Михаил Гершензон - На солнышке

Летом жили дети в теплых краях, на берегу моря. Не на самом берегу, а все-таки близко. Перед домом сад. А в саду — ручеек по камням течет. И песок у ручейка — желтый, будто на солнце загорел.

Вечером, когда спускалась темнота, песок был еще совсем-совсем горячий. Деревья в саду становились выше и начинали между собой разговаривать. Шу-шу — говорит одно. Шу-шу — отвечает другое.

Откуда ни возьмись — вылетают жучки-светлячки. С дерева на дерево перелетают, ясные, как фонарики. Жучка совсем не видно, только видно, как летит фонарик.

Сенька, Мышонок и Степа до поздней ночи бегают с пузырьками по саду, ловят светляков. Поймают — и в пузырек. Поймают — и в пузырек.

— Смотрите, — кричит Степа, — какое у меня электричество!

Нюша на мальчиков за этих светляков сердится. Она Мышонку сказала:

— Ты все ловишь, ловишь, а потом светлячков не будет.

— Почему не будет?

— Очень просто, почему. У тебя удерет один, полетит — другому расскажет. Тот полетит — другому расскажет. Вот и не станут они к нам в сад летать.

— А тебе жалко?

— Ну да, жалко.

Не послушался Мишка, побежал ловить светляков. Пошла Нюша к Степе.

— Будет, — говорит, — тебе ловить светлячков. Ловишь, ловишь, а потом не будет.

— Почему вдруг не будет?

— Очень просто, почему. Один полетит — другому расскажет, тот полетит — другому расскажет. Вот и не станут к нам летать.

Отмахнулся от нее Степа, побежал светляков ловить. Пошла Нюша к Сеньке.

Сидит Сенька на террасе, сетку на светляков мастерит.

— Сенька, — говорит Нюша, — не жалко тебе, что светляков не станет?

— Почему так, не станет?

— Очень просто, почему. У тебя удерет светляк — он полетит, другому расскажет. Тот полетит — другому расскажет. Они и не будут к нам в сад летать.

Сенька засмеялся:

— Ну, и глупая же ты, Конопушка! Подскочил, сеткой махнул, поймал фонарик и в склянку.

Проснулась тетя Лена ночью, слышит, — кто-то тихонько плачет. Смотрит,— Нюшка на кровати сидит.

— Нюшка, что с тобой?

— Мне… мне… светлячков жалко, — сказала Нюшка,

Нюшка давно об этом думает и всех спрашивает, а никто не скажет, почему. Почему на море камешки разноцветные? Одни — белые, другие — желтые, одни — красные, другие — черные. Никто не знает. Степка думал, думал — не придумал. Мурка думала, думала — не придумала.

— Наверное их кто-нибудь красит, — решила Нюшка. — Верно, такой маляр есть, ходит, когда никого нет, и красит. Краски у него разные и кисточки.

— Это глупости, — сказала Мурка. — Никакого маляра нету.

— Нет есть, — говорит Нюша. — Смотри, я какой камешек нашла, — половина красная, половина желтая.

Весь вечер Нюшка про маляра думала и все утро.

Наверно маляр приходит в обед, когда никого на берегу нету. В другое время не может, его бы мальчики непременно увидали, — они целый день на море крабов ловят. И ночью не может, потому что темно, красок не видно, какая черная, какая белая.

Пришел обед, сели все за стол, а Нюши нету. Тарелка стоит, суп стынет, а мясо из супа Сенька выловил.

Тетя Лена спрашивает:

— Девочки, никто не видал Нюшу?

Никто не видал.

Стали второе есть.

Тарелка стоит, каша стынет, а подливку Сенька вылизал. Нет Нюшки.

Тетя Лена говорит Мурке:

— Мурка, кончай скорей обедать, беги к Пане. Наверно Нюшка там сидит.

Принесли дежурные компот, стали ребята есть. У Нюшки в блюдце одни сливы остались. Абрикосы Сенька съел и косточки разгрыз.

Смотрит тетя Лена, а по саду, от ворот, идет Нюшка. Тетя Лена встретила ее на лестнице.

— Ты где была?

— На море, — говорит Нюшка.

Лицо у нее красное, нос горит. Ей даже отвечать трудно, — так устала. Сильно на солнце пережглась — как вареная. Стоит, руки врозь, ни на кого не смотрит. Спать хочется, и есть хочется, и плакать хочется.

— Мышонок, принеси вазелин, — сказала тетя Лена, а потом взяла Нюшу за плечи и повернула к себе лицом.

— Зачем ты была так долго на море?

— Я думала, маляр придет.

— Какой маляр?

— Который камешки красит.

