Потом я встаю, чтобы выйти.
— Погоди, — говорит он. — Я тебя научу. Ну, если ты еще хочешь.
Я раздумываю.
— Ладно, — говорю я. — Но знаешь, если я буду тебя обижать, можешь просто уйти. Идет?
— Идет, — улыбается он.
Мы идем в мою комнату — она больше, чем у Мейсона, — и закрываем дверь.
— Погоди минутку, — говорит Мейсон. — Пока мы не начали, пообещай мне никому не говорить, что я умею танцевать. Балет — девчачье дело.
Не буду говорить ему, что мистера Лестера вряд ли можно считать девочкой и что в «Щелкунчике» учится немало мальчиков постарше.
— Честное слово, не скажу.
— Ладно, — кивает Мейсон. — Вот смотри, начинаешь с правой ноги.
Я встаю рядом с ним и ступаю на правую ногу. Мы беремся за руки и идем, затем делаем шассе. Мейсон поворачивается в пируэте, и тут я опять все путаю.
— Нет, Джерзи, смотри, — говорит он, — сначала правую ногу, а за ней уже левую.
Он показывает мне па, но когда я пытаюсь повторить, то путаю все, как всегда.
Оказывается, Мейсон очень терпеливый. С малышами всегда так: им нравится делать одно и то же по сто раз. Когда он был маленький, то каждый вечер заставлял маму читать ему «Маленький храбрый паровозик» по три раза подряд, а то и больше. Он и теперь так читает — найдет книжку себе по вкусу и перечитывает раз за разом. Сейчас эта его способность к бесконечным повторениям нам очень на руку.
— Нет, правая нога впереди, а левая — сзади. И только потом поворот, — в пятый раз твердит он.
Но как бы он ни был терпелив, мне все равно приходится несладко. Все совсем как в школе. Сердце колотится, как сумасшедшее, меня начинает трясти. Чем больше мы репетируем, тем хуже у меня выходит. После того как Мейсон в десятый раз показывает мне одно и то же па, а я снова не могу его повторить, я сдаюсь.
— У меня никогда не получится! — кричу я.
Мейсон прищуривается.
— Это ты на меня злишься или просто так? — спрашивает он.
— Да не на тебя, — говорю я. — На себя! Я отвратительно танцую! Мне никогда не выучить этот танец!
Я глубоко дышу, чтобы сдержать слезы, быстро моргаю, падаю на кровать.
— Может, мне и правда надо бросать балет.
Перед глазами у меня встает образ мисс Камиллы, но я отмахиваюсь.
С минуту Мейсон молча глядит на меня.
— Хочешь, я еще раз покажу? — наконец спрашивает он.
Я качаю головой.
— Я сейчас все равно не могу. Может, попозже.
Тонкий голосок в голове говорит мне, что и позже у меня ничего не выйдет. Дальше падать просто некуда. Я безнадежна и бездарна.
— Ну, ладно, — говорит Мейсон с оттенком облегчения в голосе. — А давай тогда поиграем в баскетбол?
— Чего? — спрашиваю я, шмыгая носом.
— В баскетбол, — повторяет он.
Я? В баскетбол? Да он с ума сошел. Хотя, если подумать, почему бы и нет? Танцевать я не могу, ну так хотя бы раз побуду хорошей старшей сестрой.
Я киваю.
Едва понимая, что происходит, я вытираю рукавом слезы и натягиваю розовую куртку. Мейсон приносит свою курточку, берет мяч, и мы идем вниз.
— Мы пошли гулять! — кричит он маме и папе.
Мы молча идем к баскетбольной площадке. Мейсон стучит мячом. На дальнем конце площадки, как всегда, бросают мяч в кольцо двое старших братьев Террелы. Они машут нам, и мы машем в ответ. Воздух такой холодный, что от дыхания изо рта вырываются большие клубы пара. Я сую руки в карманы, чтобы согреться.
Оказавшись на месте, Мейсон становится в круг света от фонаря и бросает мне мяч.
— Лови!
И я ловлю так ловко, что даже сама удивляюсь.
— Попробуй постучать, — говорит Мейсон.
Я стучу мячом по асфальту. Когда мяч отскакивает в сторону, Мейсон бежит за ним и снова перебрасывает мне. Ударяясь о землю, мяч издает приятный глухой стук. Я стучу и стучу, стараясь, чтобы мяч всякий раз попадал по одной и той же точке.
— Бросай мне.
Я неуклюже перебрасываю мяч Мейсону. Он стучит им о землю, потом делает изящный оборот и забрасывает мяч в корзину. После этого Мейсон исполняет победный танец и направляется ко мне, стуча мячом то справа, то слева, то еще как-нибудь.
Мяч снова летит ко мне.
— Теперь ты попробуй, Джерзи, — говорит Мейсон.
Я держу мяч и не двигаюсь с места.
— У меня не получится.
— Да получится! Вот смотри, я попробую тебя перехватить.
