И вот в 1927 году американец Пауль Козок, инженер-геодезист, летел на маленьком самолете над этой пустыней. Самолет шел низко. Путь был далекий. Пауль Козок отложил книжку, которую читал в дороге, и стал смотреть вниз. И вдруг он увидел…
Тут начинается главная тайна насков.
Он увидел, что «дороги инков» — вовсе не оросительные каналы, а линии, образующие рисунки. Вся пустыня оказалась покрытой рисунками, которые нельзя было рассмотреть с земли! Это были изображения зверей и птиц, пауков, каракатиц и даже одной обезьяны.
Козок увидел каракатицу (ее щупальца были перерезаны недавно проведенной автомобильной трассой), рыбу, напоминающую кита, гигантского паука, три странные, полустершиеся человеческие фигуры с коронами, с поднятыми руками, в длинных узких одеждах, и, наконец, изображение чудовища, похожего на сороконожку с огромной лохматой головой. Еще были длинные и абсолютно прямые линии, километров на двести, проведенные как по линейке, и совсем уже непонятные квадратные спирали.
Все это промелькнуло в его уме лихорадочно быстро, и он тот час забыл и спираль, и обезьяну, потому что перед ним была пустыня-картина, и он понял, что ничего подобного не видел ни один человек в мире. Кто изрисовал пустыню?! Кто мог рисовать это полторы тысячи лет назад? Для кого рисовали? Он предположил, что все эта картинки нарисованы не ради любви к графическому искусству. Они нарисованы с какой-то определенной целью[61].
Козок поспешил в Соединенные Штаты и немедленно сообщил о своем открытии. Ученые ринулись в пустыню насков.
Как? Слаборазвитый народ, земледельцы, жившие в глинобитных жилищах, не знавшие ни машин, ни каких — либо точных приборов, создали рисунки, которые и с помощью приборов-то мудрено начертить на таком расстоянии?
Было ясно, что рисунки потребовали огромного труда и множества опытных людей. Но ведь наски — очень маленькое племя! А может быть, им помогали соседи…
Некоторые предполагали, что пустыня исчерчена посадочными знаками. Не исключали, что рисунки и чертежи — дело рук пришельцев из других звездных систем. Полагали, что обитатели иных миров приземлялись именно здесь, на поверхности ровной пустыни. Таким образом, не кто иной, как именно наски, должны были бы стать гостеприимными хозяевами[62].
Но вскоре в пустыню отправилась местная учительница Мария Рейхте — она поселилась там, стала сопоставлять движение звезд на небе с рисунками на земле.
Она установила, что в определенные часы разные рисунки видны и с земли совершенно отчетливо. Скажем, в 6.15 можно увидеть обезьяну, а в 7.30 — паука, и так далее. Она применила очень сложные астрономические вычисления и пришла к выводу, что рисунки в пустыне — это гигантский астрономический календарь, на котором отмечено расположение светил в определенное время года и многое другое.
Час от часу не легче! Значит, наски прекрасно знали астрономию и математику.
— А может быть, это все-таки не наски? И если не звездные гости, то какой-то могучий и мудрый народ пришел в те края и начертил свою астрономическую карту?
— О, — говорят археологи, которые много лет собирали, склеивали и изучали черепки горшков, разрисованных насками, — посмотрите, как похожи рисунки на керамике на эти рисунки на земле. Нет сомнения, их делали люди, обладающие общим языком и одной системой образов.
Так, от пустыни, астрономии и математики история с насками опять вернулась к глиняному горшку.
Рисунки на глиняных горшках действительно были не просто узорами. Очевидно, в этих узорах и в самом деле был скрыт значительный смысл. Простой горшок заставил профессоров ломать голову над своей тайной.
Некоторые горшки сделаны в виде человеческих голов. Можно предположить, что это портреты кого-нибудь из племени насков.
Один такой горшок нарисован в самом начале этого рассказа. Лицо сурово и трагично, глаза смотрят в прорези черной маски, и губы плотно сжаты. На нем красная шапка, а поверх шапки намотана праща.
Может, это изображение трофейной головы, а может, портрет воина. Но может быть, просто любой наска, будь он художником, или жрецом, или просто земледельцем, всегда ходил при праще, чтобы в любую минуту отразить нападение коварного врага, ибо жили они в тревожное и опасное время.
