Чуть-чуть… Однако этого было достаточно, чтобы зверёныш почувствовал, что уступать ему легко не собираются.
«Наверное, он тоже дрессировщик, только маленький. Или сын дрессировщика», — так примерно подумал тигрёнок и подчинился — вприпрыжку побежал к дому.
Увидев Григория Васильевича, Чип виновато опустил голову и даже скосил глаза в сторону, будто сделал вид, что очень раскаивается в своём не очень хорошем поведении.
Григорий Васильевич так обрадовался, что не сказал ни слова, схватил беглеца на руки, поблагодарил ребят и сел в машину.
Машина уехала.
Виктору с Лёлишной сразу стало грустно. Они посмотрели друг на друга, и он сказал:
— Напугал же он меня! Три раза на меня бросался. Я чуть-чуть не убежал.
— Чуть-чуть не считается, — ответила Лёлишна. — Конечно, хорошо, что он вернулся в цирк, но немножко жалко. Мы бы с ним ещё поиграли.
— А он бы нас поцарапал, да?
— Нет, он хороший. Мы его ещё в цирке посмотрим. Интересно, если он нас увидит, то узнает или нет?
— Вряд ли.
— Ну и пусть, — Лёлишна вздохнула. — А мы его не забудем. Правда?
— Правда, — согласился Виктор.
— А откуда узнали, что тигрёнок был у нас? Живём мы на окраине…
— Папуленька на вас жаловался, а заодно и про тигра высказался, — услышали они Петькин голос.
Оказывается, Петька давно стоял поблизости.
— Мне пора кормить дедушку, — сказала Лёлишна, — и Эдуарду Ивановичу что-нибудь на ужин приготовить.
— Что-нибудь. — Петька презрительно хмыкнул. — Он, к твоему сведению, только сырым мясом питается. Точно, точно. Сырое мясо. Каждый день. Иначе звери слушаться не будут. Он и ест вместе с ними, чтобы они видели, с кем имеют дело.
Лёлишна с Виктором рассмеялись.
— Смейтесь, смейтесь! — Петька сплюнул. — А правда моя. Вы ещё хлебнёте горя с этим дрессировщиком. Хорошо, что я его проспал.
— Завидуешь ты просто, — сказал Виктор.
— Завидую? Ей? Одному только я человеку завидую. Сусанне Аркадьевне Кольчиковой. Вот тут у меня слюнки текут. — Петька сплюнул. — Я тоже единственный ребёнок, а разве сравнишь? Мне бы хоть деньков пять прожить так, как она живёт. Ух, я бы!
— А чем у тебя жизнь плоха? — спросила Лёлишна. — Спишь сколько тебе надо…
— А ты знаешь, почему я много сплю? Потому что просыпаться незачем. Вот сейчас вздремнул немного, проснулся — в магазин погнали. Знал бы такое дело, спал бы до утра.
— А давно тебя в магазин послали? — спросила Лёлишна.
— Да с полчаса уже прошло, — ответил Петька, — если не больше. Я ещё когда дверь открывал, то помнил, что в магазин иду. А дверь закрыл, и отшибло память. Только сейчас вот вспомнил. Значит, опять попадёт. По всем правилам. Но ничего! — грозно продолжал он. — Скоро моему горю конец. Ещё несколько лет, получу паспорт и я — свободный человек. Живи как хочешь. Каждый день в кино раза два. Учёбы никакой. Учительницу на улице встречу, не испугаюсь. «Наше вам!» — скажу и дальше пошёл. Благодать!
— Иди лучше в магазин, — напомнила Лёлишна.
— Теперь уже всё равно. Теперь всё равно попадёт. Одна радость у меня сегодня: Сусанна башку себе расколотила. С окошка упала, вобла несчастная. Зебра в клеточку.
— Иди в магазин, — опять напомнила Лёлишна.
— Не командуй! — огрызнулся Петька. — У меня и без тебя командиров хватает. Вокруг меня одни командиры, один я гвардии рядовой. Ничего, в армию пойду, сам командиром буду. Уж я покомандую! Сусанна у меня медсестрой будет. Я ей покажу, где раки зимуют!
— Иди в магазин! — сказал Виктор.
Петька плюнул и пошёл в магазин.
В цирке снова переполох, поэтому очередной номер нашей программы — десятый по счёту — задерживается
Чип получил по заслугам. И если бы он умел плакать, то обязательно поплакал бы от обиды. А если бы он мог рассуждать, то рассуждал бы примерно так:
«Ладно, я виноват. Но почему этот хулиган, по имени Хлоп-Хлоп, сидит как ни в чём не бывало? Ведь это он отвязал меня! Почему же ему дали яблоко, а мне не дали поесть? Почему со мной никто не разговаривает? Почему никто меня не приласкает?»
В это время Хлоп-Хлоп доел яблоко и огрызком запустил в Чипа.
И попал ему прямо в нос.
Чип яростно зарычал, рванулся к обидчику, но опрокинулся на спину, отброшенный назад натянувшимся поводком.