Мейсон становится передо мной и расставляет руки. Я уворачиваюсь, бегу на другой конец площадки и пробую так же подпрыгнуть с поворотом, как делал он. Промахиваюсь мимо корзины, но совсем чуть-чуть.
— Вот видишь! — говорит Мейсон. — Попробуй еще.
Я пробую, и на этот раз движения становятся более плавными. Правда, мяч в корзину все равно не попадает.
Мейсон скачет вокруг.
— Ага, а теперь смотри, вот что надо делать, если тебя хотят перехватить. Иди прямо на противника.
Я бегу рядом с Мейсоном сквозь холодный вечерний воздух. Мейсон строит мне рожу, и я хохочу.
Он делает дурашливый пируэт и выбрасывает вбок ногу, не переставая при этом стучать мячом.
— Спорим, ты так не можешь!
— Спорим, могу! — говорю я, хватаю мяч и делаю то же самое. Мейсон пытается отобрать мяч, но я уворачиваюсь и забрасываю мяч прямехонько в корзину.
— Здорово, Джерзи! — улыбается Мейсон. — А зато ты не умеешь вот так!
Он хватает мяч, делает три длинных шага, оборот и забрасывает мяч в корзину.
Я подхватываю мяч, увожу его подальше и поворачиваюсь к брату.
— Думаешь, не умею, да? Смотри!
Я делаю три длинных шага, подпрыгиваю и делаю оборот. В корзину я не попадаю, но мяч пролетает совсем рядом с ней.
Мейсон хватает мяч, уводит в центр площадки и снова проделывает те же движения — только теперь вдобавок еще и подпрыгивает при броске. Потом он перебрасывает мяч мне. Я молча ловлю. Пробежать, повернуться, бросить, поймать, подпрыгнуть. На этот раз мяч летит прямиком в корзину. Я исполняю Мейсонов победный танец. Я тяжело дышу, сердце колотится как сумасшедшее — и я понимаю, что счастлива впервые за очень-очень долгое время.
Мейсон смотрит на меня во все глаза.
— Ого, Джерзи! Ну ты даешь!
Я стучу мячом об землю.
— Ага. Я звезда баскетбола!
Мейсон качает головой.
— Да нет, ты станцевала кусок из своего танца.
Я перестаю стучать.
— Что?
— Ну, не совсем в правильном порядке, — уточняет Мейсон, — но ты сделала все движения.
Я смотрю на него удивленно, и он вздыхает.
— Ты что, не поняла? Эта пробежка — почти как эти ваши, как их, саше.
— Шассе?
Мейсон кивает.
— А поворот и взмах ногой здорово похоже на пир этот.
Я понимаю, что он хочет сказать «пируэт». И до меня, наконец, доходит.
— То есть что, я правда могу сделать все па?
— Еще бы! — говорит он. — Может, у тебя не получается потому, что ты себе вбила в голову, будто не умеешь танцевать? А про баскетбол ничего не вбила, потому что никогда в него не играла. Слушай, а я классный учитель! — Мейсон гордо улыбается.
Я так счастлива, что на самом деле могу танцевать, что бегу к Мейсону и обнимаю его изо всех сил.
— Ай! Джерзи! Отстань! — верещит он, глядя в другой угол площадки, где играют братья Террелы. Те улыбаются нам. Но на самом деле Мейсон, кажется, не так уж недоволен, потому что по дороге домой он сам берет меня за руку.
— Спасибо, — говорю я, поднимаясь по ступенькам. — Ты спас мне жизнь.
— Да сколько угодно, — отвечает он. — Но это секрет, помнишь?
— Помню, — отвечаю я. — Могила.
Следующие несколько дней я репетирую танец у себя в комнате. Все время репетирую. Иногда приходит Мейсон и что-нибудь подсказывает. Видно, его уроки прочно засели у меня в голове — теперь я помню все па своего танца.
Если у меня что-нибудь не получается и я расстраиваюсь, то тут же представляю, будто мы с Мейсоном играем в баскетбол и я стараюсь выиграть за счет более длинных прыжков и пробежек. Я вспоминаю скользивший по лицу холодный ветер, вспоминаю, как вырывались изо рта клубы белого пара и как нам было весело.
Страшно признаться, но мне редко бывает весело. Когда все фломастеры выстроены ровненько в ряд или когда новая книга точно входит в пустое место у меня на полке, я чувствую радость. Еще — мне нравится бывать с подругами, например когда мы ходим в «Белла Италия», ресторан родителей Эпаты, едим чесночный хлеб и болтаем. Но я редко смеюсь. Я слишком много думаю обо всем на свете, сама себя загоняю в угол и все время беспокоюсь.
Вот и получается, что веселье для меня — штука не слишком привычная. Я знаю, Эпате, например, весело, когда она танцует. В танце она как будто рассказывает что-то о себе. Никогда бы не подумала, что мне тоже будет весело танцевать.
