А голос все пел. Колокольно вызванивали струны. Все молчали до самого конца — до последнего вздоха гитары.
— Спасибо за музыку! — Прежде чем встать, Клекотов взглянул на фанеру и, невольно улыбнувшись, сказал Фимке: — Да ты же талант!
В овале уже угадывалось лицо и широкие кустистые брови подполковника.
Польщенный Фимка вынул изо рта дудку.
— Как закончим — подарим вам на память.
— Спасибо! — еще раз поблагодарил Клекотов и встал. — Я так вас понял: палатку пока ставить не будете?.. Мы тоже в ночном палаток не ставили. Когда холодно или дождь — в сено зароемся, в копну. Тепло, весело, и мыши-полевки рядом шуршат, попискивают.
Заскулил, заныл Забудкин, услышав про мышей.
— Ты чего? — подполковник склонился над ним. — Тебя здесь не обижают?
— Мне постель нужна! — слезливо пропищал Забудкин. — У меня в коленях ревматизм от холодного пола в молельне и спина от поклонов треснула!
Клекотов очень смутно представлял, что такое секта, и совсем не знал, что там делают такие мальчишки, как Забудкин. Он и жалел его, и в то же время чувствовал какое-то недоверие. В слезливых причитаниях подполковнику слышались спекулятивные нотки.
— Насчет постели обратись к своему командиру, — посоветовал он. — И вообще надо было позаботиться о себе раньше.
Ты же видишь: кто хотел палатку и кровать, тот днем поработал. Кому вместо палатки костра хватает, тот огонь разжег. А кому ничего не нужно, тот лежит себе всем довольный и помалкивает. — Клекотов повернулся к Гришке. — Распутин! Ты спишь? Не болен?
— Здоров, — послышалось из-под ели.
— Вот и прекрасно!.. До отбоя еще часа два, но мы уже сегодня не увидимся, так что спокойной вам ночи, ребята!
Когда Клекотов отошел от костра, Фимка вопросительно взглянул на Богдана.
— А ты говорил!.. Шиш тебе, а не палатка! Не на того напали!
— Посмотрим! — отозвался Богдан. — Время есть.
Клим заканчивал обход лагеря. В палатки он не заходил. Шел вдоль просек по лесу, чтобы проверить, нет ли поблизости чего-нибудь опасного для ребят: старой землянки, которая могла обвалиться и придавить любопытных мальчишек, крутого оврага, надломленного дерева.
Так он делал и в пионерских лагерях, в которых работал старшим вожатым три последних лета.
Завершая обход, Клим забрался на высокий, поросший лесом холм и здесь, на самой вершине, набрел на большую, давно не обновлявшуюся братскую могилу. С другой стороны к ней подходила чуть приметная тропка. Могилу все-таки изредка навещали, но не поправляли ни развалившейся ограды, ни покосившегося обелиска, на котором виднелась когда-то хромированная, а теперь поржавевшая металлическая планка. С трудом читалось: «…шестого гвардейского…» Остальное разобрать было невозможно.
Клим стоял у обелиска и думал, что сюда надо обязательно прийти с ребятами и привести могилу в порядок. Он уже собирался уходить, когда на тропке показалась старуха с букетом полевых цветов.
— Здравствуйте, бабушка! — Клим шагнул ей навстречу. — Вы, наверно, знаете, кто здесь.
Он не договорил, заметив недоверие и страх в глазах старухи. Она попятилась, потом повернулась и почти побежала вниз. Бородатый незнакомец напугал ее.
— Да не бойтесь! — крикнул Клим. — Я могу уйти, если мешаю!
Старуха поспешно спускалась вниз по тропке, и Клим понял, что с ней не поговоришь.
Возвращаясь к штабной поляне, Клим услышал ритмичное шарканье пилы и деловитый перестук топоров. От этих звуков растаял неприятный осадок от встречи с пугливой старухой. Работал наряд из первого взвода — мальчишки заготовляли дрова для кухни. Лагерная жизнь налаживалась.
С центра поляны были видны все четыре просеки. Там мирно белели палатки. Снаружи — никого. Мальчишки обживали брезентовые домики: раскладывали по тумбочкам личные вещи, в который раз переставляли кровати, менялись друг с другом местами, протирали слюдяные оконца. Лишь на Третьей Тропе горел костер.
Комиссар был в курсе всех событий. Костер не удивил его и не насторожил, хотя Клим понимал, что это не просто костер, а вызов лагерному руководству. И этот вызов был принят всеми, кроме капитана Дробового.
