Реактологические и марксистские взгляды Корнилова Будилова воспроизводит и оценивает без какого– либо соотнесения со взглядами Челпанова по тем же вопросам [11, с. 35-39]. В своих выводах Будилова опирается на цитированные нами выше слова Теплова относительно противоречия у Корнилова между правильно намеченными задачами и «скуднейшей программой» их реализации [11, с. 39]. Обращаясь к вопросу о социальной психологии в дискуссии, Будилова приводит ряд цитат из книг Корнилова и Челпанова [11, с. 78-83]. Однако и здесь мы не видим реконструкции возникшей между Корниловым и Челпановым дискуссии по этому вопросу.
В изучение и реконструкцию дискуссии в целом между К.Н. Корниловым и Г.И. Челпановым, в ее оценки Е.А. Будилова не внесла, как и А.В. Петровский, каких-либо принципиальных изменений. В то же время стоит отметить, что Е.А. Будиловой в значительной мере удалось продвинуться в деле конкретизации схемы изложения и оценки дискуссии.
В монографии А.А. Смирнова [66] изложение взглядов Корнилова и Челпанова и дискуссии между ними примерно то же, что и у А.В. Петровского и Е.А. Будиловой. Сведения о полемике между Корниловым и Челпановым мы находим в главах, посвященных первым годам после революции (1917-1922) и идейной борьбе в 20-х – начале 30-х годов. Кроме того, взгляды Корнилова рассматриваются в связи с изложением результатов реактологической дискуссии 1931 г. [66, с. 179, 182], а также в главе об основных направлениях исследований советских психологов в 20-30-е годы [66, с. 185-186].
А.А. Смирнов достаточно подробно и без особых комментариев излагает основные положения докладов Корнилова на первом и втором психоневрологическом съездах, затрагивая при этом и другие статьи из сборника Корнилова [66, с. 137-139]. После этого излагаются и оцениваются взгляды Челпанова на проблему «психология и марксизм» [66, с. 139-140]. Сопоставления взглядов сторон и, следовательно, реконструкции дискуссии и здесь не проводится.
А.А. Смирнов ясно определяет исходную установку Челпанова в дискуссии: «Борьба, которую вел Челпанов против идеи построения марксистской психологии, против первых попыток разработать ее основы, нашла свое отражение в пяти брошюрах, опубликованных им в 1925-1927 гг.» [66, с. 139]. При оценке итогов борьбы Смирнов пишет, что, «уступая» марксизму социальную психологию, Челпанов «ценой этого старался сохранить за идеализмом всю прежнюю, индивидуальную (т.е. фактически всю общую) психологию. Такая позиция не получила общественной поддержки, и Челпанов вынужден был сложить оружие, прекратить борьбу. Советская психология начала успешный путь своего развития» [66, с. 140].
Смирнов подчеркивает, что спустя два года после публикации «Учения о реакциях» Корнилов, выступая на первом психоневрологическом съезде, занял «диаметрально противоположную позицию» [66, с. 143] в вопросе о соотношении психологии и философии.
Однако, если Корнилов «перешел от отрицания необходимости связи психологии с философией к признанию ее, то Челпанов, наоборот, от признания закономерности связи перешел к ее отрицанию» [66, с. 144].
Тем самым Смирнов вслед за Тепловым, Петровским и Будиловой указывает на значительное изменение взглядов Корнилова в период с 1921 по 1923 год.
А.А. Смирнов также отмечает «огромную историческую заслугу» К.Н. Корнилова в том, что тот «первым из советских психологов» осознал, «что основой научной психологии должна быть философия марксизма», и указывает при этом: «Борясь за создание марксистской психологии, Корнилов допустил, однако, некоторые ошибки механистического порядка, справедливо подвергнутые критике в последующее время – в период важнейших теоретических дискуссий, происходивших в советской психологической науке в конце 20– х – начале 30-х годов. Содержание этих ошибок будет указано в дальнейшем в разделе, специально посвященном этим дискуссиям» [66, с. 147].
Во многом соглашаясь с результатами дискуссии 1931 г. (К.Н. Корнилов – механицист и т.д.), А.А. Смирнов все же выступает против слишком резких оценок корниловской концепции:
«Когда в дальнейшем развернулась реактологическая дискуссия, отнюдь не все критические замечания в адрес Корнилова были справедливы» [66, с. 182].
Таким образом, схема изложения дискуссии в работе А.А. Смирнова остается той же, что и у Б.М. Теплова, А.В. Петровского и Е.А. Будиловой, только вводятся в оборот некоторые новые факты, работы, цитаты.
