Родившись в семье ремесленника-сукнодела около 1580 года, он прожил более восьмидесяти лет, почти не выезжая из Гарлема, который ныне гордится им, как Антверпен — Рубенсом.
Гарлем был в ту пору очень крупным промышленным центром, славившимся, между прочим, своим пивом. Но были у этого города и другие заслуги: в 1579 году Гарлем оказал героическое сопротивление испанским войскам. Художники были в нем многочисленны, а их процветающая гильдия имела характер клуба, где велись страстные споры между представителями различных течений. А кроме того, в городе этом жили и работали известные ученые, врачи, инженеры и даже полярные исследователи. Существовала в нем и особая «камера риторов» под красивым названием «Любовь превыше всего», где молодой Франс Гальс занимался философией, упражнялся в красноречии и поэзии.
Учился он у Карела ван Мандера, художника манерного, но выдающегося теоретика искусства, уже известного нам своими биографиями нидерландских живописцев, которыми, как почти единственным источником информации об их жизненном пути, он и заслужил признательность потомства. Приходится пожалеть, что у его знаменитого ученика не нашлось такого же биографа.
Мы знаем о Гальсе, что он был женат на простой крестьянке, не умевшей даже подписывать своего имени, что двенадцать его детей в большинстве тоже стали живописцами и что у него было очень много учеников, в том числе как будто и Броувер. Брат его, Дирк, тоже был известным художником. Данные, как видно, мало показательные для характеристики его личности. Мы знаем также, что Франс Гальс вел разгульную жизнь, много пил, был должен кругом и умер в крайней нужде, вызванной, по-видимому, не столько равнодушием сограждан к его искусству (хоть под старость он получал меньше заказов), как его богемным нравом и мотовством.
Искусство же его поразительно. Это как бы квинтэссенция живописи, и потому особенным блеском сияет оно в наши дни как свидетельство того, чем может быть и какую магию таит в себе великое изобразительное искусство живописи. Уже современник, ректор латинской школы Скревелиус, распознал эту магию в искусстве Франса Гальса, про которого писал, сравнивая его с другими художниками, что он, «обладая совершенно особой, необычной манерой письма, превосходит всех остальных, так как в его живописи заложена такая острота и жизненность, такая сила, что он во многих произведениях, кажется, самое природу вызывает на соревнование».
Отметим сначала одно его формальное, огромной важности достижение. В Голландии еще с предыдущего века были в моде групповые портреты бюргеров, входивших в различные цеховые объединения, стрелковые общества и т. д. Однако такие картины показывали нам людей, изображенных чисто статически: один возле другого, никак композиционно между собой не связанных и ничем ни внешне, ни духовно не объединенных. Попытки осмыслить по-новому групповой портрет имели место и до Франса Гальса. Но он первый разодрал на клочья застывшую схему, буквально взорвал ее своим динамизмом, наполнил групповой портрет единым внутренним содержанием и широко, гармонично развернул композицию в предельной свободе.
Так более ста лет перед этим в Италии Леонардо да Винчи разогнал одним взмахом апостолов, восседавших на бесчисленных «Тайных вечерях» его предшественников каждый сам по себе, безнадежно скованных в плоскостной и прямолинейной композиции, чтобы собрать их вновь уже на свою «Тайную вечерю», где в каждой группе рождается буря, волны которой то вздымаются, то замирают вокруг центральной фигуры Христа, и этим произвел в живописи грандиозный, жизнеутверждающий переворот.
Франс Гальс. Мулат. Лейпциг. Музей.Франс Гальс — прежде всего портретист, при этом чаще всего портретист бюргерского общества. Но он в то же время и подлинно народный художник, в чем нет противоречия, ибо, по слову Энгельса, «буржуазия в борьбе с дворянством имела известное право считать себя также представительницей интересов различных трудящихся классов того времени…»[11]
Он не вскрывает психологических глубин, не дает широкообобщенных образов, но как никто до него умеет запечатлеть мгновенное выражение лица, позу, улыбку, душевный порыв, создавая исключительно жизненные, незабываемые шедевры изобразительного искусства. Таков «Портрет В. Гентгейсена» (Брюссель, Музей), где непринужденность позы еще более подчеркивает властную самоуверенность этого умного и знающего себе цену богатого купца и благотворителя. Таков «Мулат» (Лейпциг, Музей), задорно смеющееся лицо которого и едва уловимая тоска так пленили многих, когда картина эта была выставлена в Музее им. Пушкина в Москве среди произведений искусства, спасенных Советской Армией и возвращенных германскому народу. Отметим еще «Малле Баббе» (Берлин, Музей) — неповторимая в своей острой выразительности пьяная гарлемская старуха с совой на плече — и «Цыганку» (Париж, Лувр), чье лукавство схвачено кистью художника во всей его очаровательной непосредственности. «Маленький рыбак» (Антверпен, Музей) — прелестнейший образ мальчика из народа, детски беспечного, но уже познавшего горесть нужды.
