Дремов возвращается домой печален и встревожен в душе своей неизвестностию и сетованием. Садится утомленный. Прибегают служители. Все стараются друг перед другом угождениями своими смягчить печаль доброго господина. Все суетятся кругом его, бегают. Кто приготовляет ужин, кто перестилает постелю. Между тем Дремов впадает в глубокое размышление: «Как! Для меня одного столько людей беспокоится, нужно столько иждивения! А мой Евфемон, которого молодости приличнее все сии удовольствия, изгнан моею суровостию, странствует теперь без пристанища. Нет, я не буду пользоваться негою покойной жизни, покуда изгнанник мой не возвратится в сии отеческие объятия. До тех пор хочу себя наказывать за него всеми лишениями, работой, изнурением».
В самом деле он распродал все: палаты, пожитки, украшения и поселился в нашем предместий. Отказывая себе всякое удовольствие, возделывает своими руками маленькое поле. Два года живет между нами и не может удалить от сердца своего мысли о своем милом и неблагодарном воспитаннике. Самое преступление Евфемона приписывает вине своей: «Я не довольно исправлял сердце его, – говорит он. – Слова мои не имели волшебной прелести, которая делает добродетель легкою и порок невозможным. Справедливо, чтоб я за то наказывался».
№ 10
Пятница, ноября 1, 1790 года
Прямую цену уму дает благонравие. Без него умный человек – чудовище.
Умного человека легко извинить можно, если он какого качества ума и не имеет. Честный человек должен быть совершенно честный человек.
Фонвизин
В какой благополучный час предпринял я путешествие в Берново! Оно доставило мне неоцененное удовольствие приблизить друг к другу две души благородные и чувствительные, окончить раскаяние питомца и сиротство воспитателя. Я нашел Евфемона, несчастием искушенного и которого теперь ничто не может отвратить от добродетели затем, что он видел собственными глазами неизмеримую бездну, в которую повергал его порок. На краю ее остановился он с трепетом, и слезы раскаяния очистили душу его и возвратили ей спокойствие невинности. Я спешил овладеть им. Для меня нетрудно было воротиться назад, чтобы повергнуть его в объятия умиленного Дремова. Я наслаждался их счастием. Судите, каково было мое! Видеть мудрость, прощающую заблуждение; смиряющегося юношу, которого добродетельный старец объятиями своими не допускает упасть к ногам своим; слышать имя свое, благословляемое ими. Нет, я не знаю положения умилительнейшего. Счастлив тот, кто может укрепить священные союзы семейства, примирить несогласия ближних и повсюду кругом себя разливать благоволение!
Между спокойными селянами препроводил Евфемон время своего заточения. Здесь изгнал он из мыслей сияющие суеты, которые омрачали его. Здесь научился отличать от самого себя посторонние достоинства, которые случай его доставил: богатство, уважение, внешнее сияние. Два года послушный добродетельному оратаю[318], которого семейство избрал он себе убежищем, терпеливый, прилежный, благонравный, он казался ангелом небесным, для утешения старости его ниспосланным. Деревенский воздух, труды земледелия, порядочная жизнь укрепили тело его и придали благообразному стану его некоторый мужественный вид. Но он приобрел еще более превосходства со стороны сердца в школе несчастия и сельской жизни. Не было безрассудных приятелей, которые делали бы ему добродетель смешною и потворствовали бы его слабостям. Окруженный равными, он должен был заслуживать дружбу каждого. Почтение, которое ему оказывали после, было его собственное затем, что состояние его не было никому известно. Одетый, как прочие селяне, он отличался от них одною приятностию нрава, повиновением, любовию труда и добродетели.
