То, что их глотают некоторые люди, я знал из рассказов папы про цирк.
— На любое желание давай спорить, — сказала Снежка. — «Американка» называется такой спор.
Вета Павловна как раз в этот момент смотрела в другую сторону. Мы ударили по рукам, а Оля Данова, по прозвищу Ога, разняла наши руки.
Снежка вытащила из портфеля какой-то предмет, завёрнутый в жирную бумагу, и положила его на коленки.
— Может, не надо глотать на уроке? Подождём переменки, — шепнул я.
— Я позавтракать не успела, — сказала Снежка и достала кусочек булки. — С хлебом сабля вкусней. Ну, смотри!
Я раскрыл рот от волнения, а Снежка вынула из бумаги что-то ржаво-сине-серебристое, только без ручки. Она откусила кусок, пожевала и проглотила. Потом откусила ещё кусок и с набитым ртом сказала:
— Это сабля, но только жареная рыба. Не догадался? Ты проиграл!
Я захохотал на весь класс, и к нашей парте тут же подошла Вета Павловна:
— Сероглазов! Ты почему смеёшься? Встань!
— Мне смешно стало, — сказал я правду, потому что обещал папе никогда не врать учителям.
— Почему смешно? Молчишь? Садись. Снежана Соколова, встань. Что у вас здесь происходит?
Снежка быстро успела всё проглотить и сказала:
— Можно я вам на ухо объясню?
— Нет, нельзя. Нехорошо при всех шептаться и некрасиво.
Тогда Снежка бесстрашно рассказала, как поспорила со мной, что съест на уроке саблю с хлебом, потому что не успела дома позавтракать, и показала всему классу недоеденный кусок этой заморской рыбы.
— А ещё в магазине есть рыба — жареный капитан, — добавила Снежка, и все ребята и Вета Павловна долго смеялись.
Но вдруг Вета Павловна нахмурилась, села за стол, задумалась и спросила:
— Кто мне ответит: что такое дисциплина?
— Это когда нужно обязательно делать то, что заставляют, — подняв руку, оттараторила Снежка.
— Так вот что: заставляют — это не то слово, — сказала Вета Павловна. — Мне очень не хочется заставлять вас учиться, заставлять внимательно меня слушать, а не есть жареную саблю. Заставлять чисто писать, хорошо считать и читать. Вы должны сами — понимаете? — са-ми хорошо учиться и хорошо себя вести. А для чего вам нужно хорошо учиться? Кто нам скажет? Пожалуйста, Миша Львов!
— Хорошо учиться нужно, чтобы всё знать, — сказал Тигра.
— А почему тебе хочется всё знать?
— Интересно, — сказал Тигра.
— А для чего нужна хорошая дисциплина? (Многие ребята подняли руки.) Нам ответит Оля Данова.
— Плохая дисциплина мешает учиться, — тихо сказала Оля, которая разнимала наши руки при споре.
— Снежана Соколова! Теперь тебе ясно, что такое дисциплина?
— Я догадалась, — сказала Снежка. — Это когда сама себя заставляешь обязательно сделать что-нибудь хорошее.
— Молодец! Кстати, ты могла спросить разрешения, и я позволила бы тебе тихонько съесть жареную саблю. И мы не потеряли бы из-за неё столько времени. Сероглазов, а тебе ясно, почему нельзя ни с того ни с сего смеяться на уроке?
— Чтобы не мешать другим учиться, если хотя бы и смешно, — ответил я.
— Молодец! Садись.
Вета Павловна продолжала урок. «Вот если бы она сообщила папе и маме, что я молодец, совсем было бы хорошо», — подумал я.
На переменке Тигра подошёл ко мне и спросил:
— Двапортфеля! Ну, как твой щенок?
Он, наверно, забылся, когда сказал Двапортфеля, и испуганно посмотрел на рассердившуюся Снежку. Но я без обиды ответил Тигру:
— Щенок хороший. Весёлый. Только дисциплины у него мало. Делает не всё, что заставляешь.
— Э-эх! — почему-то сказал Тигра и убежал в коридор.
Снежке я объяснил, что у меня прозвище редкое. Оно — как у индейцев, и я буду на него откликаться.
— Как хочешь, Алексей. Ты не забыл про спор?
Я согласился, что проиграл, хотя сабля была жареная, и спросил, какое Снежкино желание нужно выполнить.
— На последнем уроке скажу. Надо ещё придумать, — сказала Снежка.
На большой переменке я опять, как вчера, быстро сбегал домой.
