«Мама! Вчера я получил твое письмо и очень обрадовался. Значит, ты скоро приедешь. Без тебя как-то все не так. В школе все хорошо, получил одну пятерку и одну четверку. Телевизор все еще не работает. Дядя Паша сказал, что в каникулы обязательно будет работать. Прочел «Опасный беглец», «Алжирский пленник» и «Старая крепость». Больше писать нечего. Твой сын Саня».
«Здравствуй, дорогая мама! У нас сейчас каникулы. Каждый вечер мы смотрим телевизор. Вчера днем мы смотрели два кино: «По щучьему веленью» и «Таинственный остров». Оба эти кинофильма я смотрел в третий раз. А вечером шел спектакль «Девицы-красавицы». Бузовый. Два дня назад мы смотрели английское кино «Приключение Робин Гуда». Кино очень интересное. Сегодня с Ирой съели полбанки варенья. Привет от Иры и тети Маши. Саня».
Вот и все письма. Осталась только «нота». Татьяна Михайловна читает ее и смеется, как когда-то, когда получала эту «ноту».
Стояли холода, и она заставила Саню надеть кальсоны. По этому поводу и получена «нота».
«Нота
Спешу уведомить Ваше почтение в искреннем моем уважении в преднамерении иметь величайшую честь соблаговолить изложить Вашему почтению нижеследующее:
1. Несколько дней назад Ваше почтение соблаговолило заставить меня надеть хальсоны, в чем Ваше почтение соблаговолило оказать нам великую честь из всех великих честей.
2. Спешу искренне уведомить Ваше почтение о совершенном неможении носить сию вещь — хальсоны, которые Ваше почтение соблаговолило оказать нам великую из всех великих услуг и заставило надеть их.
3. Спешу уведомить Ваше почтение в скором возвращении сей вещи ввиду неможения ношения.
С искренним уважением и почтением и соблаговолением
Ваш Александр.
Нота сия соблагоизволила иметь нумер 1».
Откуда, из какой книги он взял этот стиль? Кто ж его знает! Он слишком много читал. Она, мать, и десятой доли не прочитала.
Да, сын хороший, умный, веселый, ласковый. Но Татьяна Михайловна уже давно стала задумываться. Растет сынок, ломается голос — то басит, то кукарекает, пушок на верхней губе. Волосы становятся жесткими, непослушными, колючими. И сам он становится колючим.
Было время, когда, подражая матери, Саня говорил: «Малс отсюда, не плиставай». Она умилялась тогда. Но потом ей приходилось не раз наказывать его. Мальчик рос вспыльчивым, дерзким. Видно, унаследовал ее вспыльчивость. Надерзит, а потом просит прощенья. Но, чем старше становится сын, тем обиднее матери выслушивать его грубости. Маленькому все прощается. А если это уже подросток или юноша, обида сильнее ранит, дольше помнится.
Однажды, когда Сане было лет двенадцать, он сказал матери:
— Ты меня неправильно воспитываешь!
Татьяна Михайловна засмеялась:
— Скажите, какой профессор нашелся! Это почему же неправильно?
— Вон у тебя лежат журналы «Семья и школа». Я их все прочитал. Поэтому и говорю так. С детьми надо говорить спокойно, ровным голосом, а ты чуть что — кричишь на меня. Потом надо «неразрывную связь со школой держать». А ты пропустила недавно родительское собрание. Что, правда?
Всюду сует свой нос! Читает ее журналы и, смотрите, начинает критиковать!
Смешно? И все-таки ей было обидно. Вот с каких пор начинают дети осуждать родителей. Все считают, что она хорошая воспитательница, хорошая мать, а сын осуждает. Неправильно, видите ли, его воспитывают!
Саня через десять минут забыл, что говорил матери, а она плакала тогда. Все чаще дерзости, все глубже и горше обида. А сегодня? Как он ей нагрубил! Все трудней и трудней справляться с сыном. Она не понимает его. Был бы отец…
Отец! Как он сейчас нужен! Отец, вероятно, сумел бы поговорить с сыном. Правда, разные бывают отцы. Но Володя умел всех располагать к себе. К нему с полным доверием относились и взрослые, и дети. Он нашел бы ключ к сердцу сына.
Вероятно, новый товарищ плохо влияет на Саню. А он хороший, добрый, но слабовольный, податливый. В нем мало мужского. Он вырос в женском окружении. Мальчику нужен отец. Он воспитал бы сына смелым, твердым в решениях.
Что же теперь делать? Она, мать, чувствует себя беспомощной. Ей нужна поддержка.
Как сделать, чтоб Саню пристыдили его же товарищи? Коллектив, даже у дошкольников, большая сила. Самая серьезная угроза для малыша — это когда ему скажут, что с ним ребятки играть не будут. Надо завтра пойти снова в школу, поговорить с учителями, может, даже с комсомольцами. Надо вытянуть сына из трясины, которая его затягивает. А может, не допускать огласки? Пока ведь ничего страшного не произошло.
