Уильям Фолкнер. 40-е годы
Он побежал к ней, вспенивая воду. Казалось, он никогда не достигнет берега. Водяные девы льнули к нему, липли к его телу: или это была его мокрая одежда? Вода волновалась пред ним: на гребнях колыхались мелкие вечерние звездочки. Наконец он достиг прибрежных ив, ощутив под рукою мокрую и скользкую землю. Пошарив, он ухватился за корень, потом за ветку, подтянулся и забрался на берег. Вода ручьем стекала с его одежды, мокрая тяжесть постепенно перемещалась вниз к ногам.
В башмаках его хлюпало, влажная одежда налипала и не давала бежать. Впереди, в безлунной темноте, он видел луч ее обнаженного тела, он видел, как она взбирается вверх по холму. Он бежал и ругался, проклиная такой счастливый случай, со всеми его несчастьями.
Обувь мешала бежать, и тогда, не спуская глаз с тусклого бегущего пламени, он скинул башмаки и припустил дальше. Одежда была грузной как свинец. Тяжело дыша, он взобрался на холм.
Над пшеничным полем всходила луна. Девушка была там, внизу: словно маленький корабль, порхающий на серебряной глади моря.
Он бросился вслед. Пшеница с шелестом расступалась перед ним. Там, где он шел, позади оставалась узкая серебряная борозда: тонкая царапина, которая тотчас же зарастала, когда пшеница, распрямляясь, возвращалась на место. Девушка была далеко впереди: там, где прошла она, поле уже разгладилось. Он видел, как быстро затягивается за ней серебряная дорожка. Наконец, на самом краю поля, тело ее словно чиркнуло о ближайший ствол дерева, вспыхнуло как спичка и погасло.
Все еще бегом он миновал остаток поля и, усталый, вошел в лес. Девушка исчезла. В приступе отчаяния он бросился на землю. «И все же я коснулся ее», с безнадежной обидой подумал он, чувствуя сквозь мокрую одежду прикосновение земли, ощущая лицом и руками тонкую жесткость опавших веток.
Луна взошла высоко: она плыла в небе, раздувая свои круглые золотые щеки.
Он скорчился в судороге, вспомнив тело девушки рядом со своим, вспомнив темный лес, закат и пыльную дорогу, проклиная, что не дошел до дому.
«И все же я коснулся ее!», шептал он, пытаясь представить, как все могло быть дальше. Он вспомнил ее пугливое бедро, прикосновение острого соска. Обиднее всего было то, что она испугалась его. «Я не причинил бы тебе зла», застонал он, «я не сделал бы тебе ничего плохого».
На мгновение мышцы его свело судорогой былого труда, машинальных движений, повторяемых им в поле и на току. Но свет луны расслабил его, успокоил, шаря в его мокрых волосах, перебирая тени и свет. Он подумал про завтра, поднялся. Ощущение потустороннего присутствия исчезло: остались только ночные тени. В лунном свете сверкнула проволока изгороди. Он понял, что вышел на дорогу.
Пыль тотчас же стала налипать на его мокрые босые ноги. Он еще раз взглянул с холмистой дороги на лунное поле, на чернильные пятна деревьев. Он вспомнил о девушке, быстрой словно ртуть, стремительной, словно укатившаяся монета. Скоро уже он видел внизу огни городка, часы на башне здания суда: в тихом мерцанье улиц ему виделась маленькая волшебная страна. И тогда он забыл о девушке, мечтая только поскорее добраться до койки.
Освещенная луной, тянулась к городу длинная, однообразная дорога. А луна между тем поднималась все выше и выше. Но скоро она начнет медленно сползать вниз, чтобы рассмотреть поближе припорошенные ее светом деревья и пшеничные поля, холмы и стерню.
Он уже видел в отдалении посеребренный амбар и силосную башню – словно силуэты древнегреческого города. Серебристая яблоня стояла под луной – застывшие брызги фонтана. Лунный свет слоился в городском воздухе. Некоторые окна в здании суда еще горели: но свет их казался жидким и бесполезным.
Дневные заботы ушли, впереди – вечные заботы. Звезды, словно лепестки опавших цветов на черной воде, относило небесным течением все ниже на запад. Ступая мокрыми, но уже покрытыми пылью ногами, он медленно сошел с холма…
(«Нимфолепсия», перевод С.Чулковой)
Приехав в 1925 году в Новый Орлеан, Фолкнер знакомится с писателем Шервудом Андерсоном, который, заинтересовавшись творчеством Фолкнера, посоветовал ему уделять больше внимания прозе, чем поэзии. Провал поэтического сборника Фолкнера «Мраморный фавн» («The Marble Faun») подтвердил правоту Андерсона, и Фолкнер пишет роман «Солдатская награда» («Soldiers' Pay»), который Андерсон передал своему издателю (при издании своей первой книги, писатель добавил к своей фамилии букву U и стал писать ее Faulkner вместо Falkner).