Сие то самое отличие было для меня стезею[319] к найдению Евфемона. Счастливый случай привел меня остановиться на первой станции дороги моей в Берново точно в хижине земледельца, у которого Евфемон скрывался. Присутствие его, обращение, самая задумчивость, которая осеняла лицо его, обратили на него все мое внимание. Но какое удивление возбудил во мне разговор его! Первое слово, им произнесенное, открыло мне состояние его. Я боялся быть нескромным и овладеть тайною его поневоле, уважая несчастие в том, кого хотелось бы мне любить как друга. Сердца наши соглашалися втайне. Едва знакомые, мы были уже искренни. Я назвал в разговоре место отъезда моего: молодой человек изменился в лице. С видом виновного, который ждет осуждения, он сказал: «Позвольте спросить, не доходило ли нечаянно до слуха вашего почтенного имени Дремова? Небо сохраняет ли еще добродетельную жизнь его?» При сих словах, но более при чувствовании, которое на лице изображалося, я угадал истину, произнес имя Евфемона, и слезы, покатившиеся из глаз его, не оставили места сомнению. Кто изобразит восхищения наши! Их разделили добродушные селяне.
Вопросы и задания
1. Объясните смысл названия произведения.
2. Как воспринимает общество герой Муравьева?
3. Какое место занимает, по мнению автора, в жизни человека дружба?
4. Охарактеризуйте образы Неслетова, Иланова, Благотворова.
5. Как проявляется в этом произведении патриотизм автора?
6. Как понимает закон Муравьев, в чем отличие его взгляда от позиции Радищева?
7. Сравните изображение крестьянского труда у Муравьева и Радищева.
8. Как оценивает Муравьев роль купечества в России?
9. Для чего вводится в повествование вставная басня; каков ее смысл?
10. Какую роль играют в этом произведении пейзажи?
11. Охарактеризуйте творческий метод произведения, укажите его основные признаки.
12. Напишите «письмо», характеризующее одного из ваших друзей.
Поэтическое мастерство русских стихотворцев XVIII века
Сейчас даже трудно представить себе, что истоки великой русской поэзии, которой восхищается весь мир, находятся в середине XVIII столетия. Лишь к сороковым годам этого века Василий Кириллович Тредиаковский предлагает реформу русского стихосложения, продолженную Михаилом Васильевичем Ломоносовым. Только с помощью этих великих реформаторов поэты освободились от чуждой русскому языку стихотворной системы, перенесенной в Россию из Польши и основанной на равном количестве слогов в стихе (силлабическая система стихосложения).
Реформа стихосложения открыла дорогу лирической поэзии. За очень короткий срок русские стихотворцы создают удивительную по красоте и силе поэзию. Они обращаются к строгим, формализованным жанрам французской поэзии, и в России появляются сонеты, триолеты, рондо, стансы. Но показывая виртуозное владение формой, русские поэты бережно и любовно сохраняют национальные лирические традиции, охотно обращаясь и к фольклору, в первую очередь к народной лирической песне.
В. К. Тредиаковский, находясь на чужбине, пишет проникновенные «Стихи похвальные России», в которых находит ясные и точные слова, чтобы передать и свое безмерное восхищение Отчизной, и тоску по родной земле. Это очень искренние, глубокие по чувству и красоте стихи.
Современник Тредиаковского А. П. Сумароков в своей лирике сумел запечатлеть сложнейшие любовные переживания. Обратите внимание на песню «Тщетно я скрываю сердца скорби люты…». Не всякий современный поэт сможет так точно передать раздвоенность души, переживающей сильное любовное чувство, как это сумел поэт середины XVIII века. Музыкальность стиха подчеркивает душевное состояние лирического героя, точнее, героини, потому что стихотворение это написано от лица девушки.
Ипполит Федорович Богданович, создатель прославленной поэмы «Душенька», явился одним из создателей «легкой поэзии», в шутливой форме он размышляет о таком «непоэтическом предмете», как деньги. Но он же способен подняться и до высокого трагического пафоса, обращаясь к Богу («Бедами смертными объят…»). А вот Михаил Никитич Муравьев буквально несколькими строками создает прекрасный пейзаж (стихотворение «Утро»).
Век Просвещения немыслим без сатиры. Посмотрите, как, используя жанр надгробной надписи, Михаил Иванович Попов выносит приговор несправедливости общественного устройства.
Алексей Андреевич Ржевский виртуозно владел стихотворной формой. Не было в литературе жанра, который был бы недоступен этому поэту. Но стихотворство не было для него игрой. Форму А. А. Ржевский заставлял служить для передачи сложности, красоты и противоречивости мира. Он истинный сын века Просвещения, рациональное начало его поэзии проявляется в первую очередь в тонкой иронии.
