— Господи, спаси и сохрани... Да не покарает меня...
Не дойдя до домика нескольких шагов, проводник останавливается и вопросительно смотрит на своих спутников.
Поняв его взгляд без слов, Зороастро снова лезет в карман куртки, и снова тяжелая монета легко утопает в морщинистой дрожащей руке старика.
Большой фигурно вырезанный ключ переходит в руку Зороастро.
— А мне-то что?.. Они сумасшедшие... Я ни при чем... — ворчит старик, возвращаясь обратно.
Леонардо и Зороастро входят в мертвецкую. Тяжелый потолок низко нависает над грязным каменным полом. Так душно, что Зороастро не сразу решается закрыть дверь. Он стоит на пороге и жадно вдыхает ночную сырость.
— Приступим, друг. Время не терпит!
Леонардо перешагивает через порог, вынимает пучок свечей и быстро зажигает их. Колеблемое ветром, проникающим сквозь разбитое стекло маленького, прорубленного под самым потолком оконца, пламя трепетно освещает большой стол, на котором лежит обнаженный труп. В углу на мокрой, пропитанной кровью соломе еще несколько трупов. Худые до того, что ребра выпирают наружу, покрытые кровью и грязью, они вызывают не столько страх, сколько жалость и отвращение.
Зороастро взбирается на табуретку и затыкает окошко. Потом зажигает большой светильник, раскладывает на краю стола блестящие инструменты. Сбросив плащ и камзол, Леонардо засучивает рукава и приступает к вскрытию трупа.
— Держи!.. Подай вот тот... Скорей, скорей!.. — говорит Леонардо своему верному помощнику.
Долгое время в мертвецкой стоит тишина, нарушаемая лишь позвякиванием инструментов.
Леонардо рассекает грудь трупа, осторожно отделяет ткани, кропотливо возится с мелкими кровеносными сосудами. Работа идет очень медленно. Многое, очень многое приходится делать наугад, лишь по догадке, и естественно, что ошибки часты и их много.
Часы идут своей неторопливой поступью. Белый халат Леонардо испачкан кровью. Лоб ученого покрыт крупными каплями пота. Руки, ноги, все тело ноет от огромного напряжения и усталости. Только глаза по-прежнему остры и внимательны.
Вдруг в тишине раздается какой-то едва слышный звук. Крыса, что ли, скребется? Зороастро отходит от стола и тихонько открывает боковую дверь в часовню.
На большом низком столе посередине стоит гроб, в головах покойника тускло горит свеча, на груди его лежит раскрытая, наспех брошенная книга.
Словно огромная летучая мышь, широко взмахнув полами сутаны, торопливо спрыгивает с табуретки, поставленной под окошком в мертвецкую, монах.
— Стой! — негромко говорит Зороастро и кладет свои железные пальцы на плечо монаха.
Монах сделал попытку вырваться. Бесполезно! Если уж кого схватит Зороастро, только смерть сможет его освободить.
— Пусти! — прохрипел монах. — Пусти! Ты понимаешь, что делаешь!
Зороастро ухмыльнулся:
— Понимаю, и очень хорошо.
— Ты знаешь, кому ты служишь? Дьяволу! Сыну дьявола! — прошипел монах.
— Потише, потише! — спокойно сказал Зороастро. — Не шуми, святой отец, а то...
— Ах ты, нечестивец! Смотри, как бы...
— Что — как бы?
— Кому ты служишь? Что делает твой господин? Великое кощунство! Оскверняет созданные богом существа! Нарушает установленный богом порядок: раскрывает то, что самим богом создано скрытым! Это великий, смертный грех! Непростительный грех! Молись, молись! Кайся! Кайся сейчас же! На колени! — И монах поднял вверх руку, призывая Зороастро стать на колени.
Но Зороастро продолжал стоять неподвижно. Он только убрал свою руку с плеча монаха. Монах передернул плечом.
— На колени, нечестивец, а то я прокляну тебя! Ты пойдешь в ад, и никакие силы не спасут тебя от страшных адских мук...
Монах почти кричал, а Зороастро продолжал почему-то улыбаться.
— Э! Нашел чем пугать! Я, святой отец, такие муки прошел — что перед ними ад! Да-да, вот здесь, на земле! А ты говоришь — ад!
— Что ты болтаешь, нечестивец! Опомнись! Твой господин еретик, безбожник! Он и тебя погубит...
Рука Зороастро снова легла на плечо монаха. Монах слегка подался назад, а затем бессильно осел на пол.
— Ты о моем господине молчи! Понял? Ни слова! — Он отпустил монаха, пошарил за поясом. В прыгнувшем вверх пламени свечи блеснул остро отточенный нож. — Слушай, святой отец! — Обычно столь молчаливый Зороастро неожиданно стал словоохотлив. — Если ты кому-нибудь скажешь хоть одно слово о том, что видел здесь, то...
