Скворчихи держали себя при виде птиц по-разному. Когда в небе парил орёл, они только следили за ним; если прилетала ворона, скворчихи замирали без движения, распластавшись в гнезде и втянув шею. На журавлей скворчихи не обращали ни малейшего внимания. Они с интересом следили за пролетающими ласточками, «развлекаясь» подобно детям, которые любят подолгу смотреть в окно на прохожих.
Так незаметно прошёл май. Как-то утром в первых числах июня всюду под камнями тоненько запищали птенцы. Их писк очень походил на цыканье летучих мышей. Мы несколько раз замечали в это утро, как самки выбегали из гнезда со скорлупой. Отбежав несколько метров, они бросали её и расклёвывали на мелкие кусочки.
На следующее утро на горизонте появилась несметная продолговатая туча птиц, километра два длиной. В бинокль было видно, что летят огромные стаи скворцов. Эта туча иногда прерывалась, но скоро снова соединялась. Местами скворцы собирались в плотную массу, затем распределялись равномерно, то опускаясь, то поднимаясь. Их летело огромное количество, и все они садились в ущелье, где были гнёзда.
Мы бегом бросились к своим наблюдательным постам. И что же? Оказалось, прилетели розовые самцы. Они вернулись на гнездовье все сразу, как будто кто-то им сказал, что начался вывод птенцов.
Самцы были сильно возбуждены. Они с писком бегали вокруг самок, подняв хохолки и пытаясь ухаживать. Затем они полетели в степь и начали таскать корм птенцам. Но розовые скворцы оказались плохими отцами. Число их с каждым днём таяло. И через несколько дней самцы едва составляли треть от общего количества самок. Большинство розовых скворцов опять зажило беспечной жизнью холостяков.
Занятный вид имеет самка, прилетевшая с кормом: саранчовые зажаты в её клюве в виде букета. Шесть-семь саранчовых с оборванными ногами и надкрыльями – такова разовая порция скворчатам почти через каждые двадцать – тридцать минут в течение всего длинного летнего дня. Иными словами, это около двухсот саранчовых в день, а за пятнадцать дней – свыше трёх тысяч! Но кроме птенцов, и взрослые птицы съедают столько же.
Мамаши в течение дня заняты не только кормлением. Они попутно строго следят за чистотой в гнёздах. Накормив птенцов, скворчихи захватывают с собой в клюв помёт скворчат и бросают его, отлетев от гнезда.
Вечером мы были свидетелями настоящего воровства на гнездовье. Воровкой была одна из скворчих. Она долго лазила по чужим гнёздам и подбирала там оброненных саранчовых. У скворчихи не было времени набирать в клюв целый пучок насекомых. Она таскала их своим птенцам по одному.
Недолго воровка оставалась безнаказанной: её застигла на месте преступления разъярённая хозяйка гнезда.
Надо было видеть, какая произошла драка!
Это была даже не драка, а просто избиение «преступницы». Только перья летели во все стороны, и она долго потом сидела на камне, приводя себя в порядок. После этого воровка тоже полетела в степь «честным образом» собирать корм.
Самый юный из нас уверял, что скворчиха-воровка даже тяжело «вздохнула», перед тем как полететь в степь.
Случаев воровства мы наблюдали много, и все они кончались неизбежной взбучкой.
Время шло, птенцам требовалось всё больше корма.
На гнездовье стали появляться уже не только случаи воровства, а настоящие «разбои».
Трудно сказать, кто разбойничал – те же скворчихи, которые пытались воровать, или другие.
Во всяком случае, то там, то здесь раздавался щебет и летели перья: это «грабительница» бросалась на прилетевшую с кормом в клюве скворчиху и вырывала у неё добрую половину саранчовых.
Затем разбойница скрывалась в своей щели и кормила там чужим добром голодных птенцов.
Едва вывелись скворчата у розовых скворцов, как кругом гнездовья, на скалах, в гнёздах коршунов и сарычей тоже запищали птенцы. Особых хлопот у хищников не было с добычей пищи: она была рядом. Над гнездовьями часто парили коршуны. Скворчат они бесцеремонно вытаскивали из-под камней и щелей. Останки двадцати скворчат нашли мы однажды около гнезда хищника.
Взрослых скворцов коршун ловит с трудом. Как мешок, неловко падает он в куст жимолости, ломая ветви. Но скворцы успевают почти всегда юркнуть за куст и благополучно улететь. Бросаясь на скворцов, коршуны так шарахались о россыпи, что мелкие камешки с шумом летели вниз по склонам.
