещь: вы видите перед собой книги, которые написаны для ваших ровесников. Ведь «Робинзон Крузо», например, хотя и был написан для взрослых читателей, но потом его обработали для чтения подростков.

В XIX веке появилась детская и юношеская литература, встреча с которой и ждёт вас в этом классе.

Английский писатель Теренс Хэнбери Уайт – автор тетралогии[1], которая имеет общее название «Король былого и грядущего»: том первый – «Меч в камне» (книги 1-я и 2-я), том второй – «Свеча на ветру» (книги 3-я и 4-я). Это произведение фантастической литературы нашего века столь же популярно, как «Хоббит» и «Властелин Колец» Толкиена.

Книга создана на основе британских легенд и мифов и представляет собой сочетание фантастической сказки и реальной истории, живого юмора и трагических событий.

Старые предания, подсказавшие современному автору сюжеты и характеры, обстоятельства и события, образы героев и сведения об эпохе, вводят нас в мир, в котором рождались и утверждались требования кодекса чести рыцарей Круглого стола. Герои романов, созданных уже в нашем веке, совершают благородные поступки и свято соблюдают систему правил рыцарского поведения.

Небольшие фрагменты из второго тома тетралогии помогут вам познакомиться со знаменитым сэром Ланселотом – образцом чести, достоинства и доблести, галантности и способности спокойно идти на подвиг. В начале повествования он ещё подросток, затем восемнадцатилетний юноша.

Читатель всегда представляет рыцаря прекрасным внешне. Но Ланселот, образец рыцарской доблести, оказывается, был безобразен. Однако это не помешало ему воспитать в себе самые лучшие качества. Зеркал ещё не было, и первое представление о своём облике он составил по отражениям на выпуклостях шлема. Знакомясь с Ланселотом, мы вместе проследим, как подросток вызвал на бой всё то, что его не устраивало в самом себе. Внимательно понаблюдайте, как писатель, изображая далёкую и легендарную судьбу, затрагивает сегодняшние проблемы.

В замке Бенвика мальчик-француз разглядывал своё лицо, отражённое полированной поверхностью шлема. Шлем отливал на солнце упрямым металлическим блеском. В сущности, он мало чем отличался от касок, какие и поныне носят солдаты, – зеркало из него было плохое, но лучшего мальчику раздобыть не удалось. Он вертел его так и этак, надеясь получить общее представление о своём лице по различным искажениям, создаваемым выпуклостями шлема. Он хотел уяснить, что он собой представляет, и страшился того, что ему предстояло узнать.

Мальчику казалось, что в нём есть какой-то изъян. Всю свою жизнь, – даже став великим человеком и увидев мир лежащим у своих ног, – он ощущал этот недостаток: нечто, таившееся в самой глубине души, осознаваемое, постыдное, но так и не понятое. Не стоит и нам пытаться это понять. Не нужно из праздного любопытства ломиться в дверь, которую он предпочёл оставить закрытой.

Стены Оружейной, посреди которой стоял мальчик, украшали орудия войны. Последние два часа он без остановки крутил в воздухе пару гантелей (он называл их «грузиками») и пел сам себе песню без слов – равно как и без мотива. Ему было пятнадцать лет. Он только что вернулся из Англии, где отец его, Король Бан Бенвикский, помогал Английскому Королю в подавлении мятежа. Если вы помните, Артур намеревался созвать для Круглого стола именно юных рыцарей и приметил на пиру Ланселота, победившего в большинстве игр.

Ланселот, размахивая в воздухе гантелями и издавая бессловесный шум, напряжённо размышлял о Короле Артуре. Он был влюблён в Короля. Потому-то он и размахивал своими «грузиками». Он помнил каждое слово того единственного разговора, который состоялся между ним и его героем.

Когда они грузились на корабль, чтобы отплыть во Францию, Артур, поцеловав на прощание Короля Бана, окликнул Ланселота, и они вдвоем отошли в один из тихих уголков судна. Фоном для их разговора служили украшенные гербами паруса Банова флота, матросы на корабельных снастях, орудийные башни, лучники и чайки, похожие на хлопья свинцовых белил.

