«Встреченные… неправильные и быстрые течения, лабиринты мелей, банок и обсыхающих лайд (то есть отмелей. — С. У.), и, наконец, постоянно противные свежие ветры, разводившие сулои и толчеи на более или менее глубоких между банками заводях, в которые неоднократно попадал транспорт и часто становился на мель, делали эту работу на парусном судне, не имевшем даже паровой шлюпки, тягостной, утомительной и опасной, так что транспорт и шлюпки весьма часто находились в самом критическом положении. Так, например, для промера были отправлены на шестивесельном баркасе лейтенант Гревенс, на четырехвесельном мичман Гроте, а на вельботе мичман Гейсмар. На транспорте всего оставалось десять человек команды. Ветер мгновенно засвежел, баркас выбросило на лайду, а вельбот на отмель сахалинского берега, против огромного селения Тамлево. Люди из вельбота едва спаслись на берег и, разложив огонь, сушили свое платье, когда толпа гиляков, пользуясь тем, что после утомления наши уснули, утащила платье, так что Гейсмар с людьми на другой день явились в одних рубашках», — так писал в своей книге Невельской.
Он снова направил две шлюпки для обследования лимана. Одной командовал лейтенант Козакевич, другой — мичман Гроте. Первый должен был идти вдоль материкового берега и искать устье Амура. Второй — следовать вдоль сахалинского берега и тщательно замерять глубины на пути к югу.
Лейтенант Козакевич оказался счастливее своего товарища. Гроте сумел лишь добраться до отмели, от которой дальше к югу пути не было видно. Эта отмель пересекала лиман от Сахалина на запад. Вероятно, она была той самой отмелью, которую видели в свое время с юга Лаперуз и Браутон. А шлюпка лейтенанта Козакевича двигалась вдоль материка, следуя малейшим изгибам берега. В скором времени впереди показался мыс. Обогнув его, шлюпка очутилась в большой бухте. Вода с большой скоростью устремлялась навстречу шлюпке. Несомненно, это было какое-то сильное течение.
Бухта оказалась не чем иным, как устьем Амура, тем самым устьем, которое так безуспешно разыскивали все мореплаватели, побывавшие в этих местах.
Козакевич примерно определил ширину устья. По его расчетам, она составляла около 14 километров. Чтобы получить представление об окружающей местности, Козакевич решил взобраться на высокий мыс Тебах. Это был тот самый мыс, который шлюпка обогнула прежде, чем попасть в устье Амура.
С мыса Тебах Козакевич увидел лиман во время отлива. Он был весь изрезан каналами и отмелями.
С мыса Тебах лейтенант Козакевич увидел лиман Амура во время отлива.
Выяснив все, что оказалось возможным, Козакевич возвратился к «Байкалу».
Невельской, окрыленный известием, что устье Амура существует, тотчас же составил дальнейший план действий. Необходимо было еще многое выяснить и уточнить.
10 июля отряд, возглавляемый Невельским, на трех шлюпках двинулся в путь.
Следуя указаниям Козакевича, шлюпки благополучно добрались до мыса Тебах, обогнули его и очутились в устье Амура.
Невельской был очень взволнован. Ведь ему удалось совершить важное географическое открытие. Теперь позиции России на Дальнем Востоке будут закреплены.
Оставалось выяснить, судоходно ли устье Амура. Невельской с товарищами стал подниматься вверх по реке вдоль ее левого берега. То и дело бросали лот и измеряли глубины. Через некоторое время добрались до какого-то низменного полуострова. Он вдавался в реку и сильно суживал ее устье. Промеры показывали, что около этого полуострова глубина реки была от 11 до 27 метров. Наименьшая же глубина, встреченная на пути от «Байкала» до этого мыса, была 4,5 метра.
Невельской пересек реку и поплыл назад, теперь уже вдоль правого берега Амура. И здесь глубина оказалась достаточной для судоходства. До самого выхода в лиман лот показывал не меньше 9 метров.
Казалось бы, можно торжествовать победу, возвращаться на корабль, писать донесение в Петербург о полном успехе. Устье Амура судоходно, легкие морские корабли свободно могут в него заходить.
