Мария Нарышкина - Вавка

В голубом небе красный флаг.

На старте лучшие бегуны. Предстоит финальный забег.

И опять все узнали курчавую, смуглую от загара девочку, походившую больше на негритянского мальчишку, гибкого и стройного. В движениях ее было тоже что-то мальчишеское. В том, как она несколько раз оглянулась и как примерилась к месту, чувствовалось нетерпение и горячность. Когда по взмаху флажка бегуны сорвались со своих мест, бегунья, похожая на негритенка, оказалась впереди всех. Она неслась легко и стремительно. И те, что сидели в первых рядах, видели на ее лице гордую радость победителя.

Уже совсем близко финиш. Как вдруг другая девочка, бежавшая следом, тоненькая, с дугой связанных сзади кос, пронеслась мимо нее. На стадионе стало удивительно тихо, потом взорвался гром возгласов.

— Нажми! Нажми! — неистово неслось над полем.

И ноги смуглой кудрявой девочки замелькали по беговой дорожке с удвоенной быстротой. Но соперница уже достигла финиша. Оглушительный шум обрушился на стадион.

Уже появились майки новых бегунов, а на стадионе не смолкал гул. У голубых киосков, торгующих газированной водой и стаканчиками со сливочным и шоколадным мороженым, густая толпа — не пробиться. Идет оживленный разговор.

— Вот здорово получилось!

— Эх, узнать бы, как ее фамилия!

— Вам какую фамилию? — бесцеремонно и небрежно осведомляется круглощекая девочка с дерзким взглядом круглых выпуклых глаз. В каждой руке у нее по вафельному стаканчику: — Той что победила? Пожалуйста: Туська Николаева.

Девочки рассматривают ее с интересом.

— А откуда ты знаешь?

— Откуда? От верблюда! Я, может быть, ее как свои пять пальцев знаю и даже лучше. Она, если хотите знать, круглая отличница. Вот. Случится, четверку схватит, — ревет, как белуга. — Она сделала рукой жест, показывающий внутреннее превосходство над такими людьми, которые могут реветь из-за четверки.

— Ладно, эту, может быть, ты и знаешь, а вот ту, курчавую, знаешь?

На лице круглощекой девочки презрительная усмешка. Она закатила глаза, поморгала с глубокомысленным видом и сообщила:

— Геня Власова.

«Что, съели?» — говорил ее торжествующий взгляд.

— Знаете, какая это девочка? Туська — та хоть отличница, но того… — стаканчик с мороженым описал в воздухе что-то, похожее на спираль. — Ни рыба, ни мясо… А вот эта девочка, так девочка! Вы еще такой, наверное, никогда не видели. Только скажет одно слово — все ее слушаются. Знаете, какая у нее сила воли? Ого! Она ее нарочно развивает. Ей, например, хочется с девочками в кино, да? А вот ни за что не пойдет. Она такая. И вообще нас с ней водой не разольешь. Генька — мой лучший друг. Куда я, туда и Генька. Иной раз даже надоест. Выйду во двор, а она уже ждет меня. — Пойдем, — говорит, — Валентина (или просто Вавка, это я значит, — она ткнула себя в грудь), — пойдем, — говорит, — на стадион. А я ей: — Хватит болтаться по стадионам. Надоело и некогда. Уроки нужно учить. А она: — Пойдем да пойдем. Без меня — никуда.

— А не врешь? — спросил кто-то с сомнением.

Вава смерила усомнившуюся уничтожающим взглядом:

— Не имею такой привычки.

Уважение к ней с каждым словом возрастало. Просто есть у людей такая манера — на всякий случай не верить, чтоб не остаться в дураках. Это Вава прекрасно понимала.

— Да что там говорить, — она сделала небрежный жест, — я Геньку знаю с самых пеленок. Да и Туську тоже. Туська — первая Генькина подруга.

— Ты же говорила, что ты ее лучшая подруга?

— Слушай ухом, а не брюхом: то первая, а то лучшая. Разница? Понимать нужно.

В этот момент Вава заметила, что из вафельного стаканчика вот-вот капнет растаявшее мороженое. Лицо ее мгновенно преобразилось. Вава быстро наклонилась и стала озабоченно слизывать стекающие капли. Она делала это сосредоточенно и в то же время с таким удовольствием, что девочки завертели головами, ища мороженщика.

— Вавка, где это ты запропастилась? — раздался вдруг возмущенный голос, и узкое лицо с узенькими веселыми глазками выглянуло из толпы. — А я-то по всему стадиону ищу!

Вава быстро оглянулась, тряхнула челкой, которая топорщилась над самыми бровями.