В заключение следует сказать о том, как дискуссия между Корниловым и Челпановым представлена в работах современных отечественных исследователей. Новые интересные подробности и оценки по интересующей нас проблеме содержатся в работах Г.М. Андреевой [3], А.Н. Ждан [19], [20], [21], [22], В.П. Зинченко [25], Т.Д. Марцинковской и М.Г. Ярошевского [39], А.А. Никольской [40], [41], А.В. Петровского и М.Г. Ярошевского [49], [50], И.Е. Сироткиной [63], Е.Е. Соколовой [69], В.В. Умрихина [74], [75], [76], М.Г. Ярошевского [86], [87], в коллективной монографии «Психологическая наука в России XX столетия» [52], в опубликованных архивных материалах и воспоминаниях [15], [27], [55], в материалах дискуссий по проблеме «психология и марксизм» [42], [53] и др. Однако, если не брать во внимание цикл наших исследований, специально посвященных содержательному аспекту дискуссии между К.Н. Корниловым и Г.И. Челпановым [7], [8], [9], [10], то следует констатировать, что с середины 80-х годов до настоящего времени ситуация с изучением дискуссии между Корниловым и Челпановым в содержательном плане изменилась незначительно; в то же время следует признать, что в оценочном плане практически у всех авторов перечисленных работ произошла радикальная смена установок прежде всего, как мы понимаем, в силу изменений в общих (теоретических, философских и идеологических) критериях оценки событий 20-х годов.
Наиболее важный сдвиг, произошедший в последнее десятилетие в схеме изложения и оценки дискуссии между Корниловым и Челпановым, заключается, судя по указанным работам, в отказе от тезиса о прямой связи между результатами дискуссии и увольнением Челпанова. При этом на основе новых данных (главным образом – архивных материалов) в современных работах подробно рассматривается прежде всего идеологическая составляющая дискуссии: раскрываются формы и средства идеологического контроля и давления, идеологическая атмосфера в стране в целом и в психологии в частности и т.д. В то же время собственно содержательный аспект дискуссии по-прежнему специально не анализируется. В лучшем случае исследователи рассматривают взгляды Челпанова и Корнилова по отдельности, не вникая в содержание дискуссионного диалога, не рассматривая взгляды Челпанова и Корнилова в динамике, взаимосвязи и взаимообусловленности. По-видимому, это можно объяснить тем, что, так же как и раньше, в советские времена тезис об идейном превосходстве Корнилова казался не требующим специальных доказательств, так и теперь стал столь же очевидным тезис о том, что Корнилов в условиях «нормальной науки» (т.е. не прибегая к вненаучным средствам) никогда не смог бы победить. Естественно, прямо противоположными стали и оценки событий 20-х годов (самого факта дискуссии, ее форм, средств и результатов, увольнения Г.И. Челпанова и т.д.).
Новые материалы по интересующей нас проблеме, которые мы находим в работах отечественных исследователей 90-х годов, в значительной степени уточняют и конкретизируют наше представление об К.Н. Корнилове и Г.И. Челпанове и дискуссии между ними. В общем и целом эти материалы, с нашей точки зрения, дают убедительное подтверждение тем результатам и выводам, к которым мы приходим в ходе анализа истории и историографии дискуссии.
§ 4. Основные черты и тенденции историографии дискуссии между К. Н. Корниловым и Г.И. Челпановым
Говоря обо всем периоде изучения дискуссии между Корниловым и Челпановым отечественными историками психологии (с конца 20-х до середины 80-х годов), следует выделить следующие существенные черты процесса изучения дискуссии. В работах отечественных исследователей 20-80-х годов мы узнаем совсем немного о взглядах Корнилова и Челпанова на проблему «психология и марксизм» и о дискуссии между этими учеными. Основной причиной такого положения дел является отсутствие конкретных исследований периода 20-х годов вообще и в частности первой их половины. Все авторы рассматривают борьбу между Корниловым и Челпановым исходя из более общего представления о содержании периода 20-х годов. Практически все авторы указывают на декларативность марксизма Корнилова, на эклектичность и традиционность его реактологии, на близость его психологических взглядов взглядам Челпанова. Но как оценивать сам марксистский лозунг Корнилова? Мы видим здесь две точки зрения. Первая – у Л.С. Выготского в 1927 г. и С.Л. Рубинштейна в 1935 г., вторая, противоположная, – в остальных работах и особенно у Рубинштейна в работах 1940 и 1946 гг.
Схема изложения дискуссии между К.Н. Корниловым и Г.И. Челпановым в работах отечественных авторов 1927-1946 гг. выглядит следующим образом: в 20-е годы материализм в психологии борол-ся с идеализмом. Корнилов представлял (или даже возглавлял) лагерь (фронт) материалистический (или даже марксистский), а Челпанов – лагерь (фронт) идеалистический. Но сам марксизм Корнилова был не настоящим, а декларативным, его реактология была в основном продолжением идей эмпирической психологии, рефлексологии и бихевиоризма. В ходе борьбы идеализм в первой половине 20-х годов быстро сошел «со сцены», однако и сам Корнилов был раскритикован за свои ошибки в 1931 г.
