Бог-то бог, да сам не будь плох!
Православная церковь в России была менее кровожадной, но давила народ и высасывала из него жизнь, как и католическая. Она всегда была беспощадной и неумолимой, как часть царевой машины, и не без помощи «святых» отцов над необъятной русской землей веками нависали нищета, произвол и холопство.
Запоротый помещиком и запуганный попом, мужик с трудом ковырял сохой постылую землю. Посадские люди, придавленные непосильными поборами, напрасно разбивали лбы в земных поклонах перед алтарями. Мелкое купечество, творя молитвы, разорялось. Именитые купцы и бояре делали богатые вклады в монастыри и в храмы, но кряхтели от непосильных поборов, а мелкопоместное дворянство худело и плакалось.
А царская казна пощады не знала. Каждый год объявлялись все новые пошлины и поборы — дорожные, мостовые, подушные, кормовые… назначались все новые дани да оброки. И все должен был платить помещик, а он с мужика больше одной шкуры не мог содрать. Уже по-волчьи стал скалить зубы крестьянин. Бог никому не помогал, и от тягот жизни бежал народ в леса, в степи, на Дон.
А оттуда ни грамотой, ни силой, ни страхом божьим никого не добудешь. И жили бояре да дворяне по-медвежьи, за крепкими воротами и высоким тыном.
Только царской власти служили «святые» отцы, они приносили присягу на верность, доносили обо всем крамольном, что узнавали на исповеди, внушали, что царская власть от бога, служили торжественные молебны о здравии царя в «царские» дни и проповедовали, ссылаясь на «священное писание», что рабство народное и нужда установлены богом и поэтому их надо терпеть и покоряться.
А царь за неподчинение церкви наказывал вплоть до смертной казни. Он был главой государства, патриарх — главой церкви, и в Кремле царские и патриаршие палаты помещались рядом. Царь был помазанником божьим, патриарх — наместником бога на земле. Но на самом деле все митрополиты (и с XVI века патриархи) получали свои пастырские жезлы из рук царя, и волей царя смещались все не угодные ему духовные пастыри. Поэтому духовенство беспрекословно подчинялось царской воле.
Иван IV (Грозный) говорил митрополиту Филиппу Колычеву, осмелившемуся заступаться за опальных и просить помилования осужденных на смертную казнь:
— Одно только говорю тебе, отче святой: молчи! Не прекословь державе нашей… или сан свой остави!
В конце концов по приказу царя Малюта Скуратов задушил непокорного митрополита в келье монастыря. Зато следующие за ним митрополиты уже совсем не возражали царю и были прозваны «молчальниками».
При царе Алексее Михайловиче началась распря между патриархом Никоном и царем. Гордый и властный патриарх окружил себя почетом, присвоил себе различные титулы и проповедовал, что «не священство от царства приемлется, но от священства на царство помазуются», то есть что власть патриарха выше царской.
Никон внедрял в России взгляды римских пап, что глава церкви и царь на земле подобны Солнцу и Луне на небе. Патриарх — это Солнце, а государь, как Луна, светит только его отраженным светом. Властолюбивый, жадный и тщеславный Никон владел двадцатью пятью тысячами крепостных дворов, с крестьян драл три шкуры и народ его ненавидел.
Кончилось тем, что и царь невзлюбил Никона и дело дошло до суда. Был созван церковный собор. Духовные отцы не могли оправдать Никона, — они боялись царской опалы да и не хотели заступаться за патриарха, которого не любили за высокомерие. Никон был осужден и лишен патриаршества.
Петр I, чтобы раз и навсегда предотвратить такие столкновения, упразднил патриаршество и создал святейший синод — высшее церковное руководство. Синод состоял из 10 человек, и все они назначались и смещались царем. Члены синода обязывались быть послушными царю и царице «и доносить обо всем, что в ущерб его величества интересов». Чтобы следить за действиями синода, был назначен обер-прокурор — «око государя». Он и стал фактическим хозяином церковных дел. Часть огромных доходов духовенства стала поступать в казну, архиереям назначили жалованье, монахам ограничили содержание; часть монастырей Петр I закрыл. С презрением он называл монашество «гангреной», а монахов «тунеядцами». Сурово карались Петром I изготовления всяких «чудес», вроде плачущих икон, «мощей» и «святых реликвий».
