E. ЯХНИНА и М. АЛЕЙНИКОВ
Кри-Кри
ПОВЕСТЬ Рисунки В. БЕХТЕЕВАПариж рабочих с его Коммуной всегда будут чествовать как славного предвестника нового общества. Его мученики навеки запечатлены в великом сердце рабочего класса.
Карл Маркс, «Гражданская война во Франции».
Глава первая
КАФЕ «ВЕСЕЛЫЙ СВЕРЧОК»
В скромном кафе, косившем название «Cri-Cri Joyeux», что в переводе на русский язык означает «Веселый сверчок», как всегда, царило оживление.
Казалось, не сгустились еще над Парижем мрачные тучи, еще не наступила на горло Коммуне страшная пята версальского врага.
А между тем версальские палачи овладели уже половиной города и подобрались к самому его сердцу.
Но это, повидимому, не смущало ни мадам Дидье, владелицу кафе, ни его посетителей. То были по большей части жители предместья Бельвиль, улиц Сен-Мор и Фонтен-о-Руа, на перекрестке которых помещалось кафе. Все посетители «Веселого сверчка» были хорошо знакомы и мадам Дидье и ее подручному Шарло Бантару.
Собственно говоря, мало кто знал настоящее имя мальчика. И в кафе и во всем районе он был известен под именем Кри-Кри — Сверчка.
Правда, Шарло мало походил на сверчка — этот высокий, крепкий четырнадцатилетний парень, с черными живыми глазами, вихром непокорных черных волос, ярким цветом лица, упорно сохранявшимся, несмотря на тяжелый труд в кафе.
Кри-Кри был в постоянном движении. Он всегда носился вихрем по кафе, с одного конца в другой, частенько выбегая на улицу или спускаясь в подвальное помещение, где находилась его каморка, в которой он спал. Никто, кажется, не видел его в сидячем положении, зато все знали, что прыгать и бегать он мастер.
Мадам Дидье была скупа и мелочна. Кри-Кри работал хорошо, она не могла на него пожаловаться, но на всякий случай держала его в ежовых рукавицах.
— Он ловок и расторопен, — говорила мадам Дидье своей подруге, мадам Либу, — но, к сожалению, очень ветреный! — При этом она закатывала глаза и всплескивала короткими руками, слишком короткими даже для ее маленькой фигурки.
То и дело в кафе раздавался ее повелительный окрик:
— Кри-Кри, сюда!
— Кри-Кри, подай чистый стакан!
— Кри-Кри, неси вино!
Кри-Кри всюду поспевал. А иной раз, улучив свободную минутку, он вскакивал на табурет и, отбивая каблуками такт, размахивая руками с таким видом, будто аккомпанировал себе пел «Карманьолу», к великому удовольствию посетителей:
Сам карлик Тьер[1] начал
Грозить
Нас всех в Париже
Перебить…
Но дело сорвалось
У них.
Отпляшем карманьолу
Под гром пальбы!..
И гости дружно подхватывали:
Отпляшем карманьолу
Под гром пальбы!..
Сегодня все у Кри-Кри шло, как обычно. Он подавал, пел, острил, а когда представлялась возможность, жонглировал тарелками. Ах, как тетушка Дидье опасалась при этом за свою посуду! Но ей приходилось терпеть, так как этот номер Кри-Кри пользовался неизменным успехом у публики. Выделывая свои обычные штуки, мальчик все время поглядывал на башенные часы на площади. Он решил, что сегодня непременно воспользуется правами, предоставленными Коммуной малолетним наемным рабочим. Сегодня он не останется в кафе после установленного времени. Пусть тетка Дидье злится, пусть лебезит, напоминая ему о том, что она бедная, беззащитная вдова, которую легко обидеть.
— Кри-Кри, — прервал его размышления скрипучий голос хозяйки, — ты опять зеваешь! Получи с гражданина, как его там… постоянно забываю фамилию этого поэта… Ты знаешь?
— Как не знать! Очень хорошо знаю: гражданин Лимож.
Кри-Кри подошел к красивому молодому человеку в бархатной куртке. Отвесив преувеличенно вежливый поклон и сделав вид, что обнажает при этом голову, Кри-Кри сказал:
— С вас получить, уважаемый гражданин. Мне очень неприятно вас беспокоить, но, как говорится о нашем кафе:
Нельзя пройти, чтоб не войти,
Нельзя войти, чтобы не пить.
Чтоб пить, надо заплатить.
Лимож, сидевший в небрежной позе и не обращавший до сих пор внимания на мальчика, вдруг заинтересовался им. Лицо поэта осветилось улыбкой, когда он сказал:
— Э, да ты тоже поэт! Чудесно! Получи! А вот это возьми себе!
