Рядом с Адмиралтейством находился роскошный Зимний дворец. Здесь был центр города. Богатыми особняками были застроены улицы близ дворца, по Английской набережной[9]. Некоторые дома стояли ещё в лесах. Около дворца начинали строить гранитную набережную.
Иван Петрович пошел по набережной. Он любовался Невой. Она напоминала ему Волгу. Здесь Нева была широкая. Слева, на той стороне, возвышалась Петропавловская крепость. Против Петропавловской крепости, на этой стороне, раскинулся чудесный Летний сад.
Кулибин свернул в сад. Ровные аллеи и дорожки пересекались, образуя правильный узор. Разной породы деревья окаймляли аллеи. По дорожкам стояли мраморные статуи невиданной красоты.
Кулибин ходил от одной фигуры к другой. Он хотел разобрать, кто здесь изображен. Под статуями были надписи, но на чужом языке.
«Видно, не наша работа», – подумал Иван Петрович.
Он подошел к каменному Летнему дворцу царя Петра. Дворец был совсем небольшим, по сравнению с Зимним или Аничковым, и даже меньше дворца Меншикова. Теперь там, видно, никто не жил.
Кулибин постоял перед железными трубками, идущими из земли. Он читал про них в «Санкт-Петербургских ведомостях». Это фонтаны – первые в России. Они тоже были построены при Петре. Воду для них взяли из протекавшей поблизости небольшой речки. С тех пор эту речку стали называть Фонтанкой.
Иван Петрович вышел из Летнего сада и направился по Фонтанке. Теперь она, видно, была расчищена, углублена. Имела деревянную набережную.
На той стороне Фонтанки раскинулись богатые загородные дачи придворных, с пристройками, садами, прудами, оранжереями. По дороге тянулся тяжело нагруженный обоз, мычали привязанные сзади к саням коровы, блеяли овцы, из клеток высовывали длинные шеи гуси. Это кому-то из вельмож доставляли пропитание из дальнего имения на дачу. Тут же шли крестьяне и крестьянки, иные с детьми.
«То ли в дворовые переселяют из имения или на продажу», – подумал Кулибин. Он вспомнил объявление, которое читал в «Санкт-Петербургских ведомостях»: «Продается гнедая лошадь и молодая девка лет двадцати».
Такие объявления попадались часто. Крепостных продавали, пропивали в карты, пороли за малейшую провинность, сдавали в рекруты. Так было и в Нижнем Новгороде, и в Петербурге, и по всей России.
Кулибин вышел на Невскую перспективу. Здесь высился огромный Аничков дворец[10]. Он подходил к самой воде и имел тут подъезд, так что летом можно было на лодке подплыть прямо к ступеням дворца. Вокруг был большой сад. Через Фонтанку возле дворца шел деревянный Аничков мост.
Аничков дворец со своими пристройками занимал всё пространство от Фонтанки до Садовой улицы. На углу Садовой находилась оранжерея[11].
На другом углу, против оранжереи, тянулись галереи Гостиного двора. Только одна сторона его, выходящая на Невскую перспективу, была каменная, остальные – деревянные.
В Гостином торговали всяким товаром. Купцы стояли на порогах своих лавок и зычным голосом зазывали покупателей, расхваливая свой товар.
Это всё напоминало Нижний Новгород. Кулибину хорошо была знакома купеческая жизнь.
Правдами и неправдами затащить покупателя в лавку, показать ему «товар лицом», стараясь скрыть изъян, суметь заговорить покупателя и заставить его в конце концов раскошелиться – в этом был залог успеха. Тот, кто умел это делать, слыл «ловкачом» и «молодцом». Торговля его шла в гору, он наживался и «выходил в люди». Выйдя в люди, купец строил себе каменные палаты, приобретал карету, лошадей. Любил покутить. Со своими домашними он был суров и даже жесток. Жену и детей бивал нередко. С теми, кто побогаче и посильнее, купец был ласков, льстил, ублажал. Зато в церковь ходил аккуратно и не забывал перекрестить лба на висящие в переднем углу иконы. Это была та самая жизнь, к которой отец хотел приобщить Кулибина и к которой так не лежала его душа.
В Гостином всегда много публики. Кто покупает, кто просто прогуливается. Дамы идут посмотреть, что есть нового в лавках, показать свой наряд. Здесь блестящие светские франты, и горничные, посланные за покупками, и военные. Нищие протягивают руку. Прямо на рогожках раскладывают свой товар коробейники. Кто-то собирает деньги на похороны своего друга. Шмыгают разносчики. Тут же гадалки предсказывают судьбу.
На Перинной линии торговали только женщины. Она так и называлась – «бабий ряд».
