С целью найти еще более обширную аудиторию в народных театрах, которые начали в то время возникать в России, Толстой написал «Власть тьмы» — полную ужаса драму из крестьянской жизни, в которой он пытался произвести глубокое впечатление при помощи реализма Шекспира или, скорее, Марлоу (Marlow). Другое драматическое произведение этого периода — «Плоды просвещения» — носит комический характер. В этой комедии осмеиваются предрассудки высших классов относительно спиритизма. Оба произведения (первое с изменением заключительной сцены) с большим успехом даются в русских театрах.
Необходимо, впрочем, оговориться, что не одни повести и драматические произведения этого периода, принадлежащие Толстому, могут быть причислены к произведениям искусства. Труды его по религиозным вопросам, упомянутые нами выше, являются также произведениями искусства, в лучшем смысле этого слова, так как в них найдется много страниц описательного характера, отличающихся высоким художественным достоинством; в то же время страницы, посвященные Толстым выяснению экономических принципов социализма или отрицающих правительство принципов анархизма, могут быть сравниваемы с лучшими произведениями этого рода, принадлежащими Вильяму Моррису, причем первенство остается за Толстым, вследствие необыкновенной простоты и вместе с тем художественности изложения.
«Крейцерова соната» после «Анны Карениной», несомненно, имела наиболее обширный круг читателей. Необычайность темы этой повести, а также нападки на брак, заключенные в ней, настолько привлекают внимание читателей, вызывая обыкновенно между ними ожесточенные споры, что при этом, в большинстве случаев, забывают о высоких художественных достоинствах этой повести и о беспощадном анализе некоторых сторон жизни, заключенном в ней. Едва ли нужно упоминать о нравственном учении, вложенном Толстым в «Крейцерову сонату», тем более, что вскоре сам автор в значительной степени отказался от тех выводов, которые следовали из этого учения. Но эта повесть имеет глубокое значение для всякого, изучающего произведения Толстого и стремящегося познакомиться с внутренней жизнью великого художника. Никогда еще не было написано более сурового обвинительного акта против браков, заключаемых лишь ради внешней привлекательности и не основанных на интеллектуальном союзе или симпатии между мужем и женою; что же касается до борьбы, которая ведется между Позднышевым и его женой, она рассказана в высшей степени художественно и дает самое глубокое драматическое изображение супружеской жизни, какое мы имеем во всемирной литературе.
О работе Толстого «Что такое искусство?» говорится ниже, в VIII главе настоящей книги. Впрочем, самым крупным произведением позднейшего периода является «Воскресение». Недостаточно сказать, что юношеская энергия семидесятилетнего автора, проявляющаяся в этой повести, поражает читателя. Ее чисто художественные качества настолько высоки, что, если бы Толстой не написал ничего, кроме «Воскресения», он все же был бы признан одним из великих писателей. Все те части повести, которые изображают общество, начиная с письма Мисси, сама Мисси, ее отец и т. д., могут быть приравнены к лучшим страницам первого тома «Войны и мира». Столь же высоким достоинством отличаются описания суда, присяжных и тюрем. Правда, можно сказать, что главный герой, Нехлюдов, поражает некоторою искусственностью; но этот недостаток был почти неизбежен, раз Нехлюдову была отведена роль изображать если не самого автора повести, то, во всяком случае, являться откликом его идей и его жизненного опыта; этот недостаток свойственен всем беллетристическим произведениям, в которых преобладает автобиографический элемент. Что же касается до остальных действующих лиц повести, громадное количество которых проходит пред читателем, то все они изображены с необыкновенной живостью, каждое из них носит определенный характер и остается навсегда в памяти читателя, хотя бы они являлись в повести лишь мельком (как, напр., изображения судей, присяжных, дочери тюремного смотрителя и т. д.).
Количество вопросов, поднятых в этой повести, — вопросов политического, социального и партийного характера, — настолько велико, что все общество, как оно есть, живущее и волнующееся многоразличными задачами жизни и противоречиями, проходит пред читателем, и притом не только русское общество, но общество всего цивилизованного мира. В действительности, за исключением сцен, изображающих жизнь политических преступников, содержание «Воскресения» приложимо ко всем нациям. Это — самое интернациональное из всех произведений Толстого. В то же время коренной вопрос: «имеет ли общество право суда?», «разумно ли поддерживать систему судов и тюрем?» — этот страшный вопрос, который настоящее столетие призвано разрешить, проходит красной нитью через всю книгу и производит такое впечатление на читателя, что во вдумчивом человеке неизбежно зарождаются серьезные сомнения насчет разумности всей нашей системы наказаний. «Ce livre pesera sur la conscience du siecle» («Эта книга оставит следы на совести столетия») — так выразился один французский критик. И справедливость этого замечания мне пришлось проверить во время моего пребывания в Америке, при разговорах с различными лицами, до этого времени совсем не интересовавшимися тюремным вопросом. Эта книга оставила следы на их совести. Она заставила их задуматься над несообразностью всей современной системы наказаний.