Но протянутая ладонь Лиможа с блестящими серебряными монетками повисла в воздухе.
Кри-Кри гордо отпрянул от него и произнес с достоинством:
— Сын Коммуны, племянник члена Коммуны Жозефа Бантара, Шарло Бантар, по прозвищу Кри-Кри, подачек не берет!
— Дай пожать твою руку, маленький коммунар! — с жаром воскликнул Лимож, бросаясь к мальчику. От неловкого движения поэта бутылка с сельтерской закачалась и, упав, покатилась по столику.
Кри-Кри быстро подхватил ее. Но пронзительный голос тетушки Дидье уже вопрошал:
— Кри-Кри, несносное создание, что ты там разбил?!
Кри-Кри рассмеялся и крикнул ей:
— Что вы, мадам Дидье! Разве я бью когда-нибудь посуду? Хотя и говорится, что на всякой пирушке бывают разбитые кружки!
С этими словами Кри-Кри пошел за мадам Дидье, в точности копируя ее походку и жесты так, что посетители покатывались со смеху.
Тетушка Дидье недоуменно повернулась, но Кри-Кри в то же мгновенье принял невинный вид. Он повторил этот маневр дважды, к удовольствию посетителей «Веселого сверчка».
В это время в дверях кафе показалась пожилая сухощавая женщина с выцветшим лицом и тонкими бескровными губами. Голова ее была повязана черной шалью. В одной руке она держала сумку для провизии, в другой — корзинку с черным котом.
Тетушка Дидье радостно устремилась к своей лучшей подруге, приветствуя ее словами:
— Добро пожаловать, дорогая мадам Либу! — и тут же спросила выразительным шопотом: — Что слышно нового?
— Я полагаю, что безопаснее акции не продавать, — таким же таинственным шопотом ответила мадам Либу. — Один служащий банка сказал мне, что коммунары не собираются реквизировать банковские ценности и что банк сохранит их для законного версальского правительства…
— Ну, а если Коммуна удержится, — перебила подругу тетушка Дидье, — тогда у нас на руках останутся бумаги, потерявшие всякую ценность. Я бедная вдова, что я в этом понимаю?
Последние слова мадам Дидье произнесла своим обычным слезливым тоном.
Кри-Кри прервал их беседу. Тоном мадам Дидье он приветствовал гостью:
— Добро пожаловать, мадам Ибу![2]
Виноторговец Дебри, добродушный толстяк, завсегдатай «Веселого сверчка», раскатисто захохотал:
— А ведь она и в самом деле смахивает на сову!
Мадам Либу вспыхнула:
— Сколько раз я говорила тебе, дрянной мальчишка, что моя фамилия Либу.
— Виноват, мадам Либу. К вашим услугам, мадам Либу, — запищал Кри-Кри, увиваясь возле старухи.
— Порцию кровяной колбасы! — крикнул вновь вошедший посетитель.
Кри-Кри поспешил на его зов, но по дороге потихоньку вытащил из корзинки мадам Либу кота. Высоко подняв его над головой, он побежал в другой конец кафе и, показывая его посетителям, стал выкрикивать нараспев:
— Парижане, спешите посмотреть на единственного черного кота, оставшегося несъеденным после осады Парижа пруссаками! Спешите! Спешите!
В ответ на злобные окрики хозяйки и ее подруги Кри-Кри, под всеобщий хохот, водворил кота на место.
— Парижане, спешите посмотреть на единственного черного кота, оставшегося не съеденным после осады Парижа пруссаками!
Лимож, собравшийся уходить, знаком подозвал к себе расшалившегося мальчика:
— До свиданья, мой маленький собрат Шарль Бантар!
Кри-Кри просиял: он хорошо знал, что Лимож был в числе тех немногих поэтов, которые искренне сочувствуют Коммуне. Вот почему мальчику очень польстило внимание поэта.
Провожая Лиможа до дверей, Кри-Кри выглянул на улицу. Часы показывали пять. Сейчас он объяснится с тетушкой Дидье. Но как начать? У нее была тяжелая рука! Правда, с тех пор как 18 марта старый порядок полетел к чорту, рука хозяйки все реже опускалась на выносливую спину мальчика. Однако он все еще помнил это неприятное ощущение и всегда с опаской подходил к своей хозяйке. Пораздумав мгновенье, мальчик собрался с духом и подошел к мадам Дидье. Она, казалось, была чем-то озабочена.
Увидев Кри-Кри, она обрадовалась.
— Тебя-то мне и нужно, — значительно сказала она. — Судя по всему, Коммуна просуществует недолго. Что бы ни говорил твой почтенный дядюшка, есть люди поумнее его, и они думают, что Коммуна недолговечна. Поэтому… поэтому… — Она, видимо, не находила слов.