— Ирка! Нет, лучше скажи, где ты, ты где запропастилась? — накинулась она на подругу. — Все мороженое растаяло. Она, видите ли, где-то бегает, а тут переживай из-за ее мороженого. Дела мне больше нет?

Хитрые, веселые глаза Ирки быстро обежали собравшихся в кружок. Вава, заметив интерес, вызванный появлением нового лица, сразу переменила тон.

— Это Ира Ухова, мой друг.

Девочкам уже начало казаться, что дети на всем стадионе — Вавкины друзья. Было обидно и немножко завидно.

— Лучший друг или первый? — спросил кто-то насмешливо. — Как там у тебя?

Почувствовав насмешку, она ответила с достоинством.

— А это уж мы сами разберемся. Ясно? Ирочка, пойдем! — и она протянула подруге стаканчик шоколадного мороженого.

Если мать работала в утреннюю смену, Вава выходила во двор, когда на улицах еще лежали прохладные тени. Она появлялась в воротах своего дома заспанная, но уже готовая к решительным действиям. Быстрым хозяйским взглядом окидывала окрестности.

— Дядя Ваня, здрасти! — бодро крикнула она дворнику, и поле действия уже было найдено. В руках у дяди Вани были метла и большой совок, в который он сгребал окурки и желтые листья. Заметив свободную метлу, прислоненную к стене, Вава сейчас же бросилась к ней. Размашистым движением, точно так же, как это делал сам дядя Ваня, она принялась мести.

Разговор велся несложный:

— Мать в утро работает?

— Ага!

— Завтрашний день и тебе вступать?

— Ага! — бодро отозвалась Вава.

Завтра начало занятий, и Ваве нравилась взрослая деловитость вопросов, с которой дядя Ваня говорил про школу. Время от времени Вава останавливалась и, оглядываясь, любовалась своей работой. Панель была исчерчена свежими следами метлы.

Но вдруг во дворе мелькнула знакомая фигурка. И все интересы Вавы моментально переключились туда. Как ни весело здесь, но у Вавы есть свои дела. Ворвавшись в парадную, в которой только что скрылась Туся, Вава на мгновение остановилась, прислушалась. На лестнице звучали голоса. Так и есть — Туська и Генька.

Через минуту все трое сидели на окне лестничной площадки и, вразнобой качая ногами, оживленно болтали.

— Что я знаю! — сразу же сообщила Вава.

Геня, строго-вопросительно посмотрев на нее, предостерегающе нахмурилась: если Вавка собирается завести разговор о вчерашних состязаниях, то пусть лучше молчит.

Но Вава прекрасно понимала, о чем можно говорить.

— Отгадайте, кто у нас будет в этом году классным руководителем? Ни за что не отгадаете, — Вава немного помедлила, испытывая терпение девочек. Голова ее с удивительной быстротой поворачивалась то в одну, то в другую сторону так, что короткие косички шлепали по щекам.

— Александра Александровна! — выпалила она. — Здорово? — С минуту она наслаждалась впечатлением, произведенным новостью, и строго добавила: — Только это тайна. Смотрите, чтоб ни одна живая душа не знала.

Вава очень любила сенсации, и, надо отдать ей справедливость, умела их использовать. Впрочем, тайны у нее не держались, да и какой в них интерес, если ни с кем нельзя поделиться?

— Ох, девчонки, и классик у нас будет! — она даже прищелкнула языком. — Представляете: Александра Александровна — воспитатель, Генька — председатель отряда…

— Нет уж, председателем я больше не буду, — решительно перебила ее Геня, — и так с самого третьего класса, хватит!

Геня отвернулась, посмотрела вниз, во двор, где играли дети.

Сквозь запыленное стекло на лестницу падал солнечный луч. В его свете курчавые волосы Гени отливали начищенной медью. Лоб у нее большой, выпуклый, нос крепкий, с тонкими расширенными ноздрями.

Геня была уверена, что похожа на Пушкина. Ей казалось, это недаром: она непременно должна совершить в жизни что-то очень хорошее, может быть, даже великое.

Геня открыла раму и высунулась в окно. Сейчас же и Вава легла животом на подоконник. Болтая в воздухе ногами, она стала смотреть вниз. Потом несколько раз плюнула во двор, с интересом наблюдая, куда упадет плевок. Но скоро ей надоело молчать.

— Ладно, — сказала она, — все равно, Генька, выберем тебя председателем.

Геня круто обернулась.

— А я тебе говорю — председателем больше не буду. И все. Надоели мне эти читки разные да проработки. Скука смертная… Не понять, сбор это или урок… Никакого интереса.

— Так ведь в этом году и пионервожатая будет другая! — убеждала Вава.