В результате постановки первой законченной пьесы Голсуорси «Серебряная шкатулка» («The Silver Box», 1906) писатель получил признание и как драматург. Самыми удачными пьесами, написанными Голсуорси до первой мировой войны, кроме «Серебряной шкатулки», были «Борьба» («Strife», 1909) и «Справедливость» («Justice», 1910). Все три пьесы реалистического направления и разоблачают социальные злоупотребления; кроме того, последняя («Справедливость») осуждает практику одиночного заключения, в связи с чем Уинстон Черчилль заявил, что эта пьеса оказала серьезное влияние на его программу тюремной реформы.
В это же время Голсуорси тратит не меньше половины своих доходов на благотворительность и активно выступает за социальные реформы, агитирует за пересмотр законов о цензуре, разводе, минимальной зарплате, женском избирательном праве. Даже смертельно больной, писатель распорядился, чтобы Нобелевская премия была передана ПЕН-клубу (организации, объединяющей поэтов, эссеистов, новеллистов) – международной писательской организации, которую Голсуорси и основал в октябре 1921 года.
Одна из известных иллюстраций к «Саге о Форсайтах» Р.Така
В 1917 году Голсуорси отказался от рыцарского звания, полагая, что писатели и реформаторы принимать титулы не должны.
В начале следующего года писатель выпустил сборник из новелл, озаглавленный «Пять историй» («Five Tales»). В одной из новелл – «Последнее лето Форсайта» («The Indian Summer of a Forsyte») – Голсуорси вновь возвращается к семье Форсайтов. «В петле» («In Chancery»), второй том «Саги о Форсайтах», появился в 1920 году, а «Сдается внаем» («To Let»), последняя часть трилогии, – в 1921 году. Однотомник «Саги о Форсайтах», вышедший в 1922 году, имел колоссальный успех, благодаря которому Голсуорси стал ведущей фигурой в англо-американской литературе.
Так выглядят Форсайты по одной из телевизионных версий
Неукоснительно соблюдая правило писать каждое утро, Голсуорси создал 20 романов, 27 пьес, 3 сборника стихотворений, 173 новеллы, 5 сборников эссе, по меньшей мере, 700 писем и множество очерков и заметок различного содержания.
Вторую трилогию о Форсайтах, озаглавленную «Современная комедия» («A Modern Comedy»), писатель закончил в 1928 году. «Современная комедия» была издана посмертно в одном томе в 1929 году. Последняя трилогия Голсуорси, посвященная семье Чаруэлл, была выпущена в 1933 году вдовой писателя под заглавием «Конец главы» («End of the Chapter»).
Как никто другой, зная жизнь британского общества, так называемого «верхнего слоя среднего класса» и профессионально разбираясь в головоломной структуре английского права, Голсуорси обречен был стать обстоятельным бытописателем английских семейных трагедий и комедий.
В одном из писем Голсуорси отметил, что им «руководит ненависть к форсайтизму». Писатель исследовал это явление целеустремленно и весьма тщательно, ибо оно – «точное воспроизведение целого общества в миниатюре», оплота Британской империи в эпоху королевы Виктории. Деньги для Форсайтов – «светоч жизни, средство восприятия мира», они всегда знают ценность вещей, «живут в раковине, подобно тому чрезвычайно полезному моллюску, который идет в пищу как величайший деликатес… никто их не узнает без этой оболочки, сотканной из различных обстоятельств их жизни, их имущества, знакомств и жен…», а поэтому лица этих людей – «тюремщики мысли».
Собственность – основа их существования, отсюда трезвый расчет в делах, «осторожность прежде всего», цепкость, умение «сохранять энергию», «держаться». Все эти черты типичны для среднего класса с его особенностями, нормами поведения и с убогим стандартом оценок.
В 1929 году Голсуорси был награжден британским орденом «За заслуги», а в 1932 году ему была присуждена Нобелевская премия по литературе «за высокое искусство повествования, вершиной которого является «Сага о Форсайтах»».