Может быть, кто-то из племени, кто имел право посещать заветные места, приходил под вечер в эту пустыню, чтобы справить какой-то важный обряд — например, определить время сева или жатвы…[63] Он приходил, захватив с собой горшок, в котором могли лежать дары для демонов, и сидел в тишине пустыни, разговаривая со звездным небом и от звезд получая знания, столь нужные для его племени.
…Тихо спали нарисованные змеи, ящерицы и спруты. На кувшине, который житель деревни принес с собой, были такие же рисунки. Может быть, он нечаянно разбил кувшин и, должно быть, огорчился. А может быть, и нет, может быть, они никогда не огорчались, эти наски.
И прошло очень много сотен лет…
А когда ученые пришли в пустыню, они нашли не только начертания на земле, но и разбитый горшок, будто он разлетелся вдребезги только вчера.
Они подняли с земли черепки, держали их в руках и думали, что, наверное, это страницы книги, которая написана таинственным человеком из племени насков, что здесь есть слова и мысли и, может быть, клич радости, а может быть, сигнал бедствия.
Но что они написали, что поведали людям или богам своими рисунками, этого пока никто не знает.
В семнадцатом веке в Европе происходили всевозможные войны. Гражданская война в Англии, русско-шведские войны и Тридцатилетняя война.
А между тем в Европе в то же время начиналась еще одна долгая война. Но о ней сейчас мало кто знает, потому что тут воевали не люди, а вещи.
Это была великая война между фаянсом и фарфором.
Хрупкие белые чашки и блюда с портретами королей, вазы с рослого солдата и позолоченные ангелы и собачки, розовые пудреницы, солонки и подсвечники вели войну по всем правилам, и в военные действия вовлекались государства, кардиналы и короли.
Это была двухсотлетняя война.
И рассказ о ней мы начнем с, казалось бы, пустякового события: в Нидерландах, в городе Делфте, в один прекрасный день разбилась ваза.
Однако, прежде чем начать рассказ об этой невероятной войне, нужно запомнить, в чем разница между фаянсом и фарфором.
Фаянс и фарфор — ближайшие родственники.
Фаянс и фарфор делают из белой глины со всякими примесями. После обжига в глиняном теле фаянсовых вещей остаются поры, пропускающие воду. Чтобы вода не проходила, фаянсовую вещь нужно обязательно покрыть глазурью.
А в фарфоровое тесто добавляют специальные примеси, которые, расплавившись в печи, заливают поры глины, как жидкое стекло. Фарфоровое тесто вообще похоже по составу на массу, из которой делают стекло. Потому фарфоровая посуда воду не пропускает и без всяких глазурей. И, значит, у фаянса стекловидная масса — снаружи, как кожа; а в фарфоре образуется внутри, в самом глиняном теле. Вот и вся разница. И из-за нее-то и разразилась война.
1. Город мастеров
Мастер Кайзер, гончар из города Делфта, сидел у себя в мастерской, а перед ним стояли две большие одинаковые вазы.
Они были белые, как молоко. Они были округлые, как два яйца, которые снесла какая-то огромная заморская птица, каких нет в Нидерландах. Они блестели, как первый снег под солнцем. И на них были нарисованы синие диковинные цветы, и маленькие заморские птицы, и китайский дракон. И еще они были легкие.
Кроме того, вазы были абсолютно одинаковые, вазы-близнецы.
Мастер Кайзер смотрел на них не отрываясь и думал, что настал лучший день в его жизни.
Город Делфт думал то же самое, и горожане ни о чем другом не говорили — только о Кайзере.
Что Кайзер — самый великий мастер во всей Европе, потому что сумел сделать то, что никто не умел, хотя многие старались: он, мастер по фаянсу, сумел сделать настоящий фарфор и вазу из фарфора.
А в Делфте не было ни одного человека, который бы не знал, что за этим стоит. Фарфор, этот нежданный гость с Востока, появился в Европе давным-давно. Рыцари-крестоносцы, вернувшись из многолетних походов, из святых земель, привозили с собою золотое оружие, сверкающие перстни, ослепительную парчу, шелк и ковры. Но все эти сокровища померкли, не выдержав состязания в красоте с малыми белыми чашами, которые тоже привезли рыцари.
Чаши были легкие, звонкие, белоснежные, сквозь них проходил солнечный свет, и жители Европы, привыкшие к тяжелой глиняной посуде или к посуде серебряной, еще более тяжелой, признали чаши самым главным чудом среди всех чудес света. Европейцы просто помешались на фарфоре. Привезенный из дальних стран, фарфор стоил бешеных денег. За фарфоровую чашку платили столько золота, что оно не умещалось в этой чашке.
