По словам Ф. Беккер, «современные этнологические концепции понимают культуры не как фиксированные и поддающиеся описанию единицы, а как переходные продукты принципиально незавершенных конструкционных процессов»[15]. «Если определять этничность через широко употребляемые центральные понятия “культуры” и “идентичности”, то вся ее концепция превращается в обоюдоострую интерпретирующую модель. В этом случае этничность подразумевает “культуру” как разделяемые образцы поведения, коллективный опыт и нормы, которые выступают как этническая характеристика той или иной группы. С другой стороны, этничность, понимаемая как идентичность, указывает на чувство принадлежности, т. е. [само]идентификацию отдельной личности с определенной этнической группой» [16].
В антропологии для выделения этнических групп используются следующие критерии (признаки):
1) население в значительной степени биологически самовоспроизводимо;
2) население разделяет фундаментальные культурные ценности, реализованные во внешнем единстве культурных форм;
3) население образует поле коммуникации и взаимодействия;
4) население характеризуется тем, что принадлежность к группе, идентифицируемой как теми, кто в нее входит, так и теми, кто в нее не входит, конституирует категорию, отличную от других категорий того же порядка[17].
Это определение можно дополнить и другими признаками, с помощью которых определяются этнические группы:
5) общее название, имя, которое идентифицирует и определяет принадлежность к сообществу (мы – русские, ирландцы, ливы и т. д.);
6) разделяемый всеми членами сообщества миф о общем историко-культурном наследии, содержащий идею об общем происхождении; он обеспечивает для членов группы чувство родства, общности происхождения, единой генеалогии;
7) общая историческая память, единые представления об общем прошлом (набор ключевых событий, исторические легенды, «места памяти», мифологизированные герои и т. п.);
8) признаваемые всеми членами сообщества элементы общей культуры (народные обычаи, в том числе бытовые – костюм, оформление жилища, особенности кухни, особенности религиозных культов, свойства языка и т. д.);
9) единые представления об «исторической родине», «земле происхождения», «земле предков»; при этом на ней не обязательно проживать в данный момент, но символическая связь с ней всегда присутствует в культурных представлениях данной этнической группы;
10) чувство общности («мы – большая семья», солидарность, комплиментарность) членов этнической группы, основанное на чувстве родства.
Категория этничности оказывается востребованной в современной науке и современном мире в связи с историко-культурными и демографическими процессами XIX–XX вв. В ходе войн, революций, складывания и крушения колониальной системы люди оказались разделены, разбросаны по разным государствам и континентам. В разных местах возникли крупные и мелкие диаспоры и просто анклавы этнически иного населения. Миграции, депортации, этнические чистки, метисация населения, перемещения границ, распад империй и образование новых государств привели к тому, что этносы и нации смешались. По подсчетам В. Коннора, только 15 из 180 современных наций гомогенны, а все остальные являются многонациональными по составу[18].
В этой мультикультурной, миксированной среде человеку важно сохранить свою этническую идентичность как идентичность культурную, идентичность происхождения, идентичность родства с себе подобными. Этнизация выступает социальной, культурной, политической маркировкой. Для ее обозначения и используется категория этничности.
Ф. Беккер отметила, что применяются две объясняющие схемы этничности: примордиалистская и ситуативная. При примордиалистской схеме этничность воспринимается как некая культурная данность, передаваемая от поколения к поколению. При ситуативной этничность используется как стратегия поведения разных социальных групп в разных ситуациях, т. е. этничность оказывается инструментом манипулирования в культурной и социальной политике. «Ситуативный подход понимает этническую идентичность как результат действия, или как дискурсивный модус, находящихся в конкретно-исторической ситуации действующих индивиуумов, чьи специфические практики полностью социально контекстуализированы. Вместо описания этничности как базисного, эссенциалистского феномена здесь предлагается ее прочтение как некоего регистра возможностей, которые могут быть мобилизованы в ходе социальных практик. Исходя их этого исследуются условия и формы включения этнических категорий в тот или иной дискурс». Этничность предстает «как интерпретирующая модель, как продукт социальной конструкции, служащий символическому отграничению и применяемый каждый раз в зависимости от актуальных интересов. С другой стороны, этничность приравнивается авторами к концепту культуры и этническая идентичность становится в конечном счете объективным типом, который формирует членов группы и не позволяет им приспосабливаться к новым условиям» [19].
Другими словами, этничность как идентичность служит не только объединению индивидов в группы, но и их разделению, проведению границ как между индивидами, так и между группами. Здесь получила развитие конценция этнической границы Ф. Барта: «Интересующие нас границы – это, конечно, границы социальные, хотя у них могут быть и территориальные составляющие. Если группа сохраняет свою идентичность, когда ее члены взаимодействуют с другими, в силу вступают критерии определения принадлежности и способы сигнализирования о включенности/исключенности… этническая граница канализирует социальную жизнь: ей соответствует подчас довольно сложная организация поведения и социальных отношений. Идентификация другого индивида как члена своей группы предполагает наличие разделяемых этими индивидами критериев оценки и суждений. Предполагается, таким образом, что оба в принципе “играют в одну и ту же игру”, и это означает, что между ними образуется потенциал для диверсификации и экстраполяции их социальных связей»[20].
Как заметила Ф. Беккер, этничность у Ф. Барта – «это прежде всего стратегия отграничения, некая форма социального взаимодействия между группами или форма действия, с помощью которой утверждается и маркируется культурная инаковость. Говоря короче: определение групп происходит в ходе проведения границ между ними, а не через “объективные” культурные признаки. Последние же “выдергиваются” из общего репертуара культурных образцов собственной или чужой группы и наделяются символическим смыслом с целью использовать их для самоидентификации или отмежевания»[21].
Наличие подобных границ и «стратегий ограничения» обязательно предполагает выработку принципов взаимодействия обществ «по разную сторону этнической границы». Собственно, вот тут мы и подходим к главной практической проблеме наук, изучающих этничность: каков механизм взаимодействия этнических групп и каким образом, с использованием каких институтов, его можно сделать более гуманным, эффективным, прогрессивным? К сожалению, история дает нам гораздо больше примеров ксенофобии и даже агрессии в отношении «этнически иных». Инструментами регулирования отношений между этническими группами выступают государство, социальные отношения, регулируемые законом и обычаем, этническая политика, культурная политика, демографическая политика, экологическая политика и т. д.
Идеалом здесь выступает, по словам Ф. Барта, «полиэтничное общество, интегрированное в рыночную экономику, контролируемое государственной системой, в которой доминирует одна из групп, но которая оставляет широкое пространство для культурного разнообразия в религиозном и бытовом секторах социальной активности»[22]. Такое устройство является идеалом современных демократий, и мы видим попытки его реализации (с разной степенью успешности) на примере сегодняшних демократических государств.
С этничностью тесно связано понятие этнической мобилизации. Как было показано выше, сам процесс этнизации часто бывает срежессирован, управляем элитами, направлен на решение политических, социальных, культурных задач, является инструментом решения этих задач. Для этого надо актуализировать, возбудить в социальных группах запрос на этничность (именно с этим в современном мире бывает связан рост национализма). Люди как бы мобилизуются в этнические группы, причем порой помимо своей воли. В.А.Тишков назвал этот процесс политикой этнического предпринимательства[23]. Он хорошо виден на истории территорий с этнически смешанным населением, когда в определенные моменты одна из этничностей начинала искусственно доминировать над другими.
