Повернулся к офицерам, к старшине и им:
— Дрянь сапоги.
— Так точно, дрянь, — ответили офицеры.
— Так точно, дрянь, товарищ командующий, — ответил старшина.
Все повернулись, смотрят на солдата. Вытянулся солдат по команде «смирно». И вдруг:
— Никак нет, товарищ генерал.
— Что никак нет? Дрянь, говорю, сапоги.
— Никак нет. Отличные сапоги, товарищ командующий, — опять о своём солдат. Подтянулся, руки по швам: — Сталинградские, — произнёс.
— Так точно, товарищ генерал, — подтвердили ротный и взводный, сталинградские.
— Не желает менять, — сказал старшина.
— Сталинградские?!
Улыбнулся Чуйков, улыбнулись другие солдаты.
— Ну что ж, шагай, молодец, — произнёс Чуйков.
— Слушаюсь, — ответил солдат, хлопнул рукой по голенищам сапог, сказал: — Разрешите доложить: до Берлина хватит.
Тронулась рота в путь. Посмотрел генерал Чуйков вслед солдатам, на бодрый вид, на твёрдый шаг, произнёс:
— До Берлина? Если надо, дальше нашей силы хватит.
«АХ!»
Дюринсгоф — один из маленьких городков недалеко от Берлина. Не ожидают здесь русских, не верят в стремительный наш прорыв.
И вдруг, как снег на голову, оказались у городка советские танки. В короткой схватке разбили они зацепившихся здесь фашистов. Проходят по городу танки.
Отбросили танкисты бронированные люки, выглядывают, смотрят на улицы. В одной из машин лейтенант Андрей Мельник. Проходят танки по улицам вдоль домов. Читает Мельник вывески на зданиях и магазинах: «Аптека», «Хлеб», «Идеальное молоко». А вот и ещё одна вывеска: «Телефонная станция».
Прочитал лейтенант, что-то в уме прикинул.
— Стой! — крикнул механику.
Притормозил танк, чтобы другим не мешать, отъехал в сторону.
Вышел из танка лейтенант Мельник, побежал к телефонной станции. Бежит, что-то озорное, видать, придумал. Уж больно лукаво глаза блестят.
Вошёл Мельник в помещение станции. У аппаратов сидят две девушки-телефонистки. Увидели телефонистки советского офицера. Обе:
— Ах!
И тут же упали в обморок.
— Не бойтесь! — кричит лейтенант. — Не бойтесь!
Подошёл к одной, подошёл ко второй, привёл и одну и вторую в чувство. Открыли телефонистки глаза, смотрят искоса на советского лейтенанта.
Улыбнулся Мельник, говорит по-немецки. А надо сказать, что знал он немецкий язык отлично:
— Соедините меня, любезные медхен (то есть девушки), с Берлином.
Только сказал, как телефонистки снова:
— Ах!
И снова упали в обморок.
Пытается лейтенант Мельник опять привести их в чувство. Не получается. Не приходят телефонистки в себя. В глубоком лежат испуге. Подумал-подумал Мельник, решил сам вызывать Берлин. Попробовал, и сразу удача. Послышался в трубке голос:
— Слушает вас Берлин.
— Примите телефонограмму, — говорит Мельник.
— Готова к приёму, — отвечает берлинская телефонистка.
Диктует Мельник:
— Коменданту Берлина генералу Вейдлингу. Записали? — спрашивает у телефонистки.
— Записала, — отвечает телефонистка.
— Ожидайте в Берлине. Скоро будем. Готовьте квартиры. Записали?
— Записала, — отвечает телефонистка.
— С гвардейским приветом, — продолжает диктовать лейтенант. Телефонограмму передал командир взвода советских танков лейтенант Мельник.
Только произнёс лейтенант эти слова, как в трубке:
— Ах!
И замолчала трубка.
— Алло! Алло!
Не отзывается трубка.
Ясно лейтенанту, что и в Берлине медхен тоже упала в обморок.
Сдвинул лейтенант на затылок танкистский шлем. Улыбнулся, побежал к выходу. Вернулся к своим.
— Что там? — обратились к нему с вопросами.
Улыбнулся танкист лукаво:
— Да так… Знакомой одной звонил.
ШТУРМОМ ОСИЛЯТ НЕБО
С запада, с севера, с юга движутся войска к Берлину. На десятки километров вокруг полыхает гигантская битва. В центре Европы сошлись две силы. Кипит земля, как огонь, как лава, клокочет, как сталь в мартенах.
От разрывов снарядов, от мин, от «катюш», от бомб загорелись кругом леса. Полыхает земля пожаром. Во многих местах фашисты и сами леса подожгли. Как барьер, как стена, поднимается пламя. Дым застилает землю. Горным хребтом на пути встаёт.
Трудно в огне солдатам. И всё же рвутся вперёд солдаты. Наступают советские чудо-богатыри.