Кулибин погулял по Гостиному, заглянул в Апраксин двор, где торговали всякими кустарными товарами.
Раздался пушечный выстрел. Полдень.
Купцы стали закрывать лавки, чтобы пойти домой пообедать и отдохнуть часок после обеда. Напротив на стройке тоже прекратили работу.
Иван Петрович дошел до Сенной площади, где возами стояло сено. На площади торговали только сеном, а возле Конного переулка – лошадьми. Здесь толкалось много народа. Кто осматривал лошадей, приценялся, кто покупал сено. Из съезжей избы неслись крики. Видно, пороли дворовых за какую-то провинность.
На Сенном рынке Кулибин встретил Костромина. Вместе они зашли в трактир, пообедали. У Костромина были дела на стекольном заводе. Кулибин решил отправиться вместе с ним.
Костромин кликнул извозчика. Извозчичьи пролетки можно было отличить издалека – они все были выкрашены в желтый цвет. И извозчики одеты на один манер – в четырехугольных шапках с желтым верхом, подпоясанные желтыми кушаками. На спине болталась бляха с номером.
Завод помещался на окраине города. Вокруг улицы не замощены, каша из снега, грязь. Кучи отбросов, мусора. Лачуги, землянки, мазанковые домишки.
Пока Костромин ходил в контору, Кулибин зашел в помещение, где варили стекло. Здесь было очень жарко. Полуголые люди, надрываясь, тащили тяжелые тигли с расплавленным стеклом. Вот тигель чуть наклонился – и стекло выплеснулось. Хорошо, что человек успел отскочить!
– Механизм надо бы придумать, – негромко сказал Кулибин. На него недоуменно оглянулись.
На другой день Иван Петрович с утра что-то чертил, обдумывал. Потом снова пошел бродить по городу. Побывал на Петербургской стороне. Видел близко Петропавловскую крепость, откуда началось строительство Петербурга. Был на Аптекарском острове, на Крестовском, на Каменном.
Чем больше Кулибин ходил по городу, тем больше город восхищал его своей необычайностью и красотой.
Длинные, прямые, как стрелы, широкие улицы. Площади. Каналы. Сады и парки. Великолепные дворцы. И величавая красавица Нева, несущая свои воды через весь город. Все это было прекрасно, как в сказке.
Но ещё другое видел Кулибин. Рядом с роскошными дворцами – жалкие лачуги. Несметные богатства вельмож и нищая жизнь работных людей. Праздность и каторжный труд.
Всем своим сердцем, всеми помыслами Кулибин был с теми, обездоленными.
Первого апреля Кулибин вместе с Костроминым явились в Зимний дворец. Их провели в роскошные покои. Всюду зеркала, хрусталь, ковры, драгоценные украшения.
Иван Петрович поставил перед царицей свои искусные творения. Екатерина ещё раз всё осмотрела, задала несколько вопросов, поговорила с Костроминым о торговле и велела выдать Кулибину и Костромину по тысяче рублей. Костромин получил также в подарок серебряную кружку, на которой вокруг портрета Екатерины была надпись: «Екатерина II, императрица и самодержица всероссийская, жалует сию кружку Михаилу Андрееву, сыну Костромину за добродетель его, оказанную над механиком Иваном Петровым, сыном Кулибиным, 1769 года апреля 1 дня».
Кулибин был назначен заведовать мастерскими при Академии наук, а микроскоп, телескоп, электрическая машина и часы были отправлены в Кунсткамеру.
Лишь замечательные кулибинские часы сохранились до настоящего времени и находятся в Эрмитаже.
С радостью и невольным волнением шел Кулибин в Академию наук. Здесь был центр научной мысли страны. Здесь ещё совсем недавно трудился великий Ломоносов.
Кулибин не раз проходил мимо Академии наук, но тогда он ещё не знал, что ему доведется тут работать. Академия наук занимала два красивых светлых здания на Стрелке Васильевского острова. Одно из них – та самая Кунсткамера, которая была выстроена ещё при Петре. Стройное трехэтажное здание делилось башней на два флигеля. В одном помещалась библиотека, в другом – музей. В просторных комнатах вдоль стен тянулись желтые полированные шкафы с книгами и разными редкостями. Стояли чучела и скелеты. Часть помещения занимал физический кабинет. В башне находилась обсерватория. Верхушка башни сгорела во время пожара 1747 года.
Второе здание стояло рядом с Кунсткамерой. В нем разместились канцелярия, типография, книжная лавка и другие академические службы. Академии принадлежало ещё несколько домов на Васильевском острове.
Сорок пять лет прошло с тех пор, как в России была основана Петром I Академия наук. Своих ученых в России тогда было не много. Пришлось пригласить ученых из-за границы.