Так размышляла Татьяна Михайловна всю долгую бессонную ночь.
Наутро — это было воскресенье — Татьяна Михайловна поняла, что вчера в квартире все слышали скандал, который произошел у нее с сыном, и, наверно, потолковали об этом между собой. Мария Петровна заговорила с ней, как с тяжелобольным человеком — тихо и нежно. Мать Миши Фролова, Анна Павловна, не очень-то добрая и щедрая по натуре, сказала:
— У вас, Татьяна Михайловна, я вижу нет картошки. Возьмите пока у нас. Мы целый мешок купили. Картошка нынче уродилась хорошая, рассыпчатая.
— Спасибо…
Татьяна Михайловна испугалась, что может сейчас расплакаться. Сочувствие людей расслабило ее, боль и обида снова вспыхнули в ней.
Мария Петровна, как видно, поняла ее состояние и начала рассказывать о недавнем происшествии в одной московской сберкассе:
— Стоят себе люди в очереди, кто за деньгами, кто с деньгами, а кто с облигациями. Вдруг входят два молодых человека. Один прямо к кассирше, а другой остановился в дверях да как гаркнет: «Руки вверх!» Так. А кассирша уже успела нажать кнопку. У них, у кассиров, есть секретная кнопка — нажмет, и сразу зазвонит звонок в милиции. Жулик это увидал и прямо ей в голову выстрелил. А сам к кассе и давай по карманам деньги рассовывать. Другой, который в дверях, начал обирать людей. Вдруг милиция. Который в дверях, увидал и крикнул: «Бегим!» Оба и улизнули. А милиция нет чтоб догонять воров — начала обыскивать честных людей. Ну, потом привели собаку. Говорят, нашла через день жуликов. Они в ресторане сидели.
В кухню пришла Зинаида Ивановна.
— С добрым утром! Ужасно плохо спала. И Боренька лекарства какие-то глотал. Вероятно, что-то в атмосфере неладное. Обещают моросящие осадки. Осенью вообще трудно. Грязь, слякоть. Надо в это время уезжать куда-нибудь. Вы, Татьяна Михайловна, хорошо сделали, что поехали в Сочи осенью…
При этих словах Зинаида Ивановна взглянула на Татьяну Михайловну и ахнула:
— Что это с вами? Глаза-то как распухли! Неужели из-за сына? Напрасно вы расстраиваетесь. Теперь вся молодежь такая. До чего дети доводят! Вот вы молодая еще, а гляньте на себя в зеркало. Пятьдесят, меньше не дашь! Но, конечно, раз есть дети, не стоило уезжать на курорт.
— Да не растравляйте вы душу человека! — перебила ее Мария Петровна. — И без вас тошно!
Татьяна Михайловна взяла сковородку с разогретой кашей, чайник и пошла скорее в комнату.
Ира накрывала на стол. Саня застилал постель. Между собой они не разговаривали. Татьяна Михайловна украдкой поглядывала на Саню. Он был бледный и расстроенный.
Завтракали молча. Саня ел мало и неохотно. Потом встал и, буркнув: «Я пойду, мне надо», — ушел из дому.
Татьяна Михайловна сказала Ире:
— Вот до чего дожила! Не только не извинился за хамство, но даже не взглянул на мать!
Ира молчала, а Татьяне Михайловне хотелось, чтоб и она осудила Саню.
— Ты что ж молчишь, дочка?
— А чего мне говорить? Мне тебя жалко… а Саньку тоже. — И громко, как маленькая, Ира заревела.
Татьяна Михайловна даже засмеялась:
— Ну чего ты, дурочка? Все обойдется… Вот вы какие глупые!
В дверь постучали.
— Войдите! — сказала Татьяна Михайловна и очень удивилась, увидев отца Миши, Павла Ивановича. Он никогда не заходил к ним в комнату.
— Где Саня? — спросил Павел Иванович.
— Ушел куда-то. Он вам нужен?
— Хотел с ним поговорить. Мне Михаил рассказал обо всем. Вот я и подумал: может, мне попробовать образумить его, посоветовать по-отцовски.
— Спасибо вам, Павел Иванович, большое спасибо за участие!
— Пожалуй, не за что благодарить, Татьяна Михайловна. Мы это дело проворонили, надо было всем нам приглядывать за вашими ребятками. Без отца ведь они растут. Вам, понятное дело, надо было полечиться. А парень-то он, Саня, башковитый, ученая голова, как и мой Михаил. Беречь их надо. Я обязательно с ним поговорю.
…Саня всегда чувствовал доброе отношение Павла Ивановича Фролова к себе и к Ире. Он приглашал их к телевизору и частенько, даже теперь, когда Саня и Ира стали большими, угощал конфетами. Когда Саня был маленький, Павел Иванович, если шел куда-нибудь с Мишей — в зоосад, в планетарий или в цирк, — обязательно брал с собой и Саню.
