Было так хорошо, что и говорить не хотелось. Лежали и думали каждый о своем…
Олег так разнежился на солнце, что задремал.
* * *
— Эй, парень! — услышал он голос Ваньки. — Так ты все царство небесное проспишь. Вставай. Уже четыре.
— А откуда ты знаешь? — не открывая глаз, спросил Олег. — У тебя же часов нет.
— На кой они мне? Гляди: солнце коснулось верхушки собора. Да и крупзавод прогудел. Так что точно!
Искупались еще разок на дорожку и пошли к пристани.
К пяти, как договорились, они были уже у дяди Феди.
— Э-э, братцы! Да вы свеженькие, — засмеялся Федор Захарович, потрепав их еще влажные на затылках волосы. — Завидую. Ну и жара! Как говорят, июль — макушка лета. Сам бы поплескался в Дону с удовольствием.
— Так чего ж вы? — удивился Ванька. — Такой начальник.
— Дел, Ваня, по горло. Некогда. Ну что, пошли?
— А вещи? — спросил хозяйственный Иван.
— Да вот они, — улыбнулся Федор Захарович, поднимая небольшой чемоданчик и взяв на руку сложенную шинель.
— Нет, дядя Федя. Шинель понесу я, — заявил Олег.
— А я чемоданчик. — Ванька отобрал его у дяди Феди. — Легкий какой! Пустой, что ли?
— Ну вот. А я что? — засмеялся Федор Захарович. — Буду идти, как генерал со свитой?
— Ты и так генерал! Только советский. Ромбы ведь тебе недаром повесили, — сказал Олег. — А мы твои ординарцы.
— Убедил, — согласился Федор Захарович и шутливо скомандовал: — Ординарцы! За мной ша-а-гом — марш!..
До прибытия скорого «Тифлис — Москва» оставалось еще сорок минут. Оглядев перрон, Федор Захарович посетовал:
— Черт возьми! И присесть негде.
— Сильное дело! — ухмыльнулся Ванька. — Сейчас все будет, — и побежал за пакгауз.
Через несколько минут он появился с парой кирпичей и гладкой доской от какого-то ящика. В тени вокзального навеса они поставили кирпичи на попа и положили на них доску.
— Молодец. Находчивый, — похвалил Ивана Федор Захарович. — В ординарцы я бы тебя взял с удовольствием. — Он осторожно опустился на скамейку. — Нога, братцы, разболелась — спасу нет. Как бы рана опять не открылась.
С дальнего конца перрона за «строительством» скамейки наблюдал милиционер в белой гимнастерке. Очевидно, придя к выводу, что это непорядок, решительно направился к ним. Но, подойдя вплотную, увидел красные ромбы в петлицах Федора Захаровича, вытянулся, вскинул руку к фуражке и любезно осведомился:
— Отдыхаем, товарищ бригадный комиссар? Жарко, может, вам стульчик из дежурки вынести?
— Лучше скажите начальству, чтоб скамейки для людей поставили. Есть же больные, раненые, с детьми.
— Есть, товарищ бригадный комиссар! Тотчас доложу. Разрешите выполнять? — И решительно направился к дверям с табличкой «Начальник вокзала».
— Ишь, припустил, — улыбнулся довольный таким поворотом дела Ванька. — А если б одни были, так сразу за шиворот — и в каталажку!.. Дядя Федя, вас беляки ранили?
— Деникинцы, Ваня. В двадцатом… Коли б не Миша, батька его, — кивнул он в сторону Олега, — так гнить бы мне у Генеральского Моста… Такая рубка была, не приведи господь!.. Михаил меня из самого пекла вытащил. Через седло перекинул, на коня, — и к санитарам дивизии. А те брать не хотят. Ну, ясное дело, живым на санитарных повозках места не хватает, а я, считай, уже мертвый. Три ранения: в грудь навылет, нога перебита, а черепушку саблей распанахали… Мишка горячий был. Сунул маузер фельдшеру под нос: «Если с повозки скинешь — под землей найду!..» Огрел коня плетью и снова в бой… Вывезли. Не скинули. А на другой день, девятого января, наши Ростов взяли, и я в госпиталь попал. Выходили вот… Я-то всего этого не помню, конечно. Товарищи в госпитале рассказали, когда на поправку пошел…
Олег сбегал к окошку телеграфистов и узнал, что поезд опаздывает на целый час.
— Порядки! — недовольно сказал дядя Федя. — Ну так давайте, ребята, перекусим. — Он достал из чемоданчика кирпичик темного пайкового хлеба, сало и помидоры.
Мальчишки съели по куску и отодвинулись.
— Вы что стесняетесь? А ну навались! — скомандовал Федор Захарович. — После купанья быка слопать можно… Да, Олег, вот эти талончики отдай матери. Пусть в нашем магазине возьмет по ним крупу и еще что, не помню.
— Дядя Федя, а когда отменят карточки и хлеб вольный будет? — спросил Олег. — Чтоб пришел в магазин и взял, сколько тебе надо. Как до двадцать девятого года.