Но Невельской не мог на полпути прервать исследование. Он хотел собрать как можно больше доказательств судоходности Амура. Поэтому, вместо того чтобы вернуться на «Байкал», Невельской, выйдя в лиман, повернул шлюпки на юг. Он двинулся вдоль материкового берега, продолжая систематически замерять глубины.
Все ближе и ближе сходились берега Сахалина и материка. Наконец шлюпки подошли к такому месту, где, казалось, берега вот-вот сомкнутся. Но вместо перешейка, который готовились увидеть Невельской и его спутники, их глазам открылся пролив, до этого скрытый берегами Сахалина и материка. Он оказался довольно широк — около 7,5 километра. Глубин меньше 6 метров не встречалось.
Шлюпка подошла к месту, где, казалось, берега вот-вот сомкнутся.
Проследовав этим проливом к югу, Невельской вскоре очутился на той широте, где в свое время побывали Лаперуз и Браутон.
Теперь победа была полная.
Все представления об Амуре и Сахалине, господствовавшие среди русских и западноевропейских исследователей, оказались ошибочными.
Устье Амура судоходно, так же как и его лиман. Сахалин — остров, а не полуостров, Татарский залив — не залив, а пролив.
Теперь всем известно, что в том месте, где, по Лаперузу и Браутону, должен был оказаться перешеек, соединяющий Сахалин с материком, существует пролив. Это самая узкая часть Татарского пролива. Она носит имя человека, который впервые ее открыл и исследовал, — имя Геннадия Ивановича Невельского.
Так, с 1857 года на всех географических картах Сахалин стал изображаться островом, а бывший Татарский залив — проливом.
Сахалин и Татарский пролив слева — до исследований Невельского; справа — после исследований Невельского.
здавна среди константинопольских рыбаков бродило поверье, что в проливе Босфор, соединяющем Черное и Мраморное моря, есть два течения: одно из них будто бы идет поверху из Черного моря в Мраморное; другое же находится где-то в глубине и движется в противоположном направлении — из Мраморного моря в Черное. Никому никогда не приходило в голову проверить правдивость этих утверждений. Мало ли легенд и самых разнообразных историй рассказывается в народе!
Заинтересовался рассказами константинопольских рыбаков и решил проверить достоверность их Степан Осипович Макаров.
Замечательный русский флотоводец и выдающийся ученый, С. О. Макаров вошел в историю, как автор теории непотопляемости кораблей, новатор минного дела и тактики морского боя.
По его инициативе была организована экспедиция к Северному полюсу на мощном ледоколе «Ермак». Макаров сам составил проект этого ледокола и добился его исполнения. На борту «Ермака» он совершил поход в высокие северные широты.
В 1886 году Макаров отправился на корвете «Витязь» в длительное кругосветное плавание. Во время этого плавания Макаров исследовал моря Тихого океана. Впоследствии он написал большой труд по океанографии, принесший ему известность.
Океанографией Макаров интересовался всю свою жизнь. А началась его исследовательская работа в этой области, когда он был еще совсем молодым офицером.
Шла война с Турцией, во время которой Макаров блестяще отличился. На корабле «Великий князь Константин» он совершал отчаянно смелые рейды в порты противника и подрывал минами вражеские корабли. За выдающиеся заслуги его произвели в капитаны второго ранга и наградили боевыми орденами.
На корабле «Великий князь Константин» Макаров совершал смелые рейды в порты противника и подрывал минами вражеские суда.
После заключения мира с Турцией Макаров получил новое назначение. В 1881 году ему поручили командование военным пароходом «Тамань». Постоянным местопребыванием «Тамани» была Турция. Пароход находился в распоряжении русского посла и стоял на Константинопольском рейде.
Служба на корабле отнимала сравнительно немного времени. Макаров часто бродил по берегу и прислушивался к разговорам рыбаков. Их рассказы о двух течениях в проливе Босфор заставили его задуматься.
О том, что существует поверхностное течение из Черного моря в Мраморное, Макаров знал. Убедиться в этом было нетрудно — любой предмет, брошенный в воду, уплывал в сторону Мраморного моря.
Другое дело — подводное течение. Как узнать, есть ли оно в действительности? Ведь об этом течении не упоминается ни в каких книгах и лоциях[7].
Но откуда же тогда знают о подводном течении рыбаки? Не может быть, чтобы это поверье возникло случайно.