Места под Берлином ровные, низкие. Пересекли равнину ручьи и реки. Расчертили карту кругом каналы. Берега каналов и рек в железо, в бетон одеты. Стеной отвесной на два-три метра ушли к воде.
Возникли на пути у советских войск новой преградой каналы и реки. Пролегли нескончаемой западнёй.
Трудно солдатам. И всё же рвутся вперёд солдаты. Сокрушают они преграды. Штурмуют каналы, реки. Наступают советские чудо-богатыри.
На защиту Берлина бросили фашисты свои лучшие силы. В числе отборных фашистских войск личные дивизии Гитлера, дивизии «Викинг», «Бранденбург», «Богемия», «Мёртвая голова».
В бой смертельный, в бой последний идут фашисты. За рядом погибших поднимается новый ряд.
— Все на защиту Берлина!
— Все на защиту Берлина!
В доты оделась земля под Берлином. В латах бетонных стоит Берлин.
Трудно солдатам. И всё же рвутся вперёд солдаты. Наступают советские чудо-богатыри. Нет для советских солдат невозможного, нет для солдат преграды.
Если надо — море пешком перейдут.
Если надо — землю насквозь пройдут.
Если надо — штурмом осилят небо!
В ИМПЕРСКОЙ КАНЦЕЛЯРИИ
В центре Берлина огромное мрачное здание. Целый квартал занимало здание. Это имперская канцелярия — ставка Адольфа Гитлера.
Сотни комнат находились в имперской канцелярии, сотни окон, множество лестниц, коридоров, просторных залов. Но не здесь, не в этих комнатах, этих залах, а глубоко под ними, в мрачном и глухом подземелье, в 16 метрах от поверхности земли, вдали от света, от солнца находился фюрер фашистской Германии.
Много фашистов набилось сюда, в подземелье. Тут и ближайшие помощники Гитлера: Геринг, Геббельс, Гиммлер. Тут и личный адъютант генерал Бургдорф, и личные лётчики, и личные врачи, и личная охрана Гитлера, и личный шофёр, и личная повариха, и даже любимая собака фюрера — овчарка Блонди. Не одна — с четырьмя щенятами.
Охраняло убежище Гитлера 700 отборных солдат. Тройным кольцом часовых была опоясана имперская канцелярия.
Здесь, в подземелье у фюрера, идут бесчисленные заседания и совещания. Шепчется он с приближёнными, ищет путей, как продержаться дольше, как затянуть войну. На чудо надеется Гитлер: вдруг не хватит у русских сил, вдруг вообще случится что-то негаданное.
Тяжёлые вести приходят с фронтов. Гитлер приходит в бешенство. Страшен фюрер в такие минуты. Глаза вот-вот, кажется, вылезут из орбит, на руках надуваются вены. Бегает Гитлер по комнате. Пробежит, остановится. Пробежит, остановится. И кричит, и кричит, и кричит. Эти крики словно удар хлыста. Цепенеют от них приближённые. Вжимают шеи в тугие армейские воротники. Готовы, как снег, растаять.
Особенно грозен был Гитлер тогда, когда пришло сообщение, что советские войска прорвали фашистскую оборону у Зееловских высот на Нейсе и на Одере.
— Измена!.. — кричал Гитлер.
— Трусы! Тупицы!.. — клял своих генералов.
— Расстрелять виновных! — Через минуту: — Нет, повесить! — Ещё через минуту: — Нет, расстрелять, а затем повесить…
И снова:
— Предатели!..
— Трусы!..
20 апреля 1945 года в подземелье отмечался день рождения фюрера. Нерадостен этот день — всё ближе и ближе подходят к Берлину русские. Сидит фюрер в кресле. Размяк, раскис. Опустил голову, не шевельнётся. Приходят приближённые, поздравляют Гитлера. Удаляются, словно тени. Крутятся возле Гитлера слуги и адъютанты. Чем отвлечь от недобрых дум, чем угодить — не знают.
Вдруг оттуда, сверху, послышались залпы. Один, второй, третий. Это советская артиллерия открыла огонь по Берлину. Все подняли головы вверх, застыли.
Встрепенулся Гитлер. Тоже голову поднял:
— Что там?
Не хватает ни у кого мужества сказать, в чём дело. Стоят, друг на друга искоса смотрят. А потом все вместе — на адъютанта Гитлера генерала Бургдорфа. Не растерялся Бургдорф, вышел вперёд:
— Салют, мой фюрер! В вашу честь, мой фюрер!
Оживился Гитлер. Встал. Подтянулся. Руку за борт пиджака закинул.
Снова небо взорвали залпы.
Война подошла к Берлину.
«МЫ В БЕРЛИНЕ!»
21 апреля 1945 года советские войска штурмом ворвались в Берлин.
Родом они полтавские. Пётр Кириенко и Стась Кириенко — отец и сын. Вместе ушли на войну из дома. В первые дни войны. Оказались вместе в части одной, в роте одной и во взводе. Вместе дороги и боли военные мерили. Вместе ходили в атаку, в разведку. Вместе мечтали о нашей победе.