и меру Своего отмщения… Зло произошло от представления, что надо мстить за Бога. Но Бога надо почитать, и никогда не следует мстить за Него… Второй разряд состоит из преступлений против нравов. Таковы оскорбления публичной и частной благопристойности, т. е. установленных способов пользования чувственными удовольствиями и половыми сношениями. Они должны заключаться в лишении выгод, которое общество связывает с чистотой нравов, в штрафах, позоре, необходимости скрываться, в изгнании из города и общества… В самом деле, основание этих преступлений лежит не в злой воле, сколько в забвении своего достоинства и в неуважении к самому себе… К преступлениям третьего разряда относятся те, которые нарушают спокойствие граждан. Наказания за них должны соответствовать природе преступления, следовательно, они должны быть связаны с общественным спокойствием. Таковы: тюрьма, ссылка, исправительные меры и другие наказания, которые укрощают беспокойные умы и возвращают их в пределы установленного порядка… Наказание за преступления против безопасности граждан – талион, посредством которого общество лишает безопасности гражданина, лишившего или покушавшегося лишить безопасности других. Это наказание извлечено из природы вещей, оно почерпнуто из разума самого источника добра и зла» [121].
Градация преступлений по их тяжести у Т. Гоббса такова: «Членовредительство – большее преступление, чем грабеж… Соблазнить замужнюю женщину – большее преступление, чем соблазнить незамужнюю… Убить родителя – большее преступление, чем убить чужого… А ограбление бедняка – большее преступление, чем ограбление богача, ибо для бедняка – то более чувствительный ущерб. Преступление, совершенное в месте, отведенном для богослужения, и в часы богослужения, является более серьезным, чем то же преступление, совершенное в другое время в другом месте, ибо первое проистекает из большего презрения к закону» [122].
В разные периоды истории человечества и в разных государствах в зависимости от состояния духа, общей культуры и форм политического режима существовали разные концептуальные установки в отношении системы социальных ценностей и, стало быть, классификации преступлений по их характеру, степени общественной опасности и тяжести последствий. Виды и размеры наказаний в их соотношении с видами, законодательно предусмотренными преступлениями, также существенно зависели от общего состояния и уровня стабильности конкретного общества и правопорядка в нем. Было подмечено, что чем ниже уровень социальной стабильности и безопасности, тем, как правило, более суровы бывают наказания за совершение подобных преступлений, и наоборот. Ш. Монтескье заметил, что чем деспотичнее государство, тем более суровы наказания, чем большими свободами пользуются граждане – тем умереннее наказания. [123]
Истинность подобной обратно-пропорциональной корреляции преступлений и наказаний подтверждается содержанием законодательно установленных уголовно-правовых санкций и их практическим применением во всех более или менее развитых и стабильных государствах, которые при прочих равных условиях (caeteris paribus) для собственной защиты и сохранения правопорядка обычно не предпринимают крайних мер уголовно-правового воздействия.
Россия и Армения исторически уже прошли огромную, так называемую советскую, эпоху неправомерных идеологических и законодательных установок, которые безбожно навязывали обществу определенную систему ценностей, в которой жизнь и судьба человека с его богоданными правами и свободами стояли по своей ценности гораздо ниже, чем его личное и тем более государственное имущество. К великому сожалению, такой грубый и сугубо атеистическо-материалистический подход и связанные с ними суеверные предрассудки и пережитки оставили неизгладимую печать также в содержании нового уголовного законодательства, которое формально провозгласило приоритет ценности жизни человека, его достоинства, прав и свобод. На самом деле законодатель оказался «в хвосте» своих публичных деклараций. Так, за хищение предметов, имеющих особую ценность (документов, культурных и художественных произведений, составляющих общественную или частную собственность), ст. 164 УК РФ устанавливает более строгую меру наказания, нежели ст. 126 УК РФ за похищение человека (т. е. соответственно от шести до десяти лет лишения свободы и от четырех до восьми лет лишения свободы). А ст. 131 УК РА за похищение человека предусматривает наказание в виде лишения свободы на срок от двух до пяти лет, а за кражу имущества в особо крупных размерах ст. 177 УК РА устанавливает наказание в виде лишения свободы на срок от четырех до восьми лет с конфискаций имущества. Выходит, что жизнь и свободу человека действующий закон ценит менее, чем предназначенное для удовлетворения его нужд тленное имущество. Впрочем, такие законодательные парадоксы и курьезы можно встретить сплошь и рядом. Например, когда власть законодательно ценится более (ст. 278 УК РФ) и ее захват предполагает наказание в виде лишения свободы на срок от двенадцати до двадцати лет, чем жизнь человека, за насильственное лишение которой устанавливается наказание в виде лишения свободы на срок от шести до пятнадцати лет (ст. 105 УК РФ). Поэтому вовсе не удивительно, что после такого законодательного внушения официально провозглашенных ценностей масса людей, рискуя своей жизнью, достоинством и свободой, самозабвенно и безудержно рвется к власти и материальному богатству и тем более готова пожертвовать на этой большой дороге жизнями, достоинством и свободой целых народов для приобретения и сохранения своей власти и богатства.
Одним словом, перечень подобных законодательных недоразумений довольно пространный, чтобы его можно было описать в данном исследовании, но можно смело сказать, что материально-мирские объекты законодатель по инерции ценит более, чем жизнь, достоинство, здоровье и свободу человека.
Представляется, что более правомерная система уголовно-правоохраняемых объектов должна строиться на вышеуказанных приоритетах, т. е. жизни, достоинстве, свободе и здоровье человека, ценностях мира и экологической безопасности, государственной власти и общественном порядке в той мере, в какой они связаны с сохранением перечисленных ценностей, и наконец, имуществе граждан. Только при таком перечне правоохраняемых ценностей (объектов и правоотношений) законодатель может адекватно определить категорию тяжести того или иного преступления, а стало быть, и соответствующих им видов и размеров наказаний, и тем самым существенно повысить эффективность уголовного законодательства в целом.
Стало очевидным, что сам объект преступления, как, впрочем, и другие элементы состава преступления, о которых мы еще подробно поговорим, должен подсказать законодателю и судьям необходимые и достаточные цели, вид и размер, содержание и режим предполагаемого за совершение данного вида преступления наказания, а также помочь судьям правильно ориентироваться в решении вопросов по конкретизации назначаемого наказания. В данном случае аксиологические и логические соображения законодателя и судьи должны исходить из единого первоисточника.
О важности влияния объекта преступления на меру назначаемого наказания свидетельствуют примеры из судебной практики. Так, некий Ч. был осужден за фальшивомонетничество (ст. 186 УК РФ, санкция – до восьми лет лишения свободы), поскольку сбыл за какие-то вещи гражданину 3. две самодельные денежные купюры. Президиум Верховного Суда РФ отменил приговор суда, так как подделка денег была довольно грубой и рассчитанной на плохое зрение 3., и эти две денежные купюры
