Попытаюсь пояснить…
Мы с тобой, капитан, разгадывая происхождение террас, намеренно упростили задачу, посчитав, что ходом событий управляли только ледники. Очередной из них начинал таять, вода переполняла море, то подпружало реку, она громоздила наносы. Затем ледник отступал, а стало быть, и море отходило — река пробивала новую дорогу….
На самом же деле ход событий в прошлом был, вероятно, более сложным.
Ну, скажем, движение соленых вод на сушу могло вызвать еще и длительные похолодания, при которых сокращалось испарение воды с поверхности водоема, а следовательно — повышался ее уровень… Двигать на сушу Каспий мог и океан, с которым этот бассейн нет-нет да и соединялся проливами через Черное море… Двигаться на север моря могли и потому, что наползавшие ледники своей огромной массой способны были пригибать земную поверхность… Ну, и конечно же, поведением морей в четвертичном периоде продолжали «командовать» и внутренние силы земли, которые тогда отнюдь не дремали. Полагают, что за этот этап истории Кавказский хребет, например, вырос на целый километр. И это не могло не отразиться на уровне вод лежавшего неподалеку Каспийского моря. А ведь не оставалась спокойной поверхность земли и в наших краях.
Вот и думай теперь, что же «записано» Волгой в ее террасах, кроме истории «ледниковых походов»? Изменения климата? Эхо событий в океане? Отзвуки роста Кавказского хребта? Проседания Прикаспийской низины? Движения земной коры в юго-восточной части Русской платформы?..
Чтоб понять главную тайну образования «лестницы» волжских берегов, мы с тобой, капитан, в уравнении со многими неизвестными оставили одно и поэтому решили задачу довольно легко, но очень приблизительно. Для нас пока этого достаточно. А вот ученым нужен более точный ответ. Они пытаются связать воедино различные события четвертичного периода. Дело это, как ты теперь, надеюсь, понял, далеко не простое. Вот и не утихают поэтому научные споры, неизбежные на пути к познанию истины…
Волна шумит, морская птица стонет…
Минувшее повеяло мне в душу…
Генрих Гейне
Районный центр, город Новоузенск, остался позади. Мы едем почти точно на восток, по дороге, ведущей в село Пограничное. Вокруг — абсолютно ровная степь, но слева у горизонта появилась какая-то неясная серая полоска. Сворачиваем к ней и вскоре оказываемся около довольно высокого уступа, на глаз примерно метров в 10–12. И вправо и влево он тянется до самого горизонта. Поднимаемся на него…
На севере за перегибом склона почти такая же без конца и края равнина, а на юге, откуда мы только что приехали… «море»! Гладкая поверхность земли, окутанная полупрозрачной дымкой, удивительно похожа на водный простор. Уступ, на котором мы стоим, — на обрыв берега. Не хватает только плеска волн, запаха морских трав и криков чаек…
Всего 40 тысяч лет тому назад все это тут было. Мы с тобой, капитан, действительно стоим на берегу моря. Последнего из тех, что когда-либо приходили в наши края.
… Почти весь четвертичный период главные «летописцы» истории, моря, то подходили к нашим южным границам, то снова отступали назад. А о событиях этого времени «писали» другие, второстепенные «хроникеры». Некоторых ты теперь знаешь: ледник, реки. Но были и другие.
При желании под склонами любой возвышенности, в каждой низине можно легко обнаружить «заметки», оставленные дождями и снегами. Это — слои суглинков, состоящих из частичек породы — песчаных, глиняных, известковых, принесенных сюда дождевыми и талыми водами.
В нижних частях береговых обрывов заволжских речек иногда видны слои серых с зеленоватым и синеватым оттенком глин. Это — «страницы», оставленные болотами. В них часто встречаются раковины пресноводных моллюсков, остатки рыб, ветки и листья растений, а порой и кости зверей.
В стенках оврагов нередко можно заметить пласты светлой, серовато-желтоватой породы, состоящей из очень мелких пылевидных частичек и не разделяющейся на слои. Это — лесс и лессовидный суглинок. Накапливался он при активном участии еще одного «хроникера» — ветра. Проносясь над грудами песков и глин, оставленных ледниками, над наносами обмелевших в засуху рек, он поднимал в воздух тучи пыли и уносил их за десятки и сотни километров. Оседая, пылинки постепенно сложили лессовые «страницы» четвертичной истории.
