устьев, до города Николаевска, поскольку ему не удалось в
предыдущем году попасть в низовье реки.
* * *
Полтора месяца Кропоткин провел в суете сборов, в волнении и
напряженной работе по подготовке к экспедиции. Наконец
сборы закончились, и 9 апреля 1864 года он выехал из Иркутска в
Читу.
Кропоткин ехал в Читу не спеша, чтобы за три дня переезда хоть
немного отдохнуть. В Чите он рассчитывал пробыть не больше двух
дней, чтобы ехать в станицу Чинданскую, на границе с
Маньчжурией. Но оказалось, что реки еще не прошли, а лед на них был
так слаб, что нельзя было и думать переправляться. Кропоткину
пришлось задержаться в Чите на две недели, но и здесь он не
терял даром времени.
Нужно было подобрать людей для экспедиции из казаков —
торговцев-гуртовщиков. В Чите Кропоткин разузнал и проверил все,
что его интересовало. Оказалось, что лучше всего начинать
путешествие именно от станицы Цурухайтуй, как он и наметил это
заранее, еще в Иркутске.
В начале 60-х годов русским правительством была объявлена
свободная — без пошлин и налогов — торговля с Монголией и
Китаем. За кобылу монголы давали десять кирпичей чая, который
стоил тогда по рублю серебром, и рублей на десять китайки и
других бумажных и шелковых материй. А сами они перепродавали
этот скот в несколько раз дороже Из расспросов Кропоткин
выяснил, что русские ходили только из Цурухайтуя до Хайлара и из
Айгуня на Мэргень и Циника})
Кропоткин решил итти из Цурухайтуя через Айгунь к
Благовещенску.
Схема маршрута путешествия Кропоткина по Маньчжурии.
По слухам, в этом направлении была дорога. Утверждали
также, что в этих местах есть население, живут какие-то кочевые
племена.
Прямым заданием экспедиции было установить, действительно
ли здесь есть дорога и можно ли прогонять по ней скот (об этом
настойчиво хлопотали казаки).
Себе же Кропоткин ставил задачу более широкую — получить
всесторонние сведения об этой стране.
Трудно представить, как этот аристократ по происхождению,
человек, выросший в княжеской роскоши, бывший камер-паж
всероссийского самодержца, мог оказаться талантливым
исследователем с такой всесторонней широкой подготовкой и бесстрашным
п утешественн иком.
Но на самом деле было именно так. Еще мальчиком Кропоткин
глубоко полюбил природу. А в пажеском корпусе он начал мечтать
о путешествиях и серьезно готовиться к ним.
В его бумагах сохранилось письмо к брату Александру. Оно на-
писано на двух листах почтовой бумаги мелким, бисерным
почерком, который можно прочесть только в лупу. Он долго писал и
переписывал его, чтобы можно было послать письмо с одной
почтовой маркой в десять копеек.
С одной маркой можно было отправить, по тогдашним
правилам, только два почтовых листа, на вторую марку денег у него
не было. И вот Петр Кропоткин часами сидел и переписывал
письмо к брату — кадету Московского корпуса, — чтобы излить в нем
свои отроческие мечты и надежды.
Как уже упоминалось, и в пажеском корпусе и позже
Кропоткин был очень стеснен в деньгах и ограничивал себя только самым
необходимым, потому что принципиально отказался пользоваться
средствами богатого отца-крепостника. А занимать у товарищей,
хотя бы десять копеек на вторую марку, он не хотел.
Он оставил замечательный документ о своей настойчивости и
усердии и о юношеском страстном увлечении наукой.
В этом письме, под заголовком «Что нужно знать для того,
чтобы стать естествоиспытателем», содержалась программа
примерно двух факультетов — биологического и географического. И он
не только составил ее, но уже в средних классах корпуса Петр
Кропоткин начал систематически выполнять ее, занимаясь всеми
естественными науками.
Этот талантливый, волевой подросток уже понимал, какое
нужно иметь большое, всестороннее образование, чтобы стать
географом, путешественником, исследователем неизвестных стран.