То же замечание можно применить и ко всей деятельности Толстого. Будет ли успешна его попытка дать людям элементы мировой религии, которая, по его мнению, может быть принята разумом, получившим научную подготовку, — религии, которая может служить для человека руководителем в нравственной жизни, являясь вместе с тем разрешением великой социальной задачи и всех вопросов, связанных с нею, — удастся ли эта смелая попытка? — этот вопрос разрешит лишь время. Одно лишь можно утверждать с уверенностью, а именно, что со времени Руссо ни одному человеку не удалось затронуть людскую совесть так, как это сделал Толстой своими произведениями, касающимися нравственных вопросов. Он бесстрашно раскрыл нравственные стороны всех жгучих вопросов современности, раскрыл их в такой производящей глубокое впечатление форме, что читатели его произведений не могут ни забыть этих вопросов, ни откладывать их разрешение: каждый чувствует, что какое-нибудь решение должно быть найдено. Вследствие этого влияние Толстого не может быть измеряемо годами или десятилетиями; оно останется надолго. Влияние это не ограничивается одной какой-либо страной. В миллионах оттисков его произведения читаются на всех языках, будят совесть людей всех классов и всех наций и производят везде одни и те же результаты. Толстой является наиболее любимым, наиболее трогательно любимым человеком во всем мире.
Глава V Гончаров. — Достоевский. — Некрасов
Гончаров: «Обломов». — Русская болезнь «обломовщина». — Исключительно ли русская она? — «Обрыв». Достоевский: Его первая повесть. — Общий характер его произведений. — «Записки из мертвого дома». — «Униженные и оскорбленные». — «Преступление и наказание». — «Братья Карамазовы». Некрасов: Споры о его таланте. — Его любовь к народу. — Апофеоз русской женщины. Другие прозаики той же эпохи: Сергей Аксаков. — Даль. — Иван Панаев. — Хвощинская (В. Крестовский — псевдоним). Поэты той же эпохи: Кольцов. — Никитин. — Плещеев. Поклонники чистого искусства: Тютчев. — А. Майков. — Щербина. — Полонский. — А. Фет. — А. К. Толстой. — Переводчики.
Гончаров. «Обломов»
Несмотря на то, что Гончаров занимает в русской литературе, вслед за Тургеневым и Толстым, очень крупное место, этот глубоко интересный писатель остается почти неизвестным английским читателям. Он не отличался плодовитостью, и, за исключением нескольких очерков и описания путешествия, совершенного им на военном корабле («Фрегат Паллада»), перу Гончарова принадлежат только романы: «Обыкновенная история» (переведено по-английски г-жой Констанцией Гарнетт), «Обломов» и «Обрыв», причем именно второй из этих романов, «Обломов», завоевал автору место в литературе наряду с двумя вышеупомянутыми великими писателями.
В России Гончарова всегда характеризуют как писателя, обладавшего чрезвычайно объективным талантом, но это определение можно принимать лишь с известным ограничением.
Писатель никогда не бывает совершенно объективен — у него всегда есть свои симпатии и антипатии, и, как бы он ни старался, они проглянут сквозь самые объективные описания. С другой стороны, хороший писатель редко позволяет себе проявлять свои собственные душевные движения, предоставляя их своим героям: вы не встретите подобного авторского вмешательства ни в произведениях Тургенева, ни в произведениях Толстого. Но все же в произведениях этих двух писателей вы чувствуете, что авторы переживают жизнь своих героев, что они страдают и радуются вместе с ними, что они сами влюбляются вместе со своими героями и страдают, когда их постигает несчастие, между тем как у Гончарова такое сочувственное отношение автора к героям гораздо менее заметно. Несомненно, что ему также приходилось переживать каждое ощущение своих героев, но он всячески старается относиться к ним вполне беспристрастно, что, конечно, совершенно недостижимо. Эпическое спокойствие и эпическое обилие деталей, несомненно, характерны для романов Гончарова; но эти детали не утомительны, они не уменьшают впечатления, и интерес читателя к героям нисколько не отвлекается этими мелочами, потому что они под пером Гончарова никогда не кажутся незначительными. Но всякий чувствует, что автор относится к человеческой жизни с глубоким спокойствием и, что бы ни случилось с его героями, от него нечего ждать страстного выражения симпатии или антипатии к ним.