— Вам разве по обществоведению не объясняли, какое положение у нас в деревне?
— Ой, у нас обществовед, знаешь, кто? Мурашов! Учитель пения. Он и сам-то в этом ничего не понимает.
— Учитель пения?! — удивился дядя Федя.
— Точно. Он, знаешь, какой? Ну… всех боится. Что скажут, то и преподает. И пение, и историю. Раз даже вместо Вильгамиды Вильгельмовны две недели немецкий вел.
— Разве можно такому человеку обществоведение преподавать? — сердито сказал дядя Федя. — Тут нужно срочно принимать меры… А вопрос этот, ребята, трудный. За пять — десять минут не расскажешь. Ну, в общих чертах… Вы, небось, и сами слышали, как в закоулках кое-кто шепчет: «Пока колхозов не было — был хлеб. Стали колхозы — хлеба нет. От них все горе…» Это чистая контрреволюция, ребята!.. Еще Владимир Ильич Ленин предупреждал: «Если мы будем сидеть по-старому в мелких хозяйствах, хотя и вольными гражданами на вольной земле, нам все равно грозит неминуемая гибель». И партия стала на ленинский путь, на путь колхозного развития сельского хозяйства. Чтоб жизнь нашего государства и построение социализма не зависели от прихоти сельского буржуя, кулака, — даст он нам хлеб или не даст… Вы понимаете, о чем я говорю, ребята?
— Конечно!.. Ясное дело! — подтвердили мальчишки.
— Так вот. К весне нынешнего года в колхозы объединилось приблизительно восемьдесят процентов единоличных хозяйств. Кажется, все, победа. Хлеб для страны обеспечен… Но создать колхозы — это только первый шаг. Нужно, чтобы они крепко стали на ноги, чтобы производили много хлеба, молока, мяса и других продуктов, без которых не может жить человек. Чтобы колхозники могли не только прокормить себя, но и город, рабочие поселки, число которых растет с каждым днем, стройки, Красную Армию. Да и про запас чтоб кое-что осталось. Без хлеба не повоюешь. Враги наши за кордоном в любой день могут напасть и с востока, и с запада… Но хлеба колхозы дают пока еще недостаточно. Почему, спросите вы. Тут одним словом не ответишь. Чтобы обработать огромные колхозные поля, нужны машины, трактора, комбайны. А их еще очень мало. Нужны люди, которые могут этими машинами управлять. А деревня почти сплошь неграмотна. Чтобы правильно организовать труд сотен и даже тысяч колхозников, нужны опытные руководители: председатели, бригадиры, агрономы, зоотехники. Разве их подготовишь за год?.. А чтобы набраться опыта, нужно еще больше времени. Да и враги наши — кулаки, «бывшие» — пакостят на каждом шагу: разлагают дисциплину, сеют слухи, травят скот, выводят из строя машины. Делают все, чтобы не дать рабочему классу хлеба, сорвать индустриализацию страны… Я понятно говорю, хлопцы?
— Понятно, — подтвердили Олег с Иваном.
— Вот в колхозе имени Парижской коммуны. Недалеко от Ростова. Нам ребята знакомые рассказывали, — вспомнил Олег. — Так там кулак из другого района в бригадиры затесался. Весь хлеб не успели смолотить осенью. Ну, его в скирды сложили на поле. А весной хватились — сгнил хлеб. Оказывается, скирды незавершенными оставили. Тысяча пудов погибла.
— А наши рыбаки ходили на лов в Азовское море, — сказал Иван, — так, говорят, в трех колхозах по весне ни пахать, ни сеять не на чем было. Все тягло кулаки из строя вывели. Штук семьсот лошадей со сбитыми холками, копытами, потертыми ногами, с запалом… Так они на коровах пахали.
На перроне засуетились, забегали пассажиры. Послышались крики: «Едет!.. Тифлисский прибывает на первый путь!»
— Есть еще много и других причин, — сказал дядя Федя, поднимаясь. — Ну, ничего. Вы, я вижу, тоже кое в чем разбираетесь… А насчет карточек — пока придется, ребятки, потерпеть. Враги наши спят и видят, что мы бросим строить заводы, шахты, рудники, домны и придем на поклон к господам империалистам. А уж они быстренько приберут к рукам все, что народной кровью завоевано в революцию и в гражданскую войну. Не будет этого! Все построим, сами. Еще к нам на поклон приезжать будут да шапки снимать. Вот увидите…
Стоянку поезда сократили. Едва пассажиры успели втиснуться в вагоны, паровоз загудел так, что заложило уши, и рванул состав.
— Береги мать! — крикнул из окна дядя Федя. — С винтовкой не балуй!.. К ноябрьским ждите с подарками…
Когда хвост поезда скрылся за корпусом паровозного депо, Иван сказал:
— Мировой дядька твой Федор Захарович. Башковитый. Вот бы он нам обществоведение преподавал!..