Мартыш зааплодировал сам себе и восторженно запищал. Если бы он мог рассуждать, то рассуждал бы примерно так:
«Глупый же ты, Чип. Уж так в природе устроено — если она даёт силу и острые клыки, то не дает — чего? — ума. Вот я по сравнению с тобой слабенький, но зато хитрый и ловкий. Да ещё умный. Кого угодно обману!»
И опять мартыш сам себе захлопал в ладоши. И радостно заверещал.
А тигрёнок зарычал, оскалив пасть.
Хлоп-Хлоп показал ему язык и упрыгал в зрительный зал.
Вокруг манежа стояла решётка, и Эдуард Иванович повторял со своими хищниками программу.
Мартыш поползал по столбам, покачался на тросике и вдруг увидел брезентовый шланг. Его провели сюда на случай, если звери взбунтуются.
Мартыш вдоль шланга выбежал на служебный дворик и оказался у столбика. А на столбике был ящик с открытой дверцей. А в ящике — кран. И Хлоп-Хлоп не долго думая начал что было силёнок отвинчивать его.
Шланг на глазах как бы превращался в живую змею. Наполняясь водой, он шевелился и даже немного извивался.
Из мелких дырочек брызнули фонтанчики.
Ой, как весело!
Мартыш, как вы, конечно, догадались, сам себе зааплодировал и восторженно запищал: вот как обрадуются все, увидев это чудо — живой шланг!
И представляете, что началось? Вода ударила из брандспойта вверх, под купол, и дождём полилась на манеж, на львов, на укротителя, на рабочих.
Звери зарычали, заметались.
Эдуард Иванович дважды выстрелил из пистолета.
А Хлоп-Хлоп схватил брандспойт и направил его прямо за решётку — давай гонять львов!
Он радостно повизгивал и водил струёй
то вверх,
то налево, то направо,
то
в
н
и
з.
Ох уж как весело!
Ох до чего же здорово!
К нему пытались подойти, чтобы отобрать шланг, а он думал, что с ним играют.
Люди смешно размахивали руками, отбиваясь от струи, закрывали лицо, прыгали по скамейкам.
В суматохе никто не догадался сбегать и завинтить кран.
А Хлоп-Хлоп уже предвкушал удовольствие от того, как все будут его ласкать, угощать сахаром, называть нежными именами. (Например, Хлоп-Хлопик.)
И тут он получил такой пинок, что взлетел в воздух.
Несколько раз перевернулся.
Перелетел через решётку.
И плюхнулся на арену прямо к ногам Эдуарда Ивановича.
От обиды и боли Хлоп-Хлоп ударил себя кулачком в грудь и захныкал.
Эдуард Иванович взял его за загривок и дал ему штук пять шлепков.
Никогда еще он так больно не бил мартыша.
Тот изумлённо уставился на мокрого с головы до ног хозяина.
Но Эдуард Иванович бросил мартыша на опилки и крикнул:
— Вон с глаз моих!
А лев Цезарь, как говорится, ещё добавил — лапой вышвырнул мартыша обратно туда, откуда он прилетел, — в зрительный зал.
Мартыш начинал догадываться, что в чём-то виноват, но в чём именно, понять не мог.
Сидел и плакал.
И скоро стал таким мокрым, словно не он сам, а его самого поливали из шланга.
Тем временем Эдуард Иванович загнал зверей в клетки, потому что репетировать не было смысла, и ушёл переодеваться.
Рабочие, убиравшие решётку, тоже переоделись в сухое и бросали сердитые взгляды в сторону мартыша.
А он, обиженный, мокрый, побитый, решил, кто если сегодня ему не дадут сахару, он убежит из цирка. Да, да, убежит!
Он вам не Чип, не поймаете.
Ему сразу стало весело. Он похлопал сам себе в ладоши и побежал дразнить Чипа.
И увидел Эдуарда Ивановича, и с радостным писком бросился к нему.
Но хозяин не посмотрел на мартыша, словно они и знакомы не были.
Хлоп-Хлоп возмущённо заверещал, потянул хозяйка за брюки, как бы говоря:
«Ты что? Ослеп? Или не узнаёшь меня? Что я тебе такого сделал? Это я на тебя обижаться должен. Дай-ка мне сахару — и будем друзьями дальше. Ладно уж, я тебя прощаю».
— Убирайся! — крикнул Эдуард Иванович. — Марш на место!
И прошёл мимо.
Но это было ещё полбеды.
Он уходил не один. Он вёл на поводке Чипа!
И мартыш схватил тигрёнка за хвост.
Чип взвыл, я бы сказал, не своим голосом.
Хлоп-Хлоп бросился наутёк. Он забрался в комнатку Эдуарда Ивановича, немного поскулил, попробовал всплакнуть и решил лечь спать.
Укладываясь, он подумал о том, как несправедлива жизнь, как ему не везёт, сколько вокруг злых людей…
Почесался и заснул.
Десятый номер нашей программы!
ЕДИНСТВЕННЫЙ В МИРЕ АТТРАКЦИОН!