Монах даже побелел от ярости. Он задыхался:
— Ты... ты... смеешь поднимать руку на служителя церкви!
— Тише! — властно сказал Зороастро. — Я знаю, что, если ты донесешь, мне не миновать казни. Но запомни, что наши души пойдут вместе. Твоя — в рай, моя — в ад, но клянусь, что они пойдут вместе!.. — И он многозначительно перекинул нож из одной руки в другую. — Запомнил? А теперь уходи! — Он открыл дверь и легонько подтолкнул монаха.
— Проклятый нечестивец! Слуга дьявола!.. — бормотал тот и, подобрав полы сутаны, побежал к воротам.
Зороастро вернулся в часовню. Аккуратно погасил свечу и тихо вошел в мертвецкую.
— Что там, Зороастро? С кем это ты говорил?
— Со сторожем, мессер.
— А-а-а, — рассеянно заметил Леонардо. Несколько минут он работал молча, потом выпрямился: — Смотри, мой друг! Вот он, великий и первый двигатель человеческого организма! Сколько труда стоило мне увидеть его, и вот наконец я держу его в своей руке!
Он поднял свою большую, широкую руку вверх. На ней лежало сердце. Под колеблющимся огнем светильника оно, казалось, жило, билось.
Леонардо осторожно положил его в подставленный Зороастро сосуд и тщательно закрыл.
— Не пора ли, мессер, собираться?
В открытое оконце пробивался мутный рассвет. Леонардо тщательно закрыл труп холстиной.
Когда они проходили ворота, старый сторож, опуская в карман туго набитый кошелек, бормотал себе под нос:
— Право, я тут ни при чем... Разве я знаю, что они там делали?.. Святой Иоанн, заступись и охрани меня...
Дождь прекратился. На востоке уже пролегла светло-розовая полоса. Утренний воздух был свеж. Леонардо пил его большими глотками, как ключевую воду. Он шел прямо, свободной, уверенной походкой. На душе у него было радостно.
Сделан еще один шаг в трудном деле познания мира!
Окраина начала пробуждаться. Со скрипом отворялись двери, там и сям хлопали открываемые ставни. Кое-где над крышами уже вился дымок. Из широко открытой двери таверны вырывался соблазнительный запах горячей колбасы и копченой ветчины.
Все чаще и чаще встречались прохожие. Начинался новый трудовой день. Позевывая и протирая заспанные глаза, они кто с недоумением, а кто подозрительно и с опаской смотрели на необычных здесь прохожих.
Солнце уже поднялось над крышами домов, когда Леонардо и Зоро-
193
Леонардо да Винчи. Сердце. Рисунок.
13 Леонардо да Винчи
астро наконец добрались до Кастелло. Сонный страж, громко грохнув алебардой, строго спросил:
— Кто идет?
— Художник его величества короля.
— Проходите.
Вот и дома. Как хорошо было бы сейчас растянуться на кровати и заснуть крепким сном! Зороастро так и сделал. Он поставил на стол банку, которую нес всю дорогу так осторожно, как если бы в ней было золото, затем он внимательно осмотрел замок двери, подтащил к ней длинную широкую скамью, служившую ему кроватью, вынул нож, проверил ногтем, достаточно ли он остер, и улегся спать. Спал он по-особому. Ни один звук, раздававшийся в комнате, не был в силах нарушить его богатырский сон, но достаточно было самого легкого шороха под окном или на крыльце, не говоря уж о шагах или голосах, как он немедленно вскакивал. Верный слуга и хороший друг!
А Леонардо? Нет, он не ложился. Ему надо было, пока впечатления были еще свежи и ярки, зарисовать виденное и записать приходящие в голову мысли.
Вот он сидит за столом, разбирая сделанные им наспех в мертвецкой наброски, переносит все это на большие листы и отделывает их. Лист за листом покрываются изумительно тонкими, точными зарисовками органов человеческого тела, схемами кровообращения. А поля листа и нередко промежутки между рисунками заполняются записями:
«Я, для правильного и полного понятия о них [о жилах], произвел рассечение более десяти трупов... Одного трупа было недостаточно... так что приходилось работать последовательно над целым рядом их, для того чтобы получить законченное знание... И, если даже ты имел бы любовь к предмету, тебя, быть может, отшатнуло бы отвращение, и даже если бы не отшатнуло оно, то, может быть, тебе помешал бы страх находиться в ночную пору в обществе подобных разрезанных на части, ободранных, страшных видом своим мертвецов...»
Послышался хруст гравия под окном. Зороастро поднял голову и взглянул в зеркало. Хитроумное приспособление, устроенное его господином, давало ему возможность, не покидая своего места, видеть всех, кто приближался к дому. Правда, час был ранний, но и в это время немало людей самого различного характера и занятий посещали прославленного мастера.