По краю Приволжской возвышенности, у сел Гремячка. Лох, у Базарного Карабулака и в других местах можно увидеть углубления в форме полуцирков (их иногда называют карами или кресловинами), имеющих порой сотни метров в диаметре. Это оставили о себе память небольшие леднички, возникавшие там во время длительных похолоданий, когда снег летом не успевал стаивать и превращался постепенно в лед.
Вечная мерзлота, подолгу державшая в ледяном плену поверхность земли, тоже оставила немало «заметок» на последних страницах Каменной книги нашего края. Местами она смяла их в гармошку, а кое-где даже разорвала на части. Увидеть такое можно хотя бы на левом берегу Волги у села Скатовка. Там морозобойные трещины представляются клиньями темной породы, как бы вбитыми сверху в светлые суглинки.
И только в самом конце четвертичного периода, всего около 70 тысяч лет тому назад, в пределы саратовской земли опять пришло море. Поднявшись вдоль Волги почти до Куйбышева, воды его вошли в долины волжских притоков, образовав обширный разветвленный залив причудливой формы. Они также залили юго-восточную оконечность области и вклинились в сушу еще в двух местах — по Большому и Малому Узеням.
Превратив значительную часть нашего Заволжья в лиманы и болота, это море не смогло, однако, как и Акчагыльское с Апшеронским, проникнуть в Правобережье дальше низовьев Терешки, Курдюма и устьев больших оврагов, выходивших к Волге, хотя воды его поднимались почти на 50 метров над поверхностью реки и, к примеру, на месте нынешнего Саратова стояли вровень с современной улицей Чернышевского.
Геологи называют это море Хвалынским. По имени древнего племени хвалиосов, которые когда-то, уже в историческое время, обитали на берегах Каспия.
Покидая наши края, последний древний бассейн оставил после себя, разумеется, не только береговой обрыв и равнину. Во многих местах, где когда-то катились его волны, сохранились и «написанные им сочинения». На нагарном берегу Волги они встречаются реже. Вскоре после ухода моря, врезаясь в его отложения и сдвигаясь, как положено, к западу, река уничтожила значительную часть находившейся здесь хвалынской «летописи». Отдельные фрагменты ее остались в устьях речек и оврагов. А вот в Левобережье пески и глины, оставленные морем, сохранились лучше. Они образуют хорошо заметную террасу, на которой стоят города Энгельс, Маркс, Балаково, Пугачев и десятки заволжских сел.
В нижней части оврагов, прорезающих террасу, можно увидеть зеленовато-серые глины, рассказывающие о начале вторжения, когда Волга и ее притоки стали озерами. Выше лежат тоже глины, но совсем другого цвета — коричневого, или, как часто говорят, шоколадного. В них раковины каспийских моллюсков. Это свидетельство превращения наших рек в лиманы, где смешивались пресные воды с солоноватыми. Еще выше — серые супеси, повествующие о том, что лиманы стали морскими заливами.
Около 40 тысяч лет тому назад море ушло на юг. И, как считают многие специалисты, поспешно. Исчезло, оставив нам очередную загадку. Точного ответа на нее пока не найдено, но считается, что причинами «бегства» моря могли быть и сильные засухи, и поднятия земной коры, и прорыв его вод через открывшийся вдруг в Черное море Манычакий пролив.
Вот так кончается история Хвалынского моря, последнего из тех, что приходили в прошлом в наши края. И четвертичный период мы могли бы назвать еще «временем последнего моря». Однако есть поводы дать этому этапу в наших краях и другие названия…
Реки несут на своих волнах и историю, и жизнь народов…
Жан Жак — Элизе Реклю. Земля и люди
С палубы нашего «корабля» мы видели много древних рек, в разные эпохи протекавших по саратовской земле. Присматриваясь к каждой, не раз задавались вопросом, не Волга ли это? Но перед нами оказывались то Подмосковная, то — просто безымянная, выносившая в одно из древних морей песок и стволы деревьев, то — безвестный поток, помогавший камням путешествовать по пустыне. И только добравшись до четвертичного периода, мы увидели Волгу…
Так что же, начало третьего периода кайнозойской эры и есть время появления нашей главной реки?
И — да, и — нет…
Чтоб ответить на этот вопрос, нам надо сначала выяснить, какой момент принято считать «первым словом» в биографии любой реки.
