Кристине Нёстлингер
Рассказы про Франца и собаку
Францу очень хочется собаку. Просто ужасно хочется! Но об этом никто не знает. Ни мама, ни папа, ни старший брат Йозеф.
Даже его лучшая подружка Габи ничего такого не подозревает.
А уж лучший друг Эберхард — и подавно.
О собаке Франц мечтает только пару недель. Раньше он всегда говорил: «Ну что хорошего в собаках? Они так громко лают! И воняют, когда мокрые!»
Франц говорил так потому, что раньше он боялся собак. Вообще всех — не только больших с острыми зубами, но даже маленьких, которые весело виляют хвостом.
Даже Фифи, старая собака продавщицы в овощной лавке, ужасно пугала Франца.
А ведь Фифи никогда не лает. У неё всего один зуб, и она весь день дремлет в корзинке рядом с ящиками апельсинов. Кажется, Фифи ещё и слепая. И хромает на заднюю лапу.
Каждый раз, когда мама посылала Франца за овощами, он придумывал, почему не может пойти в магазин прямо сейчас.
Если отговорка не помогала, Франц с дрожью в коленках отправлялся в путь. Очень медленно. И всё время бормотал про себя:
«Фифи — добрая, хорошая, послушная собака, она никому ничего плохого не делает, совершенно точно!»
Но это не очень помогало. Когда Франц подходил к магазину, у него не только дрожали коленки, но и бешено колотилось сердце.
Если дверь была закрыта, Франц очень долго рассматривал шпинат, яблоки и лук в витрине, набираясь храбрости, чтобы нажать на дверную ручку и войти в магазин. Внутри он вставал у самой двери. Как можно дальше от корзинки с Фифи.
Как-то раз Франц прочитал продавщице список покупок:
— Три банана, килограмм моркови, салат, зелёный лук и четыре лимона.
Продавщица положила на прилавок три банана, килограмм моркови, лук и салат. Потом она показала на ящик с лимонами и сказала:
— Выбери сам.
Ящик стоял перед прилавком. И продавщице было неохота лишний раз ходить туда-сюда.
Чтобы добраться до лимонов, Францу нужно было пройти мимо корзинки с Фифи.
Он пискнул:
— Извините, я ошибся, маме сегодня лимоны не нужны.
Когда Франц волнуется, голос у него всегда становится тонким и писклявым.
В общем, Франц вернулся домой без лимонов. И ему пришлось маме врать.
Он сказал, что лимоны в магазине закончились, а новые завезут только завтра.
Франц бы никогда в жизни не признался, что он боится даже Фифи. Он не смог бы сказать об этом никому, даже маме. Хотя обычно Франц обсуждает с ней все свои проблемы.
Он думал: «Какой же маме захочется иметь такого трусливого сына! Пусть уж лучше она ничего не знает».
Франц вовсе не уверен, что он — сын, которым можно гордиться. Иногда Франц думает, что мама просто делает вид, что довольна им. Ведь она любит его и жалеет.
Другим он тоже ничего про свой страх не говорил, потому что был уверен: его высмеют.
Франц ещё многим в себе недоволен.
Например, своим голосом, который становится писклявым, когда Франц волнуется или чего-то боится.
А бывает так, что он не может выдавить из себя вообще никаких звуков. Даже самого тихого писка.
Своё лицо Франц тоже не любит. Многие говорят, что оно у него «девчачье», и не верят, что он мальчик.
Но особенно Франца злит, что он очень маленького роста.
Если его спрашивают, сколько ему лет, Франц заранее знает, что будет дальше.
— Неужели тебе уже восемь? — восклицают люди и качают головой. — Мы-то думали, только шесть.
А некоторые ещё советуют:
— Кушай хорошо — и вырастешь большим!
Перед тем как заснуть, Франц любит представлять себе другого Франца. Его маленький вздернутый носик превращается в большущий «рубильник», а ротик-вишенка растягивается в бледные тонкие губы. Большие синие глаза становятся мышино-серыми бусинками. Сам он делается на две ладони выше. И вдвое шире. И начинает говорить низким голосом, почти басом.
Если бы Франц действительно так выглядел и говорил, он был бы братом-близнецом Йозефа. Франца бы это полностью устроило. Да и Йозеф наверняка вёл бы себя намного дружелюбнее.
К сожалению, Йозеф младшего брата совсем не жалует. Он называет его «клопом», «мелочью пузатой» и «балбесом». И никогда с ним не играет. Даже если мама его об этом просит. Йозеф тогда говорит:
«Все игры, которые годятся для такого младенца, я давно уже забыл!»
А ведь Йозеф старше Франца всего на пять лет и вообще-то ещё не в том возрасте, когда у людей портится память.
