— Все выходят на перемену. Карасик, Сафонова и Барышев остаются, — сказала Майя Владимировна.
Без обычной толкотни и шума ребята вышли из класса. Все были так растеряны, что один мальчик даже уступил дорогу одной девочке.
— Ну, а теперь объясните, что это значит? — спросила учительница.
— Только вы не сердитесь, Майя Владимировна, — сказала Галка. — Это вовсе не хулиганство. Просто мы так решили.
— Что вы решили?
— Не выполнять никаких приказаний.
— Кто это — мы? Ты тоже, Барышев? Ты тоже не выучил?
— Ага, — откровенно сказал Славик.
— И ты, Карасик?
— Я? — спросил Юрка. — Я... Почему я?.. Я — ничего... — Юрка виновато переступил с ноги на ногу и тут же получил незаметный щипок от Галки и легкий пинок от Славика.
Но Майя Владимировна все же заметила раскол в рядах противника.
— А мне кажется, что Карасик не принимал таких странных решений. Ведь так, Карасик?
Юрка обдумывал ответ, и словно две чаши весов колебались перед ним. На одной чаше лежал уговор и значит — верность, на другой лежала измена и значит — спокойная жизнь. Неизвестно, какой бес тянул Юрку Карасика за язык, но он сказал совсем не то, что хотел.
— Принимал, — виновато сказал Юрка.
— Ну что ж, — как будто с облегчением сказала Майя Владимировна, — придется вызывать ваших родителей.
— А родители уже знают, — сообщила Галка. — Мы их тоже не слушаемся.
В глазах Майи Владимировны появилось нечто вроде любопытства.
— Никого? Ни маму, ни папу?
— Пока только маму, — сказала Галка. — Папа еще не знает.
— Это у вас как — на время или на всю жизнь?
— На всю жизнь.
— А у тебя, Барышев?
— Ладно, — согласился Славик, видя, что учительница как будто и не сердится, — у меня тоже на всю жизнь.
— Ну, а у тебя, Карасик?
«Нужно мне это очень — на всю жизнь», — подумал Юрка, но тут же получил незаметный щипок от Славика и легкий пинок от Галки.
— На всю жизнь, — уныло сказал Юрка.
— Ну и прекрасно, — сказала Майя Владимировна. — Теперь я хоть знаю, с кем имею дело. Только вы смотрите: если уж решили, то не отступайте. Терпеть не могу людей, которые каждый день меняют свои решения.
Ребята молча удивились. Странно было слушать от учительницы такие слова. Если бы она рассердилась, стала грозить или влепила бы им в дневники по двойке за поведение, все было бы понятно. А тут как раз ничего понятного не было. Скорее всего Майя Владимировна придумала что-нибудь зловредное и просто пока не хотела об этом говорить, чтобы они ничего не знали заранее.
— А теперь вот что, — сказала Майя Владимировна совсем другим голосом. — Вы можете ходить на руках, сидеть на голове и думать ногами, если вам так хочется. Правда, у меня еще не было таких учеников, но жизнь идет вперед и всегда появляется что-то новое. Так вот, когда вы сидите на голове и думаете ногами, от этого нет вреда никому, кроме вас самих. Но когда ваше поведение причиняет вред другим, мне это не может нравиться. Сегодня вы сорвали урок. Вы помешали еще одному человеку — Вячеславу Андреевичу. Он студент. У него сегодня был зачетный урок. Из-за вас он не получит зачета. Из института его, конечно, не отчислят, но стипендии он лишится на шесть месяцев.
— А вы скажите, что это мы виноваты, — предложил Славик.
— Кому сказать?
— Там, в институте.
— Это не поможет.
— Мы же не знали.
— От этого ему легче не станет.
— Тогда мы соберем деньги, — заявила Галка.
— Где же вы их соберете?
— Я попрошу у мамы, Барышев тоже попросит. Ну и Карасик тоже попросит, — сказала Галка с сомнением.
— Ну что ж, попросите, попросите... — произнесла Майя Владимировна как-то загадочно. Она встала и уже своим обычным тоном спросила: — На следующий урок остаетесь или нет? Вы ведь теперь свободные люди...
— Посмотрим, — пробормотал Славик.
— Ну, смотрите, — согласилась Майя Владимировна и вышла из класса.
Ребята переглянулись. Поведение учительницы им не понравилось. Не было ни крика, ни шума. Их не уговаривали и не грозили, даже посоветовали не отступать, будто они придумали что-то очень нужное и полезное. Может быть, Майя Владимировна пошла прямо к директору? Но тогда бы она так и сказала. Да и не ходила она к директору, всегда сама справлялась.
— Чего это она, не поняла, что ли? — спросил Славик. — Она нам что, на уроки не ходить разрешает?
