куста. Алмазов стал доказывать, что куст действительно существует. Спор их кончился тем, что профессор предложил на следующее утро отправиться на участок и проверить план. Алмазов пришел домой совсем убитый, рассказал жене о своем ужасном положении, о том, что из-за какого-то куста рушатся все его мечты об академии.
«Самый безобразнейший педант, какой только есть на свете!» — так называл профессора расстроенный Алмазов.
Жена решила выручить незадачливого мужа.
Вечером супруги отправились в цветочный магазин, купили там, за неимением другого, куст сирени и на следующий день рано утром посадили его на участке.
Все кончилось благополучно. Убедившись, что куст действительно существует, профессор извинился перед Алмазовым за свою забывчивость и поздравил его с благополучным окончанием экзаменов. Алмазов поступил в Военную академию.
Разберем этот рассказ с точки зрения топографической.
Нет, профессор не был педантом, придравшись к какому-то кусту.
Предположим, что во время.войны карта с нарисованным, но несуществующим кустом очутилась в руках офицера. Где-то впереди, за вспаханным полем, скрывается противник. Это офицер хорошо знает. Он внимательно рассматривает карту, и взгляд его останавливается на кусте.
Подозвав к себе сержанта, он приказывает ему занять позицию немного левее куста.
Очевидно, что сержант, стремясь выполнить поставленную перед ним задачу, неминуемо собьется с пути и попадет в тяжелое положение.
В моей практике был подобный случай.
Очутившись с картой в руках вдали от деревень в астраханских степях, совершенно однообразных и ровных, я определил свое местонахождение только по одному кусту, который топограф не забыл нанести на карту.
Как видно, такой отдельно стоящий куст имеет очень важное значение. Мелкие, но характерные предметы (отдельные кусты, деревья, курганы, большие камни и т. п.) на открытом месте видны издали. Найдя их на карте, легко можно сообразить, где находишься, или, как говорят топографы, легко ориентироваться на местности. Такие предметы называются ориентирами.
Когда вы объясняете, как пройти в какую-нибудь деревню, вы упоминаете разные заметные признаки по пути и говорите примерно так: «Иди по большой дороге, пока не дойдешь до сухого дерева, тогда поверни направо, там увидишь большой камень, тогда сверни по тропинке налево...» Сухое дерево и камень — наиболее характерные и заметные ориентиры по дороге.
Помните, мы говорили о писцовых книгах XVII века? Там ямы с коровьими головами и камнями и корявые березы являлись именно ориентирными знаками, на основании которых устанавливалась и отыскивалась граница данного землевладения.
Военный топограф везде старается найти такие выделяющиеся предметы. В лесу, например, он отмечает даже муравьиные кучи, даже след от костра.
Хорошо известна книга писателя Гарина-Михайловского «Детство Тёмы», менее известны две книги продолжения: «Гимназисты» и «Студенты», и почти неизвестна заключительная, правда незаконченная, часть: «Инженеры».
Гарин-Михайловский был не только писателем, но и талантливым инженером-путейцем. Он много работал на железнодорожных изысканиях, в частности в Сибири. Он с несколькими техниками и рабочими, прорубая просеки в тайге, выбирал — изыскивал — наилучший путь, или, как говорится, трассу, будущей железнодорожной линии Тюмень — Омск — Иркутск.
Изыскателями бывают не только топографы (геодезисты). Железнодорожные изыскатели, работая теми же инструментами, близки топографам. Изысканиями занимаются геологи, гидрологи, ботаники, почвоведы, лесоводы — одним словом, все те, кто что-то ищет в природе: на земле и под землей, на воде и под водой. Но обычно изыскатели берут с собой также топографов, поскольку всем им приходится иметь дело с планом и с картой.
Часто топографы едут на изыскания отдельно. Их может быть и два, и три, и больше человек. Иногда едут сразу пятьдесят человек, иногда — даже несколько сот. Все зависит от объема и сроков изыскательских работ. В зависимости от количества участников говорят: «изыскательские отряды», «изыскательские партии» или «экспедиции».
Я сам работаю топографом почти четверть века. Хочется рассказать здесь о своих первых изысканиях. В 1930 году я поехал в составе изыскательской партии на Северный Кавказ. В то время только еще развертывались Майкопские нефтяные промыслы. И там, где на склонах гор теперь стоит целый лес нефтяных вышек, где выросло несколько городов и поселков, где построены новые железные и шоссейные дороги, тогда были дремучие леса.
Нас было несколько молодых техников. Мы остановились у подножия гор, в казачьей станице, и занимались съемкой участков будущих нефтяных промыслов, будущих жилых поселков, территории электростанции. Постепенно мы удалялись от дома, пришлось переселяться в палатки, которые мы время от времени перевозили на другое место. Интересна была не только работа на свежем воздухе, но и вся жизнь с варкой пищи на костре, с охотой, с песнями и играми по вечерам.
Начальником изыскательской партии у нас был семидесятилетний инженер В. В. Сахаров, который всю жизнь работал на изысканиях.
Мы, молодежь, его очень боялись. Он требовал от нас точности, аккуратности, четкости в работе и совершенно не терпел, как он выражался, «слюнявых» ответов. Когда мы приезжали или приходили вечером и он спрашивал, сколько сделали, надо было коротко, по-военному, рапортовать, отчеканивая каждую цифру: «Столько-то и столько-то...»
Горе тому, кто начинал отвечать примерно так: «Да, знаете, я точно не знаю, кажется около того...»
Наступили зимние холода. Зимой, в метель, трудно было работать — ведь приходилось не только записывать в поле, но и вертеть металлические винты инструмента и рисовать.
Сахаров приучил нас не бояться холодов, и теперь, работая во всякую погоду (разумеется, тепло одетый), я вспоминаю его беспощадное и одновременно отеческое отношение к нам.
Однажды Сахаров расспрашивал меня о чем-то по работе, и каких-то записей у меня не хватило — не то я не измерил ширину какой-то хатенки, не то забыл измерить ее длину.
— Ну, а здесь придется пофантазировать, — сказал я.
— Подойдите сюда! — услышал я грозный голос Сахарова. — Ведь вы топограф. Кто вам дал право фантазировать?
Минут пятнадцать он отчитывал меня так, что и сейчас при воспоминании об этом пробегают по спине мурашки.
На следующее утро я трясся на телеге верст за пятнадцать — Сахаров послал меня измерить ширину злополучной хатенки.
Не похоже ли это на куст сирени у Куприна?
Изыскатели — топографы, геологи и многие другие — первыми приходят в дремучую тайгу, взбираются на неприступные вершины, первыми начинают завоевывать эти непроходимые края. Мне пришлось однажды побывать в тех местах, где я когда-то видел на высокой скале великолепного оленя, и обнаружить на месте тайги целый город с железной дорогой, шоссе, электричеством...
Много еще и сейчас сохранилось глухих краев и в тайге Сибири, и в тундрах Дальнего Востока, и в горах Тянь-Шаня. Изыскательские