Однажды из Иерусалима монахи привезли в дар царице Екатерине Алексеевне будто бы сорочку божьей матери, которая не горела в огне. Петр приказал ее исследовать, и оказалось, что сорочка соткана из асбестовых волокон. Затем появились мощи какой-то «святой» из Лифляндии. Один из современников писал, что кожа этих мощей была подобна натянутой свиной коже. Были и другие поддельные мощи, из слоновой кости, которые Петр велел поместить в основанной им Кунсткамере. Потом в одной бедной церкви в Петербурге объявилась икона божьей матери, которая плакала настоящими слезами, предрекая великие бедствия и разорение новому городу, Санкт-Петербургу. Услышав об этом, Петр поехал в ту церковь, осмотрел икону и обнаружил наглый обман. Он снял серебряную, усыпанную драгоценными камнями ризу, потом отвинтил винтики, прикреплявшие к задней стороне иконы новую липовую дощечку. В середине этой дощечки была вставлена еще другая, меньшая дощечка. Она свободно ходила на пружинке и вдавливалась при самом легком нажиме. Сняв дощечки, царь обнаружил две лунки, или ямки, выдолбленные в дереве против глаз божьей матери. Маленькие губочки, напитанные водой, клались в эти лунки, и вода просачивалась сквозь едва заметные, просверленные в глазах дырочки, образуя капли. Петр надавил дощечку, и слезы потекли по щекам богоматери. Икона была отправлена в Кунсткамеру, а хитрых попов отправили на каторгу в Сибирь, предварительно вырвав им языки и ноздри. Так поступал Петр I и с другими священниками, которые обманывали народ.
Но все эти меры и реформы не затрагивали церкви как организации. Петр I сохранил за ней всю силу ее духовного воздействия, потому что не мог отказаться, как правитель, от услуг религии, чтобы держать в повиновении народ. Тесная связь между церковью и государством существовала с первых дней возникновения христианства в России на протяжении всей истории и еще более была укреплена Петром I. Церковь стала совершенно покорной светской власти. Духовенство боялось царя, трепетало перед ним и служило ему так же усердно, как и «царю небесному», хотя сам Петр не отличался набожностью и даже часто глумился над христианством, устраивая во время пиров пародии на религиозные церемонии.
Народ отлично понимал, что «бог далеко», а духовные отцы — царские слуги, и поэтому помощи от них ждать не приходится. Это трезвое отношение к религии и «отцам церкви» отразилось в пословицах и старинных русских былинах.
Когда русский богатырь Илья Муромец поссорился с киевским князем Владимиром, он обратил свой гнев против церкви, которая всегда поддерживала князя и была ему нужна:
«Он начал по Киеву похаживать.
На божьи церкви постреливать,
А с церквей-то он кресты повыломал,
Золоты он маковки повыстрелял,
С колоколов-то он языки повыдергал!»
Свое ироническое отношение к божьей помощи и к «святым отцам» народ выразил в пословицах:
«На бога надейся, а сам не плошай»
«Бог-то бог, да сам не будь плох!»
«И молебны петы, да пользы нету!»
«Молился, молился, а все гол, как родился!»
«Не кропилом маши, а землю паши!»
«Где люди завыли, попы тут как тут были»
«Богу слава, а попу — каравай и сало»
«Поп любит блин, да чтоб не один»
«У попов глаза завидущие, руки загребущие».
«Родись, крестись, женись, умирай — за все попу деньги давай!»
«Мужик с сошкой, а поп с ложкой».
«Бога молить — лбом пол колотить».
«У бога для барина — телятина жарена, для мужика — хлеба краюха, да — в ухо!.»
Многие фанатики ненавидели царя-новатора, боролись с его реформами и считали антихристом. Особенно трудно было с раскольниками, или старообрядцами. По их мнению, принятое Древней Русью христианство и его культ должны были оставаться вечно неизменными. Однако в течение сотен лет произошли перемены: при переписке богослужебных книг малограмотные монахи делали ошибки. В книги вкралось много искажений, и часто их текст делался совершенно бессмысленным. Когда началось книгопечатанье, те же ошибки перешли и в печатные издания. Изменились поэтому и некоторые обряды. Когда приезжали греческие священники, они этому удивлялись. Особенно же им не нравился способ креститься двумя пальцами вместо трех, как было принято на всем православном Востоке.
За дело взялся патриарх Никон и стал очень круто проводить церковную реформу. Он снова ввел греческое троеперстие, изъял из употребления все иконы невизантийского письма. Приказал привезти из Греции церковные богослужебные книги и по ним исправить русские. Попы, знавшие наизусть многие тексты, не узнавали их в заново отпечатанных книгах. Начались протесты, реформу порицали, Никона прозвали «иконоборцем» и «вторым папой». Но Никон послал в ссылку своих самых ярых противников и продолжал свое дело. А ревнители старой веры не угомонились в ссылке и продолжали громить «никониан».
