Мария Митрофанова - Мышка-норушка

– Папа, ну чем плоха моя школа? – в который раз заныла Даша, пытаясь переубедить отца в его решении.

– Дарья, ты взрослый человек, не заставляй меня в сотый раз повторять одно и то же.

Обращение «Дарья» означало только одно: папа сердит. Это девочка усвоила очень давно. Ее отец никогда не повышал голоса. Когда он сердился, то в его тоне появлялись официальные нотки, и обращался он к дочери, называя ее полным именем, без всяких умильных сокращений. А вот когда папа говорил «Дашута», это означало, что дочка может вить из него веревки и получить все, что хочется.

Сейчас явно был не тот момент. Даша еще раз тяжело вздохнула и побрела укладывать вещи. Попутно она показала язык своему отражению в зеркале. Там отразилась всклокоченная девчонка в шортах и футболке и огромных очках в темной роговой оправе на маленьком носу.

Девочка вошла в свою комнату, села на пол перед раскрытым чревом чемодана и посмотрела по сторонам: от милого сердцу привычного уюта уже не осталось и следа. Постеры любимых групп и забавные карикатуры, которые дарил ей сосед Мишка, учившийся в художественной школе, были уже убраны, оставив на обоях более темные прямоугольники. Сиротливо валялся затасканный, некогда пушистый медведь, с которым маленькая Даша раньше спала в обнимку. Девочка никак не могла решить: брать ли его с собой? Игрушка, конечно, уже утратила свое первоначальное великолепие, но была самым первым подарком папы.

Даша обняла медведя, уткнувшись носом в его пахнущий пылью мех. «Я тебя не брошу. Пусть ты старый, а я уже выросла, но ты поедешь со мной!» – наконец решила девочка.

– Дашенька, – заглянула в дверь ее бабушка Анна Петровна, – Ты чего сидишь? Сколь еще всего укладывать, а ты со своей поклажей никак не разберешься.

Бабушка намеренно напустила на себя суровость, чтобы не расплакаться и не раздражать слезами сына, Дашиного отца. Старушке было ужасно тяжело покидать насиженное место. Сколько ведь всего было в этом доме! Но Анна Петровна согласилась с доводами Дмитрия, что девочке нужна новая школа, с более серьезными преподавателями, а сам он все время в разъездах, поэтому нельзя же девочку оставлять без присмотра надолго. Да и квартира пустует.

– Ой, бабуля, я задумалась! Сейчас соберусь!

Бабушка только покачала головой, глядя на внучку, которая принялась имитировать бурную деятельность. Анна Петровна понимала ее, – девочка привыкла здесь, ее пугали перемены и новый большой город, где придется снова искать друзей.

Из всего небольшого семейства Рычаговых только папа был абсолютно спокоен. Он четко знал, что принял правильное решение. Целый год Дмитрий Викторович ломал себе голову о будущем своей дочери, пока судьба не заставила его попасть на родительское собрание. Там он познакомился с классной руководительницей Даши, преподавательницей литературы и русского языка Еленой Евгеньевной.

После обязательного на таких мероприятиях разбора успеваемости учеников и решения денежных вопросов, учительница отозвала Дашиного отца в сторону и сказала:

– Дмитрий Викторович, вам нужно серьезно подумать о будущем вашей дочери.

– А в чем дело, она что-то натворила? – спросил обеспокоенный родитель.

– Ну, разумеется, нет! Даша очень воспитанная и неконфликтная девочка.

– Приятно слышать. Но тогда я просто не понимаю смысла ваших слов. Я, конечно, в силу своей постоянной занятости не могу уделять дочери много времени, но плохим отцом себя не считаю.

– Дмитрий Викторович, вам не стоит обижаться на меня. Просто выслушайте и подумайте. Вы знаете, что ваша дочь Даша пишет чудесные стихи?

– Нет, ваши слова для меня полное откровение.

– Вот видите! Знаете, у девочки большое будущее, это я вам говорю, как филолог со стажем. Ей необходимо учиться, а наша школа, к сожалению, не может дать ей нужной подготовки.

– Спасибо, Елена Евгеньевна, я со всей серьезностью отнесусь к вашим словам.

После посещения гуманитарного лицея, который ему порекомендовала коллега, весьма довольная успехами своего сына и качеством преподавания в этом учебном заведении, Дмитрий Викторович принял окончательное решение: он перевозит дочь и мать к себе, благо размеры практически пустующей квартиры позволяли. Дело в том, что Дашин папа работал в туристической фирме, организующей круизы для очень состоятельных клиентов. Доход такая работа давала весьма солидный, но требовала постоянных разъездов.

