Филипп был так занят клеткой с мышами, что не обратил внимания на серьезную беседу, которую вели отец Жозеф и Туанетта, остановившиеся у калитки. Собираясь отворить калитку, отец Жозеф проговорил:
— Бумаги я оставляю на хранение вместе с моими — у моего приятеля. Если они вам понадобятся до моего возвращения, он отдаст их. — И он назвал имя и адрес приятеля.
— Надеюсь, что они мне не понадобятся и что вы по возвращении застанете все в том же виде, — отвечала Туанетта.
— Будем так думать, моя добрая Туанетта. Мы в руках Божиих. Итак, до свидания, а не прощайте!
Оглянувшись, Филипп увидел темную фигуру отца Жозефа уже за воротами и вспомнил:
«Я не спросил отца Жозефа, о чем хотел, и вот он ушел. Придется ждать его возвращения».
Сюзетта, ты знаешь, что нынче день именин пап́? — спросила однажды утром Деа у старушки, приходившей готовить обед и помогать в черной работе маленькой хозяйке.
— Нет, барышня, я не знала этого. Слава Богу, ваш папа́ повеселел теперь.
— Да, он стал совсем другой. Нынче утром улыбнулся, когда я здоровалась с ним, — сказала Деа, и ее серьезное личико расплылось в улыбку. — И это в первый раз за много, много времени. Да, ему теперь лучше, он доволен, и я хочу устроить ему хороший именинный обед. Сходи, пожалуйста, на рынок. Я хочу, чтобы сегодня у нас были суп и пирог, и что-нибудь сладкое, и зелень. Я куплю немного фруктов; ведь ты знаешь, Сюзетта, мы теперь почти богачи, а нынче день рождения папа́!
— Ладно, ладно, барышня; все сделаю по-вашему! — весело отвечала старушка.
— Только, Сюзетта, не говори ничего папа́. Я хочу устроить ему сюрприз. Ты сготовишь обед, а я накрою на стол. Филипп обещал мне цветов, а Селина испечет именинный пирог; я их принесу с собой, когда вернусь от господина художника. Смотри, не беспокой папа́, он очень занят; у него работа на заказ; он лепит медальон покойного сына художника. Он лепит его с фотографии: такое милое личико! Когда папа́ окончит медальон, я отнесу его художнику, и он за него щедро заплатит. Смотри же, не шуми, Сюзетта! Бедный папа́! Как давно он не праздновал именин! Я хочу, чтобы сегодня он чувствовал себя счастливым. Ну, теперь я побегу на Королевскую улицу; давай корзину для цветов и пирога.
За несколько недель в маленьком домике на улице Виллере произошли большие перемены. Для бедного скульптора по воску маленький успех имел большие последствия. Наконец-то получил признание его редкий талант; больной и исстрадавшийся, скульптор, однако, оценил это, несмотря на помутненный рассудок. Казалось, успех вдохнул в него новую жизнь и новые надежды. Он увидел в своих руках средство прокормить себя и маленькое, нежное создание, так терпеливо переносившее с ним все невзгоды.
Одна за другой исчезали из его мрачной комнаты групповые композиции и отдельные статуэтки, находя в мастерской мистера Эйнсворта поклонников и покупателей. Рано сделавшись взрослой, девочка, мужественно выносившая жизненные тяготы на своих хрупких плечах, умела экономно тратить крупные суммы, вырученные за статуэтки. Не удивительно, что Деа, нуждавшаяся несколько недель тому назад в гроше на хлеб, теперь, взглядывая на кредитки, лежавшие в столе отца, воображала, что они очень богаты, и могла позволить себе устроить именинный обед.
Придя в мастерскую на Королевской улице, Деа застала там Филиппа. Он сидел возле миссис Эйнсворт, перед ним стояло блюдо с сочной клубникой, а мистер Эйнсворт с увлечением набрасывал с него эскиз.
С посещений мастерской художника для Филиппа началась новая жизнь, очарование которой росло с каждым днем. Миссис Эйнсворт заинтересовалась мальчиком, непритворно полюбив его; мистер же Эйнсворт всячески поддерживал их дружбу, видя, что жена отвлекается от своего горя и здоровье ее улучшается. Каждый день он придумывал новый предлог, чтобы подольше задержать мальчика в мастерской. Сделав несколько эскизов с маленьких натурщиков, художник стал заниматься с Филиппом рисованием.
Мальчик показал ему свои первоначальные наброски, и художник нашел в них проблески таланта. А так как Туанетте очень хотелось, чтобы Филипп учился рисованию, мистер Эйнсворт с наслаждением занимался с этим умным, понятливым учеником.