В предпоследнем классе пажеского корпуса он пишет брату,
что надо непременно выучиться думать самому, а не просто учить
напамять и что в этом отношении его необычайно увлекает
физика.
Кадет Кропоткин читает учебник физики Ленца, который был
тогда принят в корпусе, и ему кажется, что он уже устарел, так
как в то время наука быстро двигалась вперед. Он советуется со
своим талантливым преподавателем Чарушиным и под его
влиянием начинает сам создавать краткий конспект лекций, стараясь
найти в публичной библиотеке Петербурга все новое, что
появлялось в специальных журналах.
Составление конспекта лекций с новыми дополнениями и
открытиями, которых не было в учебнике, увлекало его.
«Как хороший педагог, — вспоминает Кропоткин, — Чарушин
предоставил мне это всецело и сам читал лишь корректуры».
Таким образом, подросток Кропоткин уже написал новый
учебник физики. Да еще какой учебник!
«Отдел о теплотехнике, электричестве и магнетизме, — вспоми-
нает он, — пришлось писать заново, вводя новейшие теории, и,
таким образом, я составил почти полный учебник физики, который
отлитографировал для употребления в корпусе.
Нетрудно представить себе, как много усердия, страсти к делу
должна была поглощать такая работа. Но в то же время она была
творческая и создавала навыки оригинальной научной мысли,
воспитывала характер.
Эти факты из его биографии очень показательны. Из них
видно, какая огромная воля и какая действенная любовь к науке
развились в этом подростке и юноше еще в средней школе.
Увлечение физикой было не случайно. Так же глубоко
интересовался Кропоткин и другими естественными науками.
В предпоследнем классе корпуса он стал самостоятельно
изучать химию и знакомился с ее основами с таким же интересом, как
и с законами физики.
«Годы 1859—1861, — пишет Кропоткин, — были временем
расцвета точных наук... То было время всеобщего научного
возрождения. Непреодолимый поток мчал всех к естественным наукам, и в
России вышло тогда много очень хороших естественно-научных
книг в русских переводах. Я скоро понял, что основательное
знакомство с естественными науками и их методами необходимо для
всякого, для какой бы деятельности он ни предназначал себя. Нас
соединилось пять или шесть человек, и мы завели род химической
лаборатории... Руководствуясь учебником, мы проделали все
указанные там опыты».
Это происходило в доме старого отставного адмирала Замыц-
кого, в комнате его сыновей — товарищей Кропоткина по
пажескому корпусу.
«Должен прибавить, — писал Кропоткин, — что мы чуть не
подожгли дом и не раз отравляли воздух во всех комнатах хлором и
тому подобными зловонными веществами. Но старый адмирал
относился к этому очень добродушно».
Кроме физики и химии — этих основ естествознания, —
Кропоткина увлекала еще и математика.
«Высшая математика заняла тоже немалую часть моего
времени, — признается он. — Мы намеревались поступить в
Артиллерийскую академию или Инженерную. Для этого мы должны были
изучить аналитическую геометрию, диференциальное и начала
интегрального исчисления и брали частные уроки».
Сверх всего этого, в последний год пребывания в корпусе
Кропоткин очень увлекся астрономией.
«Никогда не прекращающаяся жизнь вселенной, — писал он, —
которую я понимал как жизнь и развитие, стала для меня неисчис-
лимым источником поэтических наслаждений, и мало-помалу
философией моей жизни стало сознание единства человека с природой —
как одушевленной, так и неодушевленной».
Из этих признаний очевидно, что уже к окончанию корпуса
Кропоткин стал убежденным материалистом и приобрел серьезные по
знания в области естественных наук. У него создалась привычка
следить с увлечением за развитием науки. Все новое в понимании
вселенной поражало его, как свидетельство всемогущества
человеческой мысли.
Работы великих ученых в те годы впервые открыли, что теплота
и электричество суть лишь различные формы движения. В своих
исследованиях они, так сказать, прикоснулись к самым атомам и