Иногда высоко в небе над гнездовьем появлялся крупный сокол. Его молниеносные удары с высоты были всегда безошибочны. Громко шлёпнув летящего скворца грудью, он хватал его лапами и, пустив облачко перьев, спокойно летел с добычей в когтях за гребень хребта к своему гнезду. Он ловил скворцов только в воздухе.
Пара сарычей свила своё гнездо на таком неприступном утёсе, что забраться туда было невозможно. Чтобы узнать, сколько скворцов в сутки носят сарычи птенцам, мы сделали шалаш под утёсом и дежурили в нём.
Однако, к нашему удивлению, сарычи до полудня ни разу не подлетели даже близко к гнезду, всё время кружась в вышине. Птенцы были явно голодны и пищали на всё ущелье.
Около трёх часов дня от сарыча в воздухе отделился какой-то комочек и стремительно полетел вниз. Он упал прямо в гнездо. В бинокль было прекрасно видно, что сарычата с жадностью рвут на части труп скворца.
Сарычи видели в шалаше наблюдателя и боялись подлететь к гнезду. Чтобы накормить птенцов, они стали «бомбить» их пищей с воздуха. Сарычи бросали добычу несколько раз и ни разу не промахнулись. Только раз «бомба» оказалась ещё живой и, немного пролетев по воздуху, распластала крылья и понеслась к своему гнезду.
Нападение хищников на гнездовья розовых скворцов всё учащалось. Придя рано утром на наблюдательные пункты, мы не раз заставали в ущелье лисиц, хорьков-перевязок и даже волка. Всех их привлекала лёгкая добыча.
Однажды на гнездовье спустился стервятник. Прыгая как-то боком, он ловко вытаскивал из щелей скворчат и тут же проглатывал. В одном месте стервятник засунул голову в щель, и она застряла там. Испуганный стервятник долго бил крыльями по камням с такой силой, что кругом летели перья. Наконец, видимо, он удачно повернул голову, вырвал её из плена и тотчас, подпрыгнув, тяжело поднялся в воздух. Больше мы не видели его на колонии...
Птенцы подросли и всюду стали выглядывать из-под камней, норок и щелей. С каждым днём они крепли и вскоре начали выбегать из гнёзд, смешиваясь с соседними. Жизнь отдельных скворчиных семей кончилась, и началось общественное выкармливание птенцов. Скворчихи давали корм первым попавшимся птенцам. Воровство и грабёж прекратились.
После десятого июня начался массовый вылет птенцов и старых птиц в степь. Обратно они уже не возвращались. На гнездовье прилетали редкие одиночные скворцы. Вскоре и их не стало.
Наступила полная тишина. Как-то странно было и даже неприятно находиться теперь в ущелье, где за несколько дней до этого бурно кипела жизнь. Только стервятник по-прежнему появлялся над ущельем и жадно пожирал трупы погибших птенцов.
Мы сняли нашу палатку и уехали с таким чувством, будто покинули гостеприимный дом, который вдруг опустел и сделался необитаемым.
Но в тот же вечер в первом колхозе мы встретились опять со своими старыми знакомыми: тысячи скворцов расположились на ночлег в садах колхоза. Все ветви деревьев были так густо усыпаны птицами, что вновь подлетающим не было места. Они садились на спины сидящих, срывались с них и сшибали других. Скворцы сплошь покрывали все заборы и крыши, а из степи всё летели и летели новые стаи. Засыпали мы под щебет скворцов, совсем как около «своего» ущелья. Скворцы шумели всю ночь. Но едва стало светать, наступила полная тишина – птицы улетели в степь искать саранчу.
Пожелав скворцам приятного аппетита, мы в тот же день поехали домой.
Дикие птицы и звери умеют так ловко загадывать загадки, что жизни одного натуралиста недостаточно, чтобы разгадать множество лесных и степных тайн. Особенно интересна способность животных изменять заметным образом своё поведение перед переменой погоды и этим предупреждать всех, кто умеет «видеть» жизнь диких животных в природе. Большой отряд молодых натуралистов, вступающих в жизнь, должен поработать над разгадкой того, что пока необъяснимо.
СБЕЖАВШИЕ ВЕРБЛЮДЫМы отъехали всего пятнадцать километров от лагеря, как вдруг Лёня резко затормозил. Шлейф удушливой пыли нагнал нас и облаком накрыл машину. Лёня распахнул кабину и выскочил. Пыль клубом ворвалась к нам.
Поднять капот и убедиться, что порвался ремень вентилятора, было делом одной минуты. Запасного ремня, конечно, не оказалось. Ехать без него по пескам среди ужасающей полуденной жары было невозможно. В тени машины мы устроили «производственное совещание».