Пока рукопись романа лежала в издательстве, Фолкнер несколько месяцев путешествовал по Европе: сначала на грузовом судне отправился в Англию, затем объездил на велосипеде и Италию, и Францию…
Первое издание «Сарториса»
За «Солдатской наградой» последовал роман «Москиты» («Mosquitoes», 1927) – сатирическое изображение нью-орлеанской богемы. Хотя ни первый, ни второй роман не привлек внимания читателей, Фолкнер не отчаивается и пишет «Сарторис» («Sartoris», 1929), первый из пятнадцати романов, действие которого происходит в вымышленном округе Йокнапатофа, своеобразном микрокосме американского Юга, населенном несколькими поколениями колоритных персонажей. На карте этого воображаемого мира автор написал: «Единственный владелец и собственник – Уильям Фолкнер».
Первоначальный вариант этого романа, который был сокращен издателем, вышел в 1973 году под названием «Флаги в пыли» («Flags in the Dust»).
Современное американское издание романа У.Фолкнера «Шум и ярость»
Хотя «Сарторис» и был отмечен критикой, широкое признание Фолкнер получает лишь после выхода в свет романа «Шум и ярость» («The Sound and the Fury», 1929), где впервые осуществляется принцип «двойного видения» – основной творческий принцип прозы Фолкнера, с помощью которого раскрываются одни и те же события и характеры с разных точек зрения. Критики единодушно провозгласили роман «великой книгой», где трагическая тема «заставляет вспомнить о Еврипиде». На простого же читателя роман большого впечатления не произвел: новаторская повествовательная техника Фолкнера была трудна для восприятия.
Само название романа отсылает знающего читателя к шекспировскому «Макбету», интерпретирующему жизнь человека как рассказ сумасшедшего, в котором нет ничего, кроме шума и ярости. Семейство Компсонов – собирательный символ американского Юга, героическое прошлое которого растаяло, а новое настоящее разрушает устоявшиеся культурные традиции. Роман состоит из четырех частей и представляет одни и те же события, как уже упомянуто, с разных точек зрения. В первой части повествование ведется от лица тридцатитрехлетнего Бенджи, остановившегося в своем развитии на уровне трехлетнего ребенка. Бенджи воспринимает мир через ощущения, мир предстает в виде осколков зеркала. Фолкнер показывает внешние реалии через младенческое, ничем не отягощенное подсознание, в котором полностью отсутствуют причинно-следственные связи. Вторая часть романа являет собой поток сознания Квентина, интеллектуала, трагически переживающего дисгармонию мира. Квентина мучает воображаемый инцест с сестрой Кэдди и ее реальное грехопадение. Рушащиеся традиции и устои прошлого, бездушие настоящего приводят к тому, что Квентин существует в иллюзорном мире, пока, наконец, он не останавливает жизненные часы, покончив жизнь самоубийством… Третья часть романа, повествование от лица Джейсона, дает видимое представление о кризисе, который переживает когда-то уважаемая семья. Джейсон – самодовольный тиран, мучающий племянницу, расист, ненавидящий негров, завистник, считающий, что весь мир ему обязан.
Последняя же часть романа написана в традиционной повествовательной технике. Через все произведение к читателю постепенно пробивается мысль о том, что жизнь человека – это бесконечная череда побед, которые не отличаются от поражений, и поражений, которые не отделимы побед. Библейская сентенция, что жизнь – это поток, в котором первые становятся последними, а последние – первыми, пронизывает весь роман. Носительницей этой идеи Фолкнер делает старую негритянку Дилси, выступающую хранительницей традиций Юга, сердцевиной, которая не поддается разрушению…
Все время работы над своими книгами Фолкнер продолжал встречаться с Эстелл Олдхэм, и после ее развода в 1927 году они, наконец, поженились. У Фолкнеров было две дочери: Алабама, которая умерла в 1931 году, и Джилл.
Свой следующий роман – «На смертном одре» («As I Lay Dying», 1930) – Фолкнер написал за шесть недель, работая в ночную смену на электростанции. В этой книге, состоящей из пятидесяти девяти внутренних монологов, рассказывается о путешествии бедной семьи южан Бандренсов, которые везут тело миссис Бандрен в город Джефферсон на кладбище.