— А вот подожди еще... Вот увидишь... — туманно сказал Юрка и набросился на Галку. — А ты за меня не говори! Деньги еще она попросит! Проси сама, а я ничего просить не буду. Я и так, может, на тысячу наломал.
Но Галка и сама уже поняла, что сказала глупость. Как и положено в таких случаях, рассердилась она не на себя.
— Молчи уж! — сказала она. — Никто тебя ломать не заставлял. Карась невезучий!
Юрка открыл рот и стал действительно похож на карася, которого вытащили на воздух. Юрка был возмущен. Многое он хотел сказать в эту минуту. Многое, о чем успел он задуматься за свою короткую жизнь. Почему охотно бьют слабых? Почему с удовольствием смеются над чужими несчастьями? Не от этого ли родилась горькая профессия клоуна, который на всю жизнь обречен получать подзатыльники и пинки на радость уважаемой публике?
Юрка хотел высказать все эти мысли; но мыслей было значительно больше, чем слов; слов было настолько мало, что Юрка произнес только одно, самое главное:
— Дура! — и тут же добавил: — А я с вами больше не знаюсь.
Галка тоже открыла рот, и, наверное, Юрка услышал бы что-нибудь не менее остроумное, но дверь распахнулась и в класс ворвались ребята. Они окружили Славика, Галку и Юрку. Они разглядывали их с удивлением и любопытством, как новеньких. Они хихикали и подталкивали друг друга, но никто не говорил ничего, словно ребята хотели сначала убедиться, что это те самые Славик, Галка и Юрка, которые затеяли такое необычное и увлекательное приключение.
— Чего вам теперь будет? — спросил наконец Сергей Кабанов, который был из породы двоечников и поэтому больше всех интересовался наказаниями.
— Ничего не будет, — ответила Галка.
— Кончай заливать, — возразил Кабанов. — Она, наверное, к директору побежала.
— А ты кончай хрюкать, Кабан, — отозвался Славик. — Никуда она не побежала.
— За Кабана — в ухо, — предупредил Кабанов, но его тут же оттеснили, потому что всем было интересно узнать, что произошло дальше.
Славик и Галка, поглядывая на насупившегося Юрку, все рассказали. Наступила тишина. Все думали. Все думали, что сказать по поводу такого неслыханного события.
— Вы что, чокнулись? — сказал, наконец, Генка Стрельцов. — Да вы знаете, что вам за это сделают?
— Ну чего?
— Да из школы выгонят!
— А мы этого не боимся, — сказала Галка. — Мы теперь никого не боимся.
— А тогда они вас... — сказал Генка и задумался. Он думал с минуту, но ничего ужаснее придумать не мог.
— Ничего ты не придумаешь, — сказала Галка. — Это ведь только кажется страшно. А когда начнешь, то уже ничего не страшно.
— А Карась тоже с вами?
— А с кем же еще! — заявил Славик, который в будущей тяжелой борьбе не хотел оставаться без друга.
А Юрка Карасик и сам не знал, с кем он. Он хотел сказать «нет», но заметил вдруг, что ребята смотрят на него с интересом, что никто не смеется дурацким смехом, и даже в слове «карась» прозвучало вдруг небывалое уважение. И Юрка не сказал «нет».
Папа Славика был человеком грозным.
Правда, на экране телевизора лицо его выглядело веселым и добрым. Когда он читал сводку погоды, то даже голос его был таким приятным, словно он обещал зрителям, что завтра с неба будет капать не дождь, а варенье.
Но Славик знал, что у папы два лица: для телевизора и для дома.
Дома папа был беспощаден и суров. Он не допустит, говорил папа, чтобы из его сына вырос слюнтяй и недоучка. А если сын не будет его слушаться, то он его заставит, он ему покажет, он его научит! Все это папа произносил голосом неумолимым и страшным.
— Ты у меня смотри! — восклицал папа. — Я тебе не мама, я с тобой церемониться не буду!
Славик молча ждал, что будет дальше.
— Ну, что молчишь? — спрашивал папа.
— А что мне говорить?
— Но ты понял, что я тебе сказал?
— Понял.
— Ну, то-то, — говорил папа, хватал пальто и мчался на студию.
А заставлять, показывать и учить Славика приходилось маме.
Тихонько открыв дверь, Славик вошел в квартиру и прислушался. Было тихо. На кухне, на газовой плите стояли укрытые полотенцами кастрюли с едой. Значит, мама после школы успела забежать домой, сготовить и умчалась на очередное собрание.
От еды Славик отказываться не собирался. Тем более, что на второе были голубцы. Голубцы есть — это вам не уроки учить. Славик съел три голубца, но посуду после себя мыть не стал. Посуду мыть — это вам не голубцы есть.