«Автор проследил историю своего времени на протяжении трех поколений, – сказал представитель Шведской академии А. Эстерлинг, – и то, что писатель с таким успехом овладел чрезвычайно сложным как по объему, так и по глубине материалом, делает ему честь. «Сага о Форсайтах» – заметное явление в английской литературе». Мастерство Голсуорси сравнивали с тургеневским, особо отметив его иронию, «синоним жизнелюбия и человечности». К сожалению, Голсуорси был тяжело болен (опухоль мозга) и на церемонии награждения не присутствовал. Меньше чем через два месяца после вручения ему Нобелевской премии писатель умирает…
Аверс памятной медали Д.Голсуорси
После смерти Голсуорси его слава идет на убыль. Самыми непримиримыми из его критиков были Д.Г. Лоуренс и Вирджиния Вулф. Критикуя Голсуорси и его современника Г. Уэллса в пропаганде, Вулф писала: «Чтобы их романы закончились, герою нужно что-то сделать – вступить в какое-то общество или, что еще ужаснее, выписать чек». На страницах «Спектейтора» («Spectator») в 1963 году английский критик Б. Бергонци заметил, что, «нарушив светские условности, Голсуорси стал писателем, но стоило ему утвердиться в этом качестве, как он тут же вновь стал жертвой предрассудков своего класса и воспитания… Голсуорси продолжал оставаться великолепным рассказчиком…». Английский прозаик Энтони Берджесс в 1969году сказал, что Голсуорси умел завоевывать читателя, однако писал рассудком, а не сердцем. «Он оказал влияние на таких гигантов, как Томас Манн, его читали во Франции и боготворили в России, – писал Берджесс, – однако у себя на родине, в Англии, он завоевывал сердца посредственностей. Интеллектуалы его отвергали».
Мы полагаем, что все же стоит вчитаться в строки Голсуорси повнимательней…
В этот памятный день середины октября 1922 года сэр Лоренс Монт, девятый баронет, вышел из «Клуба шутников», как прозвал его Джордж Форсайт в конце восьмидесятых годов, спустился по ступеням, стертым ногами приверженцев существующего порядка вещей, повел своим острым носом по ветру и быстро засеменил тонкими ногами. Занимаясь политикой скорей по долгу высокого рождения, чем по призванию, он смотрел на переворот, вернувший к власти его партию, с беспристрастностью, не лишенной юмора. Проходя мимо клуба «Смена», он подумал: «Да, им теперь придется попотеть! Пусть посидят без сладкого для разнообразия»!
Командоры и короли удалились из «Клуба шутников» еще до вступления туда сэра Лоренса; он – то не принадлежит к этим крохоборам, которым теперь дали отставку, нет, сэр! Он не из тех людей, что отмахнулись от земельной проблемы, как только кончилась война, – брр! Однако целый час он слушал отклики на последние события, и его живой и гибкий ум, насквозь пропитанный культурой прошлого и полный скептицизма по отношению к настоящему и ко всем политическим платформам и декларациям, с насмешкой отмечал путаницу патриотических мотивов и забот о личной выгоде, которая осталась после этого знаменательного собрания. Как большинство землевладельцев, он не доверял никаким доктринам. Его единственным политическим убеждением был налог на пшеницу, и, насколько он мог судить, единомышленников у него не осталось; впрочем, он и не думал выставлять свою кандидатуру на выборах, – другими словами, на его принцип не могли покуситься избиратели, которым приходилось платить за хлеб. «Принципы! – думал он, – ведь au fond – это карман!» И, черт побери, когда же люди перестанут притворяться, что это не так! Карман, разумеется, в широком смысле слова, – так сказать, эгоистические интересы каждого как члена определенного общества. А как, черт возьми, это определенное общество английская нация – сможет существовать, если все его поля останутся необработанными, а вражеские аэропланы будут грозить разрушением английским кораблям и докам? В клубе он весь этот час ждал, чтобы хоть раз упомянули о земле. И никто – ни слова! Это, видите ли, не политика! Вот проклятье! Им бы только протирать брюки, чтобы удержаться на своем месте или добиться нового. Какая связь между их брюками и заботой о будущем страны? Никакой, ей-богу! При мысли о будущем страны ему неожиданно пришло в голову, что жена его сына до сих пор, по-видимому, никак этим будущим не озабочена. Два года! Пора им подумать о детях. Опасная привычка – не заводить детей, когда от этого зависят и титул и поместье. Улыбка тронула его губы и лохматые брови, похожие на путаные черные закорючки. Очень мила, удивительно привлекательна! И знает это сама! С кем только она не встречается! Львы и тигры, обезьяны и кошки – ее дом стал просто зверинцем для всяких больших и маленьких знаменитостей. Есть в этом что-то неестественное. И, глядя на одного из бронзовых британских львов на Трафальгар-скверу, сэр Лоренс подумал: «Скоро она и этого затащит к себе в дом! У нее страсть к коллекционированию. Майклу надо быть начеку – в доме коллекционеров всегда есть чулан для старого хлама, и мужьям легко попасть туда. Да, кстати: я обещал ей китайского посланника. Придется ей, пожалуй, подождать до окончания выборов».