Клим подошел к дверям мастерской — ключи висели на месте, на щите у входа. По пути комиссар заглянул на кухню и узнал, что Вовка Самоварик накормлен. «Про ужин вспомнил, а показать снимки забыл!» — подумал он, но тотчас отогнал эту мысль. Он же был в обходе — Вовка не мог его найти. А сейчас, наверно, его карточки разложены у костра, и мальчишки любуются ими. Клима потянуло на Третью Тропу — посмотреть, что получилось у Вовки Самоварика. Но он пересилил себя — не пошел. Нельзя было нарушать план, предложенный подполковником. Пусть мальчишки жгут костер. Пусть сидят у него хоть всю ночь напролет. Это их дело. Никто к ним больше не подойдет, потому что никого это не тревожит. Так по крайней мере все должно выглядеть для ребят.
С крыльца штабной избы Клим снова посмотрел на костер и остановился. Ведь где-то там и Забудкин. Комиссар не вспомнил о нем ни разу с тех пор, как видел его сидящим на пеньке около просеки. Он тогда не участвовал в работе и едва ли включился в нее позже. Выделит ли ему койку вспыльчивый Сергей Лагутин? Должен! Парень он неглупый и понимает, что для Забудкина надо сделать исключение.
Комиссар не ошибся. Проверяя тумбочки с личными вещами, Сергей прикидывал, поместится ли в палатке еще одна койка — для Забудкина. Но это ничуть не мешало ему придирчиво производить досмотр и делать, когда нужно, едкие замечания.
— Ты ваксой зубы чистишь? — спросил он у Шурупа, в тумбочке у которого зубная щетка сцепилась с сапожной.
В другой тумбочке на чистом белье, сложенном на верхней полке, Сергей заметил что-то похожее на табачные крошки. Он бесцеремонно проверил у хозяина карманы, вывернул наизнанку пустой рюкзак и потребовал:
— Дыхни-ка!
Мальчишка послушно разинул рот. Табачным дымом от него не пахло.
Обойдя все пять тумбочек и заставив навести в них образцовый порядок, Сергей уже хотел приказать, чтобы мальчишки сдвинули три кровати вплотную и освободили место для койки Забудкина.
Отрывистый удар грома заставил всех присесть.
— О-о-о-о! — на высокой ноте закричал кто-то на просеке. — Ой! Ой!
Сергей выскочил наружу.
Схватившись обеими руками за голову, не переставая ойкать, мчался вверх к штабной поляне Забудкин.
— Иннокентий! — крикнул Кульбеда, тоже выскочив из палатки.
— Забудкин! — подхватил Славка Мощагин.
Их голоса смял повторный громовой раскат, за которым сразу же хлынул ливень.
Убежав от сердито зашипевшего костра, Богдан, Вовка, Фимка и Димка попрятались под деревья рядом с Гришкой Распутей.
— Я черную молнию все-таки увидел, — неожиданно сообщил он ребятам.
Богдан даже сплюнул.
— Чокнутый!..
Когда дождь забарабанил по стеклам штабной избы, подполковник Клекотов отодвинул от себя график будущих занятий по военной подготовке, встал из-за стола и распахнул окно, выходившее на Третью Тропу. За густой сеткой ливня ничего не было видно.
Капитан Дробовой поднял голову от карты, на которой он вычерчивал границы лагеря. И Клим перестал листать список с подробным указанием анкетных данных на всех мальчишек.
— Вот уж это совсем ни к чему! — Клекотов подставил ладонь под дождевые капли.
— Я предупреждал, что будет дождь. — Дробовой тоже подошел к окну. — У меня бы они давно в палатке были.
Сейчас капитан искренне сочувствовал мальчишкам, потому что винил не столько их, сколько начальника лагеря и комиссара. Хотели мальчишки или не хотели, но он заставил бы их натянуть палатку. Им не пришлось бы принимать вечерний душ. Бессмысленным казался Дробовому эксперимент, затеянный Клекотовым и Климом. Смысл, по мнению капитана, имело только то, что выполнялось по приказу. Есть приказ — тут уж не жалей себя! Хоть дождь, хоть вьюга, а выполняй его, о себе не думай! Если и заболеешь — почет тебе и уважение. А когда нет приказа, глупо схватить даже самый легкий насморк.
Клим подошел к окну, взглянул на термометр, прикрепленный к раме.
— Как в бане — двадцать один! Не простудятся… Дождь пройдет — опять костер разожгут!
Сюда, к этому открытому окну, и подбежал Забудкин. Мокрые волосы прилипли ко лбу, с острого носа стекала струйка, губы были перекошены.
— За что-о-о? — горестно завопил он, ударяя в грудь кулачком. — Лучше обратно — в секту!.. Я в газету напишу!
Клим подхватил его под мышки и втянул в комнату.
— В палатку, выходит, тебя не пустили?
— Как же! Пустит он! — прохныкал Забудкин. — Он хуже старосты в секте!.. И про него напишу — как он чуть не умертвил меня в палатке!.. И на райком пожалуюсь! Про всех напишу — в «Правду»!