А в работах поздних лет гений его достиг нового, еще большего расцвета, подлинно сказочной виртуозности, как, например, в эрмитажных «Портрете молодого человека с перчаткой в руке», гордого представителя победившей буржуазии, и великолепнейшем «Мужском портрете», где вдохновенная кисть художника запечатлела целую гамму человеческих переживаний и чувств: от брезгливой надменности до скрытой душевной усталости [12].
Мимолетностью быстро и уверенно схваченных черт Франс Гальс как бы предвосхищает импрессионистов. Как колорист он восходит к Тициану, предвосхищает своего великого младшего современника Веласкеса и, снова перешагнув через столетия, во многом служит образцом как Репину, который восхищался жизненностью его портретов, так и Серову. Никто до него так вольно, так непосредственно не владел самой стихией живописи как искусства цвета.
Рисунков его не сохранилось. Все говорит за то, что он сразу, даже без схематических набросков на полотне, писал маслом, создавая цветовую композицию быстрыми и широкими мазками, словно, как сказано про него, «кистью стегал свой холст».
Франс Гальс. Мужской портрет. Ленинград. Эрмитаж.Этот первый чисто национальный голландский живописец обновил художественное творчество своего народа. В мировом искусстве есть художники, превосходящие его глубиной, трагизмом или величественностью содержания, значительностью живописных образов. Но кто сравнится с Франсом Гальсом в восхитительной простоте живописного мастерства? Как птице естественно петь, так ему, очевидно, было естественно запечатлевать в красках видимый мир.
С каждым годом цвет звучал в его картинах все полнее, все ярче, а между тем под старость он прибегал все чаще к излюбленной им серебристо-черной цветовой гамме. Этого простейшего сочетания ему было вполне достаточно для создания самых насыщенных, полнозвучных красочных эффектов, которые так восхищают нас в групповом портрете регентов богадельни, исполненном, когда художнику было почти восемьдесят пять лет (Гарлем, Музей)!
В старом нидерландском искусстве главенствовали южные провинции, то есть Фландрия. На севере художественные таланты исчислялись единицами, а как мы видели, их творчество, порой более интимное и кропотливое, все же не породило вполне самобытной школы. Но в XVII веке Голландия рождает количество мастеров, с которым никак не может соперничать Фландрия, а в качественном отношении достигает вершины, уже как бы не подлежащей сравнению, ибо нелепо спорить о том, кто более гениален: Рубенс или Рембрандт.
Да что Фландрия! Ни до, ни после ни в одной стране художники не были, вероятно, так многочисленны, как в Голландии XVII века. В каждом городе, чуть ли не в каждой деревне этой крохотной даже в европейском масштабе страны художественная жизнь кишела и бурлила буквально как улей.
«Поколение победителей», люди, восторжествовавшие над морем, над Испанией, над католицизмом, требуют картин и картин, прославляющих их родную Голландию. Картинами торгуют специальные предприятия, их покупает банкир, адмирал, но также и зажиточный крестьянин. Их продают даже на ярмарках, скупают в мастерских у самих художников. Но их все равно недостаточно, а потому опять-таки в небывалых размерах процветает искусство графики, оригинальный офорт, которым не брезгают и самые знаменитые мастера.
Франс Гальс. Офицеры стрелковой роты св. Адриана. Гарлем. Музей.Что же изображает это искусство?
В начале нынешнего века такой тонкий ценитель, как наш Серов, писал из Голландии: «…всего занимательнее так это то, что ты видишь на картине — ты видишь на улице или за городом. Те же города, те же каналы, те же деревья по бокам, те же маленькие, уютные, выложенные темно-красным кирпичом невероятно чистенькие домики с большими окнами, с черепичной красной крышей, вообще — тот же самый пейзаж, с облачным небом, гладкими полями, опять-таки изрезанными каналами, с насаженными деревьями, с церковью и ветряной мельницей вдали и пасущимися коровами на лугу. Просто удивляешься, как умели голландцы передавать тогда все, что видели…»