Тетя Лена засмеялась, погладила Нюшку и стала мазать ей вазелином шею и руки.

Нюша порезала палец и заплакала.

А Мурка ей говорит:

— Не плачь, Нюшка! Подумаешь, беда какая! Я один раз себе вовсе руку отрезала, а не плакала.

Нюшка не поверила. Глянула Мурке на руки— обе целые. И эта целая, и та целая. Рассердилась Нюшка.

— Как, — говорит, — отрезала? У тебя обе руки на месте.

— А я пришила, — засмеялась Мурка, — оттого и на месте.

— Как так пришила?

— А я людейной ниткой. Вот тут, посмотри. Мурка вытянула руку, рукав подобрала и показала — сзади, повыше локтя.

Нюшка даже нос сморщила, так разглядеть старалась. Все у нее веснушки вместе сошлись.

Согнулась, Мурке под руку подлезла. Ничего не разглядела— царапину только.

— Вот и неправда, ничего тут не видно. Царапина только, маленькая совсем. А нитки никакой нету.

Мурка фыркнула.

— Нету! Потому нету, что это не простая, а людейная нитка. Я белая, нитка белая — вот и не видно.

Нюшка всхлипнула в последний раз и засмеялась. Побежала в спальню, взяла свою куклу — и опять к Мурке.

— Мурка, — говорит, — Тане тоже руку пришей, как себе пришила. А то Сенька ей совсем оторвал, видишь!

Мурка взяла куклу, приложила руку, как надо, и сказала:

— Ведь то людейные нитки были, а не куклячьи. У меня куклячьих ниток нет. Пойди к тете Лене, она пришьет.

— А у нее разве есть куклячьи?

— У тети Лены все есть.

Побежала Нюшка к тете Лене.

— Тетя Лена, есть у тебя куклячьи нитки?

— Конечно есть, — сказала тетя Лена.

Взяла катушку ниток, иголку и наперсток. Стала пришивать кукле руку. Кукла белая, нитка белая — вот и не видно.

— Что, хорошо так будет?

— Ну да, хорошо.

Нюшка стоит, смотрит, а про палец и думать забыла.

У садовника живет садовникова жена, Паня. А у Пани есть маленький ребеночек — Левка. Он еще не умеет ходить, только ползает. Он совсем беленький.

— Паня, а Паня, — отчего я не беленькая? Отчего у меня веснушки? — спрашивает Нюшка.

— Отойди от кроватки, разбудишь его, — говорит Паня. Она гладит пеленки, и на солнышке видно, как из утюга подымается воздух — как сахар в горячей воде, если помешать ложечкой.

— Ну, Паня! Отчего я не беленькая? — пристает Нюшка.

— Оттого, что плохо моешься, — смеется Паня. — Ты покрепче лицо три, вот и будешь беленькая.

— И веснушки сойдут?

— Конечно сойдут, — говорит Паня и дует в утюг, чтобы лучше горели угли.

Нюшке хочется, чтобы веснушки сошли. А то Сенька все пристает, — говорит: «конопушки продай".

«Вот и смою, — думает Нюшка, — хорошенько потру и смою".

— Ты куда? — спрашивает Паня.

— Я к ручейку, веснушки мыть.

— Ну, как смоешь, поможешь мне простыни тянуть, — смеется Паня.

Паня насыпает в утюг еще угля и ставит утюг на кирпич у водосточной трубы, чтобы уголь скорей разгорелся. Огонь так и рвется в трубу, даже слышно, как. ветер через утюг гудит. Паня стоит, утюга дожидается, а Нюшка уже тут как тут.

— Ну, что, смылись? — спрашивает Нюшка.

Паня смотрит на мокрую Нюшкину мордочку и удивляется, — сколько у одной девочки на лице помещается веснушек!

— Смылись, — говорит Паня, — только не все.

— А еще много осталось?

— Самая чуточка, — смеется Паня.

— Где?

— Вот тут, на кнопке. — Паня трогает пальцем Нюшкин нос.

Нюшка старается посмотреть на кончик своего носа. Морщится, щурится, опустит голову, задерет, — плохо видно, глаза слишком крепко на месте сидят. Что-то смешное, большое, немножко прозрачное, — гора какая-то, а не нос. Подошла к окну — на цыпочки встала, — в стекле видно, что нос. И весь в конопушках.

— Я пойду, сильней потру, — сказала Нюшка. — Все-таки еще много осталось.

И убежала опять к ручейку.

А Паня передвинула Левушкину кровать в тень и опять взялась за утюг.

А солнышко опять стало потихоньку подбираться к Левушкиной кровати.

Всю террасу густо оплел дикий виноград.

Тетя Лена и Мишка сидели в тени, — у них за спиной листья были темные.