– Ланс, – сказал Король, – отойдём на минутку, ладно?

– Сэр.

– Я присматривался к тебе во время игр на пиру.

– Сэр.

– Похоже, ты победил в большинстве из них.

Ланселот скосил глаза к кончику носа.

– Мне нужны люди, искусные в играх, и побольше, чтобы помочь в осуществлении одной идеи. Не сейчас – после, когда я действительно стану Королем и в моем королевстве наступит покой. Вот я и подумал, может быть, ты согласишься помочь мне, когда подрастёшь?

Мальчик словно бы поёжился и вдруг поднял на собеседника вспыхнувшие глаза.

– Это касается рыцарей, – продолжал Артур. – Я собираюсь основать рыцарский орден – что-то вроде Ордена Подвязки, – который может противостоять Силе. Ты бы хотел присоединиться к нему?

– Да.

Король вглядывался в мальчика, затрудняясь понять, польщён ли тот, напуган или просто не хочет показаться невеждой.

– Ты понимаешь, о чём я говорю?

И тут Ланселот совершенно обескуражил Артура.

– У нас во Франции это называется «Fort Mayne» – «Сильная Рука», – пояснил он. – Самый сильный человек в клане добивается положения главы, а после этого творит, что захочет. Поэтому мы и зовём это Сильной Рукой. Ты хочешь положить конец правлению Сильной Руки, собрав воедино рыцарей, которые больше верят в правоту, чем в Силу. Да, мне бы очень хотелось стать одним из них. Но сначала мне нужно вырасти. Спасибо. Теперь же – прощай.

И они отплыли из Англии – мальчик стоял на носу корабля, не оглядываясь, ибо не желал выказывать того, что чувствовал. В ночь свадебного пиршества он уже влюбился в Артура и увозил с собою во Францию запечатлённый в душе образ блестящего северного короля, сидевшего за вечерней трапезой в блеске и славе своих военных побед.

За чёрными глазами, которые усиленно вглядывались в шлем, таился сон, виденный Ланселотом прошлой ночью. Семь столетий назад – или пятнадцать, если принять хронологию Мэлори[2], – человек относился к снам так же серьёзно, как нынешний психиатр, а сон Ланселота был сном тревожным. Не потому, что он означал что-либо, – ибо, что этот сон означает, мальчик и представить не мог, – потому, что он оставил после себя чувство утраты. Вот что ему приснилось.

Сначала Ланселот и его младший брат, Эктор Окраинный, сидели в креслах. Затем они поднялись и вскочили на коней, и Ланселот сказал: «Едем разыскивать то, чего не найдём». Так они и поступили. Но Муж Силы напал на Ланселота, и побил его, и сорвал с него облачение, и нарядил его в другие одежды, все в узлах, и заставил его ехать верхом на осле вместо коня. И так Ланселот выехал к источнику, которого прекраснее никогда не видывал в жизни, и сошёл с осла, чтобы напиться. И казалось ему, что нет ничего лучше на свете, как испить из того источника. Но едва только он потянулся губами к воде, она отступила. Она уходила вниз, и он не мог до неё дотянуться. Это бегство воды оставило в нём ощущение покинутости.

Артур, и источник, и гантели, которым предстояло сделать его достойным Артура, и боль в руках, уставших вращать гантели, – всё это смутно теснилось в сознании мальчика, пока он так и этак клонил шлем, держа его в ладонях, но голову мальчика занимала иная мысль – мысль о лице, отражённом в металле, и о чём-то, что, свихнувшись в глубине его духа, породило такое лицо. Он не был склонен к самообману. Он знал, что, как ни верти в руках морион[3], нового тот ничего не расскажет. Он давно уже решил, что, повзрослев и став настоящим рыцарем, изберёт себе прозвание, полное грусти. Его, как старшего сына, непременно положат в рыцари, но он не примет имени «сэр Ланселот». Нет, он назовёт себя Кавалером Мальфет – Рыцарем, Совершившим Проступок.

Насколько мальчик мог различить, – и, конечно, думал он, тому должна иметься причина, – лицо его было столь же уродливо, сколь у чудища из зверинца Артура. Более всего он походил на африканскую обезьяну…