И Франц знает много игр, в которые Йозеф тоже любит играть.
Франц знакомится с Бертой
Если бы не аппендицит тёти Эберхарда, Франц бы наверняка до сих пор боялся собак. Тёте пришлось лечь в больницу. А туда брать животных нельзя. Поэтому она привезла свою собаку к сестре. То есть к маме Эберхарда.
Эберхард отнёсся к этому довольно равнодушно. И не сказал Францу, что у них дома уже два дня живёт большая собака. Так что Франц ни о чём таком не подозревал, когда в четверг зашёл за Эберхардом, чтобы пойти с ним в бассейн. Он позвонил в квартиру. Дверь открыла фрау Мост.
— Заходи, милый Франц, — сказала она. — Эберхард сейчас вернётся. Он пошёл купить себе новые плавки.
И вздохнула:
— Мой мальчик снова поправился…
Она указала на комнату Эберхарда.
— Располагайся!
Франц кивнул и пошёл по коридору. Фрау Мост сказала ему вслед:
— Там может быть Берта. Но ты её не бойся!
Франц удивился. Он подумал: «Наверное, Берта — это домработница. Чего мне её бояться?»
В комнате Эберхарда никакой домработницы не оказалось. Там, как обычно, царил полный беспорядок. Потому что Эберхард — страшный неряха! Под раскиданными повсюду вещами почти не было видно пола.
Франц знал, что каждый раз, когда Эберхард хочет куда-то пойти, ему сначала надо убраться в комнате. Иначе мама его не отпустит. Франц подумал: «В таком свинарнике можно убираться целую вечность! Пока мы всё сделаем, бассейн закроется. Лучше уж начать прямо сейчас».
И Франц принялся за уборку.
Подобрал с пола карандаши и положил их в коробку на столе. Сложил в стопку растрёпанные комиксы про Микки Мауса, собрал дротики от дартса и засунул их в колчан на полке.
Потом он стал ползать и собирать в мешочек раскиданные по полу стеклянные шарики.
Франц уже собрал почти все и тут увидел ещё один. Он потянулся к шарику, но тот закатился под кровать и пропал из виду — с кровати до самого пола свисало одеяло.
Франц сунул руку под одеяло и ощупал пол. Стеклянный шарик не обнаруживался.
Вдруг на ладонь Франца опустилось что-то тяжёлое и тёплое. И прижало её к полу. Франц оцепенел! Он совершенно не представлял, что это такое. Но сразу понял: это что-то живое!
Конечно, можно было другой рукой приподнять одеяло и заглянуть под кровать. Но как это сделать, если ты оцепенел?
Потом Франц почувствовал на локте что-то мокрое. И оно двигалось… туда-сюда, туда-сюда! Франц вспомнил, как его лизал телёнок. Летом Франц ездил с мамой и папой на ферму к бабушкиным родственникам. Там были телята, и один облизал ему руку. Ощущения были точно такие же!
Францу немного полегчало. Сковавший его страх отступил.
Он подумал: «Быть не может, чтобы Эберхард привёл к себе в комнату телёнка! Во-первых, это вообще невозможно, а во-вторых, телёнок под кровать не поместится!»
Франц осторожно протянул другую руку к одеялу. Поднять его он не решался. Но размышлял, как бы набраться храбрости и это сделать. И пока он размышлял, что-то мокрое исчезло с его локтя, а что-то тяжёлое — с ладони. Одеяло поднялось само, и из-под кровати показалась огромная голова — лохматая и коричневая. Она была в два раза больше, чем голова Франца, и вплотную приблизилась к его лицу… Это была собака!
«Притворюсь мёртвым! — подумал Франц. — Больше ничего не остаётся».
Так он и сделал. Закрыл глаза и снова застыл в оцепенении. Франц едва дышал. Только сердце стучало так громко, что он подумал: «Наверное, даже на кухне слышно».
Франц всей душой надеялся, что мама Эберхарда придёт и спасёт его. Но фрау Мост стука сердца не слышала, и бедный Франц лежал на полу беспомощный и неподвижный.
Когда Франц решил, что пролежал уже целый час — а на самом деле всего минуту или две, — он снова открыл глаза. Рядом с ним, совсем рядом, лежала самая большая собака из всех, каких он видел за всю свою жизнь! Франц лежал на спине, собака — на животе. Огромную коричневую голову она положила на передние лапы и с интересом смотрела в лицо Францу, как бы говоря: «Ну что, проснулся наконец?»
Франц попытался очень осторожно отодвинуться от собаки. Сначала немножко — на сантиметр. Потом на два, потом на четыре. И ещё на пару сантиметров. И ещё…
