В прекрасной книге, которую обязательно нужно прочесть, в «Легенде о Тиле Уленшпигеле», рассказывается, как у доброй голландской женщины родился малютка Тильберт, Тиль Уленшпигель.
«…Кума Катлина завернула его в теплые пеленки, присмотрелась к его головке и показала на прикрытую пленкой макушку.
— В сорочке родился! — сказала она радостно».
Что за странности? Неужели же есть люди, которые являются на свет «в сорочках», то есть уже в рубашонках? Ведь слово «сорочка» значит «рубашка».
Значит, но не только это. Раньше «сорочками» называли и разные пленки, перепонки — скажем, ту, которая находится под скорлупой яйца.
И вот, оказывается, изредка случается, что новорожденные являются на свет с головками, покрытыми тоненькой пленкой; она затем скоро спадает. Наши предки считали такую пленку счастливой приметой; французы и сейчас зовут ее «шапкой счастья».
Конечно, теперь никто уже всерьез не думает, будто кусочек пленки на головке малыша может сделать его счастливчиком. Но все же о людях удачливых, которым «везет», мы и поныне говорим, улыбаясь: В сорочке родился! Ныне это уже не примета, это только поговорка.
* * *
А теперь — презанятнейшая история о происхождении фразеологической цепочки, которая началась с одного суеверного обычая, а кончилась… вот чем она окончилась, вы сейчас узнаете сами.
Лить колокола — пушку лить — пушкарь — брать на пушку — пулю отлить — получите с Пушкина.
Слыхали ли вы шуточные выражения, где упоминается фамилия великого поэта: За счет Пушкина, А кто за тебя делать (читать, писать, работать и т. д.) будет, Пушкин? Пусть Пушкин платит, Получишь с Пушкина?..
Родословная этих фразеологизмов очень не проста и на первый взгляд кажется даже невероятной.
Чтобы проследить ее, познакомимся сначала с одним обычаем, который сложился на Руси еще в XIV веке.
В те времена отливка колокола была делом сложным, требующим и высокого мастерства, и хитроумных приспособлений, и, как полагали, соблюдения обрядов и учета примет. Тогда-то и вошло в обычай распространять в народе самые нелепые слухи «от сглазу», без чего колоколу хорошо не отлиться, малиново не звенеть.
Прочтите вот этот отрывок из книги бытописателя Вл. Гиляровского «Москва и москвичи», написанную более полувека назад.
«Колокола льют! Шушукаются по Сухаревке[2] — и тотчас же по всему рынку, а потом и по городу разнесутся нелепые россказни и вранье. И мало того, что чужие повторяют, а каждый сам старается похлеще соврать и обязательно действующее лицо, время и место действия точно обозначить.
— Слышали, утром-то сегодня? Под Каменным мостом кит на мель сел… Народищу там!
… — Сейчас Спасская башня провалилась. Вся! И с часами! Только верхушку видать.
Новичок и в самом деле поверит, а настоящий москвич выслушает и виду не подаст, что вранье, не улыбнется, а сам еще чище что-нибудь прибавит. Такой обычай. Колокол льют!»
Так вслед за поверьем и сами слова колокол лить стали означать: выдумывать невесть что, сказывать небылицы.
«— Ты говоришь, что разбойники на ходулях ходят? Может быть, это колокол льют», — говорит Белотелова Красавиной в комедии А. Н. Островского «Женитьба Баль-заминова».
Занятный обычай слагать небылицы перекочевал со временем в другие отрасли литейного дела. Приступают на заводе к отливке артиллерийских орудий, и город заполняется слухами один неправдоподобнее другого. Это теперь уже мастера пушкарного дела Пушку льют.
Ну, а кто это льет пушку? Конечно, пушкарь. Так, пушкарем фигурально стали именовать в народе всякого, кто был не прочь напридумать невесть что.
Наладили затем на Руси изготовление свинцовых пуль — и вот пожалуйста: появляется новое выражение Пули лить, а смысл, в общем-то, прежний: выдумывать всякую небывальщину. Правда, в значении наметились оттенки: Лить пули, Пулю отливать — это не просто врать, а «завираясь, хвастать». «Исторический человек» из «Мертвых душ» Гоголя, Ноздрев, «проврется самым жестоким образом, так, что… наконец… самому сделается совестно. И наврет совершенно без всякой нужды: вдруг расскажет, что у него была лошадь какой-нибудь голубой или розовой шерсти и тому подобную чепуху, так что слушающие, наконец, все отходят, произнесши: „Ну, брат, ты, кажется, уж начал пули лить“».