Часто художник с женою обсуждали будущее мальчика. В душе каждого из них таилось смутное желание, но никто не решался высказать его первым. Одно только стало для них ясно: мальчик был им необходим для полноты жизни; день казался светлее, когда он приходил, и будто солнце закатывалось с его уходом. Они полюбили и Дею; но она не была так близка их сердцу, как Филипп: он был удивительно похож на их покойного сына — те же глаза, волосы, голос, смех, взгляд, когда он смотрел на них. Не мудрено, что у Эйнсвортов рождалось желание оставить мальчика у себя. Наступала жара, и они все чаще подумывали об отъезде, но со дня на день откладывали его, захваченные новой привязанностью.
Едва сияющее личико Деи показалось в дверях, Филипп вскочил и бросился ей навстречу.
— Вот цветы для твоего папа́, — сказал он, протягивая девочке благоухающий букет. — Мамочка посылает их вам с наилучшими пожеланиями.
Деа поблагодарила и осторожно уложила прелестные розы в корзину.
— А вот тебе клубника, милочка, — обратилась к Дее миссис Эйнсворт. — Клубника была так соблазнительна, что Филипп не стал ждать, когда ты придешь.
— Если позволите, я возьму ее домой и поделюсь с папа́. Нынче день его именин.
— Ну, разумеется, дитя мое, ты можешь взять ее домой, если хочешь! — И миссис Эйнсворт, наполнив корзиночку клубникой, поставила ее рядом с цветами.
— А приготовила ли ты подарок для твоего папа́, Деа? — спросил мистер Эйнсворт.
Ее забота об отце трогала и забавляла его.
— Нет, — с грустью отвечала девочка, — У меня вот только цветы да пирог Селины. Мне бы хотелось подарить ему книгу, но… но… она стоит двадцать пять франков, а я не могу столько потратить.
Мистер Эйнсворт взглянул с улыбкой на жену.
— Ну, милочка, не горюй. У твоего отца будет книга; он получит ее ко дню именин. Это будет подарок от тебя. Ты была такой терпеливой натурщицей, что я считаю себя в долгу перед тобой. Я даю тебе книгу в счет недоплаченного. — И художник протянул ей книгу, завернутую в бумагу и перевязанную ленточкой.
Деа молча взяла пакет. Ее нежные щеки побледнели, а глаза расширились от неожиданности и восторга.
— О, о!.. — прошептала она, наконец. — Как обрадуется папа́! Я не могу благодарить вас сейчас, сударь, я не могу, не могу!.. — У нее хлынули слезы, и, схватив корзину, она бросилась их комнаты.
Когда она прибежала домой, отец все еще сидел, склонившись над работой, совершенно безучастный ко всему на свете, не исключая и дня собственных именин. Деа ничего не сказала ему. Бледная и возбужденная, она бесшумно двигалась, и на лице ее было выражение торжественности.
— Сюзетта, что слышно с обедом? — беспокойно спросила Деа, вбегая в кухню.
— Кончаю, барышня, кончаю! Я купила артишоков; они только-только появились на рынке. А какой пирог удался! И так дешево! Кроме того, я принесла еще целую гору обрезков для Гомо.
— А у меня, Сюзетта, клубника! Госпожа Эйнсворт дала мне… Что-то скажет папа́, когда увидит все это? А книга! А книга!
Она была так возбуждена, что ее маленькие дрожащие ручки с трудом справлялись с фарфором и серебром — остатками прошлых дней. Но, наконец, все было готово. Книга, такая долгожданная книга, лежала возле прибора отца; на одном конце стола были фрукты, на другом — цветы, а удивительный пирог красовался посредине. Деа не могла дождаться, когда подадут обед. Она беспрерывно летала из кухни в столовую и обратно, не переставала что-то поправлять, пока, наконец, не наступил торжественный момент — отца можно было пригласить к столу.
— Папа́, ты знаешь ли, что нынче день твоих именин, — оживленно спрашивала девочка, приглаживая волосы отца и поправляя небрежно повязанный галстук. — Я хочу, чтобы ты был красивым. У меня для тебя сюрприз, большой сюрприз!
Скульптор отложил инструменты, снял лупу и равнодушно поднялся с места.
— День именин, дитя? Нет, я совсем забыл об этом. Для меня теперь все дни одинаковы.
— Ты не скажешь этого, папа́, когда увидишь, что я приготовила для тебя. Сегодня чудный день, счастливый день, какого у нас давно не было!
Она распахнула дверь и торжественно подвела отца к изящно сервированному столу. Когда он увидел цветы и фрукты, лицо его посветлело, он заговорил с девочкой так нежно, что сердце ее замерло от радости.
— Да, моя дорогая малютка, это сюрприз для меня! Я совсем не ожидал такого праздника.
Вдруг взгляд его упал на книгу; он порывисто схватил пакет, сорвал обертку, развернул и начал жадно разглядывать рисунки.