из хлева к курам в сарай.
— Так разве ж я о том?! Понимание, как всё устроено не лишает поэзии и трепета в известный час.
— Убеждён в обратном, но очевидно вы придерживаетесь иного мнения, и вас, в ваши-то лета, уже не переубедить. Кривое, так сказать, не выправить… 49 Извините за прямоту, так сказать!
— Знаете, а я не в обиде, на вашу откровенность. Так лучше, чем подспудно или за спиной. Только, скажу я вам, что чувства, настоящие, они внезапны, как озарение, будто синева колокольчиков.
— А они-то тут к чему?
— Да вы только представьте… Идёшь по лесу, кругом всё зелено, мелкие цветы разнотравья рассыпаны бусинами, и откуда ни возьмись — вот они, милые, нежные, словно бы пролило небушко немного на землю, набрызгало. Глядишь на колокольчики с умилением, останавливаешь себя, дабы не тронуть, не расцеловать. И так тянет взять с собой, да жаль увянут скоро, ну из любви к ним и оставишь, где встретил, не губишь красы понапрасну. Стоишь, воздыхаешь, любуешься, покуда не заедят комары. А после как бежишь в дом, несёшь, прижавши к сердцу не срезанну былинку с поникшей навечно головой, но не имеющую конца радость от того, как пОлно оно нежности и счастья, то цветение.
Мало, много ли пользы приключилось в том откровении, — как знать, а к полудню уж не было в небе ни единого пятнышка облака, да прежде той безупречной синевы, громоздился столп сосны, — не вырванная, не затоптанная, едва видимая посередь травы веточка, кой была она века три тому назад.
Нелёгкая затея
— На вас лица нет. Случилось что?
— Не то, чтобы, но как бы да. Обижен.
— Кто ж обидел?
— Неважно.
— А чем хотя бы?!
— Неправда и обидела.
— Как так?
— Рассказал суть дела.
— Чужому?
— Своему.
— Порицал?
— Ни Боже мой! Доложил всё, как есть.
— Так чего же?
— Сам не пойму…
— Нежный вы, однако.
— Так ведь больно мне от всякой неправды! Тяжко переносить её.
— Ну и не надо носить её в себе. Берите хотя перо, бумагу и пишите, всё легче будет.
Для вымысла ума много не надо. Поймал в себе некую чертовщинку, и тянешь её медленно, чтобы не оборвать ненароком, будто нить из клубка. Клубок тот — словно распущенная старая, заношенная молью фуфайка, от того-то он неровный, бугристый, больше узелков, нежели ровной пряжи. И плетёшь из неё после нечто другое, да хотя бы тот же свитерок, пряча узелочки снизу, к нательному с исподним, и выходит с лица-то оно всё ровно, гладко, кряду. С узорами или без — то неважно, всякий купится. Сама уж моль не узнает, где грызла, мимо пролетит, не заметит. А тем вымыслом будут потчевать друг друга с приятностию на лицах, обмениваться им, как истиной. Никого не придётся уговаривать «ложку за отца, да ещё одну за крёстного», употребят, не поморщатся, и усомниться в верности не озаботится никто.
Недаром истина от разума, её дитя, а правда, как добро и благо к любви, дар с небес, ибо высказать ту правду, да чтоб поверили, поняли и не осудили после… Нелёгкая это затея.
…Жалим жалом жалости самоё себя, заместо того, чтобы утолить стороннюю печаль, а заодно и свою собственную.
Автор
Трясогузка исходила кругами двор в поисках, чем бы подкрепиться. Она была так растеряна, грустна, что даже позабыла трясти хвостом юбок или юбкой, как хвостом. Не хватало ей, должно, для того озорства, не достало сытости. Птица на взгляд не была измождена, ибо не всякий раз по наружности, по внешнему-то виду можно распознать, что у кого таится внутри. Потому, как ночами случались сильные заморозки, трясогузка приоделась в пух, что приподнимал перья на манер корсета, от того-то она была нарядна, да справна. А утепляться ей было почто, — весна с зимою ссорились, стукая калиткой промеж своих дворов, да так громко, что вздрагивала земля, отчего осыпало её то градом, то снегом, то дождём, то лепестками отцветших наскоро вишен.
Надо сказать, любые распри несут в себе раздор не токмо самим спорщикам, но и всему округ. Скучно оно глядеть, как бранятся. Совестно, будто сам виноватый.
Из-за того промеж весны с зимою неудовольствия, вишни, к примеру, лишились привычной неги от ухаживания за ними шмелей. Те отличаются особой обходительностью, деликатностью, и самый тембр голоса шмелей, — низкий, грудной, — располагает к себе, заставляя быть покорными их воле. Впрочем, шмели лишнего себе не дозволяют, держатся в рамках: пошептать, дунуть в ушко, тронуть лепесток, — это можно, но никак не более того.
Шелест шипящего, коим умело распоряжается шмель, и сам не из нахалов, повсегда вставал туда, откуда было удобнее его рассмотреть со стороны: в прежней русской азбуке числился двадцать пятым, в церковной двадцать осьмым, а в нонешней чуть понизился в звании, стал двадцать шестым, но не почувствовал к себе предвзятости, как и в себе недовольства.
Майский, нежданно крепкий морозец прибрал-таки комаров в кулачок, поднёс к уху, послушать, как те пищат, улыбается, держит там крепко.
Будто приклеенные к небу облака, растеряв обыкновение, кажутся не кипельно-белыми, но по краям там, где потоньше, нежели в других местах — серовато-седыми. Вероятно из-за того-то ветру и не удаётся никак сорвать их с места, и срывается он на прочих, хлещет ветками по кустам, кустами по траве, а та втянув голову, приникла к земле — ждёт, когда уже возвернётся всё на свои места: май снова будет ласков и весел, а мороз уйдёт восвояси туда, где ему нынче будут рады и ждут теперь, не дождутся никак.
…А трясогузка всё ходит по двору кругами, выхватывает время от времени щепотью клюва редкого комара и вздыхает. И уж так её жаль, так жаль…
Под негой нагой начинается день. Умывшись росой, утирает розовые прохладные щёки льняным, выглаженным только полотенцем солнечного луча, что свисает с плеча сосны и пробираясь сквозь траву волочится по земле, хотя чудным образом остаётся незамаранным. Бывает, берёза любезно, но неподобострастно соглашается придержать тряпицу, пока та не окажется нужна.
Угодливость вовсе не в её характере, перечит прямотой своею всякой неправде, за что и живёт поменьше сосны, кой ершиста, задёшево себя не отдаст, но всё ж промолчит, коли заприметит хотя намёк некоего для себя несчастия.
Да не судя об ней скоро, — боязливость и осторожность не одно и тож. За слабого вступится, и приютит, и прокормит, и себя не пожалеет, но долго сосне расти