Кыш не бросился мне навстречу и не завилял хвостом. До молока, воды и кусочка колбасы он не дотронулся. Он лежал, уткнувшись мордой в передние лапы, как на Птичьем рынке, когда его продавали. Я присел на корточки и, откинув рукой чёлку, заглянул Кышу в глаза. Они были тёмно-коричневые и влажные, как вишни после дождика. Кыш здорово на меня обиделся. Я погладил его и сказал:
— Кыш! Сначала я тебя заставляю и приучаю к дисциплине, а потом ты к ней привыкнешь и сам себя будешь заставлять. И у нас, у людей, тоже так. Вот первого сентября на уроке я взял и вышел из класса. Без спроса. А меня поймали, посадили на место и велели сидеть до звонка. В общем, привязали, как я тебя. И теперь я всё понял и до переменки из класса не ухожу. Ты мне ещё спасибо скажешь. И не обижайся. Я же не обижаюсь на Вету Павловну. Она хорошая и добрая. И я тоже хороший и добрый. Но ведь если я тебя отвяжу, ты что-нибудь обязательно изжуёшь или разобьёшь?
«Р-ра!» — согласился Кыш.
— То-то. Будь здоров. Скоро приду, — сказал я, вытер лужу около батареи и побежал в школу.
В подъезде я успел заглянуть в почтовый ящик. Журнал-ловушка не был похищен…
На последнем уроке я вдруг задумался: почему кошки, которые глупее собак, понимают, что нужно «ходить» в ящичек с песком, а щенки этого не понимают и их выводят на улицу? А если хозяин, например, ушёл на целый день в школу, а дома никого нет? Плохо дело. Нужно изобретение придумать!..
…Вета Павловна что-то объясняла, а я чертил в тетрадке по чистописанию ящички для щенков. И вдруг я додумался до изобретения. Но, забывшись, от радости и ещё оттого, что долго думал о Кыше, я пролаял:
— А-ав!
Я тоже, как Снежка, на секунду забыл про дисциплину, и вот что получилось.
Тут в классе поднялся такой хохот, что к нам заглянул проходивший по коридору завуч.
Я от горя и страха готов был провалиться сквозь землю.
Но Вета Павловна не стала ругать меня перед завучем. Она что-то тихо ему объяснила. Завуч посмотрел на меня, почему-то вздохнул и ушёл.
— Сероглазов! Твой папа работает только днем? — спросила Вета Павловна.
— Да, — ответил я и ещё больше захотел провалиться сквозь землю.
— Попадёт тебе, — шепнула Снежка. — Но я приду и заступлюсь за тебя. Я знаю, почему ты залаял. Ты про щенка думал. А я в детском саду тоже мяукала, когда скучала по кошке Цапке. Тебе кто страшней — завуч или директор?
— Завуч, — ответил я и знаком попросил Снежку замолчать.
Мне было не до разговоров. Кыша-то я привязал для дисциплины, а сам не слушаю объяснений, изобретаю уборную для щенков и, главное, лаю прямо на уроке. Ничего себе воспитатель щенка! Вот придёт вечером Вета Павловна, расскажет про всё папе и маме, и тогда — прощай, Кыш!.. Но нет! Я этого не допущу!
Меня зло взяло, и я заставил себя внимательно слушать урок.
Вета Павловна три раза вызывала меня повторять, и я повторял без ошибки. На третий раз она сказала, что я могу быть дисциплинированным и сообразительным. Нужно только как следует захотеть, и я всегда буду молодцом.
— Вот это я больше всего люблю, когда сначала ругают, а потом хвалят, — не удержавшись, опять шепнула Снежка и получила замечание.
— Снежана Соколова! — сказала Вета Павловна. — Я пересажу тебя за другую парту. А ведь ты обещала хорошо влиять на Сероглазова!
— Это я случайно последние разы забываю про дисциплину. Скоро я ни одного замечания не получу, — пообещала Снежка.
— Посмотрим, — сказала Вета Павловна, построила нас в пары и предупредила, чтобы никто не убегал без спроса, как вчера Алёша Сероглазов.
Но я и сам бы не убежал. Я старался не забывать про дисциплину.
В коридоре около стенгазеты опять толпились старшеклассницы, а Рудик Барышкин им что-то рассказывал. И никто не знал, что вчера он натравливал большую злую собаку на малыша Кыша…
На улице Снежка наконец сказала мне своё желание. Она хотела, чтобы я завтра принёс в школу щенка.
— Прямо на урок? — ужаснулся я.
Но Снежка согласилась, что можно принести Кыша на переменке, а потом отнести обратно.
— Лучше ты приходи ко мне и смотри на него сколько хочешь, — сказал я. — И у меня, и у Кыша испытательный срок. Если он попадётся в школе, знаешь, что будет?
— Скажи уж, что струсил, — усмехнулась Снежка. — Я тебе сказала своё желание, а ты струсил.
— Не струсил, а дисциплина, — сказал я. — Вот кончится испытательный срок, и принесу Кыша. Честное слово.
— Ну ладно, — смягчилась Снежка. — А знаешь, какое желание у меня было сначала? Фамилию твою взять. Мне она очень нравится.
— Обыкновенная фамилия. Бери, если хочешь, — сказал я.