Тем временем пополнял свой тайный словарь и воровской мир. Он окрестил «пушкой» личное огнестрельное оружие, и на языке преступников Брать на пушку стало означать: вводить в заблуждение, брать на испуг. В этом последнем значении его и употребил В. Маяковский:
У рабкоров
Не робкий норов:
И взять на пушку
Нельзя рабкоров.
Так, «цепная реакция» привела нас постепенно к совсем, казалось бы, необъяснимому иносказанию Получите с Пушкина. Это каламбур, построенный на игре переносных значений слов пушка, пушкарь и фамилии Пушкин.
И пошел гулять в разговоре, на страницах книг шуточный крылатый оборот. В «Двенадцати стульях» Ильфа и Петрова «великий комбинатор» Бендер «выдал мальчику честно заработанный рубль.
— Прибавить надо, — сказал мальчик по-извозчичьи.
— От мертвого осла уши. Получишь у Пушкина».
* * *
История — память человечества, она зафиксировала многое из того, что случилось в мире. И если то были события знаменательные, факты весомые, считайте, что они породили выражения, которые со временем стали образными, как стали образными, крылатыми слова, сказанные некогда государственными деятелями, политиками, учеными, военачальниками.
Греческий царь Пирр в 280 году до нашей эры вел длительную и жестокую войну с Римом. Дважды ему удавалось одержать победы: в его войске имелись боевые слоны, а с ними римляне не умели бороться. Тем не менее вторая победа далась Пирру ценой таких жертв, что, по преданию, он воскликнул после боя: «Еще одна такая победа — и я останусь без войска!»
Война закончилась поражением и отступлением Пирра из Италии. Слова Пиррова победа уже очень давно стали обозначением успеха, купленного чрезвычайно дорогой ценой.
В Эфесе, в греческой Малой Азии, «чудом света» слыл замечательный храм богини Артемиды. Храм этот погиб в огне, подожженный неким честолюбцем, по имени Герострат. На суде злодей объяснил, что он хотел во что бы то ни стало прославиться, обессмертить свое имя; за неимением каких-либо особенных талантов он и придумал такой безобразный способ заслужить известность.
Суд сурово поступил с Геростратом: его предали смертной казни, и жителям города было запрещено даже упоминать его имя. Суд хотел, чтобы память о нем изгладилась навеки. Однако один греческий историк нарушил этот запрет: от него последующие поколения узнали о страшном деянии безумца.
Возможно, некоторые скажут: «А что же? Герострат добился-таки своего!»
Да, добился. Но можно ли позавидовать такой известности? Недаром выражение Слава Герострата напоминает вот уже целые тысячелетия о самых черных, самых постыдных поступках людей.
Еще девятилетним мальчуганом Ганнибал Барка, впоследствии выдающийся карфагенский полководец, неутомимый и свирепый враг Древнего Рима, поклялся своему отцу, старому карфагенскому правителю Гамилькару, вечно бороться с Римом, угрожавшим Карфагену.
Он сдержал свою клятву, и много раз судьба Рима висела на волоске. Но в конце концов победа осталась за Римом.
Ганнибал умер в борьбе — отравился, чтобы не попасть в руки врагов.
С той поры Ганнибаловыми клятвами люди называют обеты, которые человек дает в юности, намереваясь посвятить благородному делу всю свою жизнь.
В нашей истории известна Ганнибалова клятва революционеров Герцена и Огарева, давших в ранней молодости обет всю жизнь бороться с царским режимом в России. Они остались верны своей клятве до конца.
Знаменитое сражение между русскими и полчищами хана Мамая на Куликовом поле (в нынешней Тульской области), разыгравшееся в 1380 году, кончилось разгромом угнетателей русского народа. Видимо, оно произвело огромное впечатление на наших предков: с тех пор слова Мамаево побоище стали означать и «страшную драку», и «кровопролитную баталию», и «полный разгром», и «тяжкое поражение».
Ветераны Итальянского, Египетского походов, суровые усачи в высоченных медвежьих шапках, привыкшие насмерть стоять под самым страшным огнем, а на биваке решать не хуже генералов судьбы войны, критиковать штабных стратегов, — такими были солдаты старой гвардии Наполеона, знаменитого французского полководца. В 1807 году он разделил свои гвардейские части на «старую» и «молодую» части, создав тем самым отборнейшие из отборных войска.