Дмитрий Викторович освободил две комнаты под переселение свих «милых женщин», как он их называл, и поехал к ним, чтобы сообщить о скором переезде. Он совершенно не ожидал, что его решение встретят в штыки. Ну ладно старушка-мать, но Дарья! Девочке сам Бог велел рваться в большой город от рутинного существования в провинции, а она уперлась!

В конце концов, бабушка встала на его сторону. Самое забавное, что сломило ее упорство опасение за пустующую квартиру. Анна Петровна не могла допустить, чтобы сына обворовали, а вот то, что внучке нужна новая школа, понимать никак не хотела.

Продажа дома, упаковка контейнера с вещами, битва с матерью из-за каждой рухлой единицы мебели, которую она непременно собиралась забрать с собой, вымотали Дмитрия Викторовича до предела, да еще заняли практически весь его с таким трудом выбитый в августе отпуск, часть которого он планировал провести с дочерью, показать ей город, походить с ней по магазинам.

После слов учительницы отец испытывал чувство вины к Даше. Ведь когда погибла ее мать, он отправил девочку к бабушке, а сам погрузился в работу, чтобы унять ужасную боль от потери любимой жены. Потом он, когда навещал своих женщин, всегда привозил для Дашуты подарки, но как-то не совсем понимал, что же нужно для маленькой девочки. Анна Петровна так часто выговаривала сыну за несуразную одежду, что он махнул рукой, и стал возить дочке только игрушки и сладости.

Одежду для внучки стала покупать экономная бабушка, которая за отсутствием вкуса, оценивала вещи с точки зрения практичности и минимальной цены.

Итогом бабушкиных усилий стало то, что Дарья одевалась в бесформенные свитера и «немаркие» юбки и джинсы. И то: право носить джинсы девочка отвоевала в упорной борьбе. Бабушка согласилась только после того, как Даша сказала: «Я что, хуже других? У всех девчонок есть, а у меня нет!» – и залилась слезами.

Этого Анна Петровна вынести не могла. Она всегда считала, что надо быть, как все, или лучше. Бабушка и мысли не допускала, что ее внучка может быть хоть в чем-то хуже других. Поэтому, каждый год с наступлением осени, Даша вступала с бабушкиной прижимистостью в схватку из-за покупки джинсов. Заветное «я что, хуже всех должна быть» выскакивало из внучкиных уст в нужный момент, и бабуля, скрепя сердце, отваливала безумную сумму за фирменные штаны. Но еще пару дней ворчала, что «на этакие деньжищи можно было купить четверо портков», и только потом успокаивалась до следующей осени.

Других разногласий между бабушкой и внучкой не было, и жили они очень дружно. Особенно Даша любила бабулины напевные сказки, они завораживали ее, трогали чувствительные струны ее детской души.

– Бабуля, расскажи сказку, – канючила Даша долгими зимними вечерами, когда Анна Петровна усаживалась с вязанием в продавленное кресло под торшером.

– Даша, ну какие сказки, ты ведь уж большенькая совсем! – притворно вздыхала старушка.

– Ну, бабуля, ну, пожалуйста! – не отставала девочка.

Анна Петровна польщенно улыбалась и начинала:

– В некотором царстве, в некотором государстве...

А внучка затихала и слушала. Нет, недавно известные наизусть сюжеты сказок привлекали девочку, а какой-то особенный внутренний ритм, будивший в Даше смутные ответные образы. В десять лет эти образы впервые вылились на бумагу.

Затем стихи стали появляться снова и снова. В конце концов, после долгих сомнений, девочка показала тетрадку с неровными детскими строчками учительнице.

Даше повезло с преподавательницей: Елена Евгеньевна тонко чувствовала поэзию, она удивилась тому таланту, искорки которого заметила в стихах ученицы. Учительница пообещала себе помочь девочке развить этот редкий дар.

Переехали Рычаговы двадцатого августа. Дмитрий Викторович привез свое семейство на машине, дорогой показав Даше ее будущую школу. Заново отделанное старинное здание произвело на девочку странное впечатление. Ей казалось, что оно подавляет ее своим величием. «Какой-то мрачный дворец, а не школа» – подумала Даша.

На следующий день прибыл контейнер с вещами и внучка с бабушкой занялись устройством своих комнат. Анна Петровна контрабандой протащила вязаные коврики, вышитые салфеточки и занавесочки с оборочками, с помощью которых быстренько превратила свое жилище в подобие филиала фольклорного музея.