— Эх, вот бы всё время в таком состоянии жить! — размечтался Санька. — Не жизнь, а масленица. Представляешь: стоишь на ногах, а чувствуешь себя, будто сидишь в мягком кресле или лежишь на пуховой перине. Если бы наша школа находилась в космосе! Можно идти на занятия и спать на ходу. Оттолкнулся от крыльца ногами и лети себе в школу! Ветер свистит в ушах, а ты приятный сон на лету досматриваешь! Да и в классе за партой можно было бы соснуть.
— Хорошо! Мне от этих мыслей даже спать захотелось! — признался я.
Отдохнув немного в состоянии невесомости, мы приступили к испытанию на вращение. Каждый лётчик должен хладнокровно переносить болтанку в воздухе.
Тренировочную машину на верчение и болтанку мы сконструировали быстро: Михей притащил из дому бельевую верёвку и привязал её к сосновому суку. Получились качели, только мы на них не качались, а закручивались.
Первым сел я. Когда меня закручивали, было даже приятно. Потом Димка с Петькой отпустили верёвку, и я быстро завертелся в обратную сторону. Ребята, заборы, дома — всё поплыло в моих глазах. Меня затошнило. Когда я встал, то чуть не упал. Земля продолжала вращаться, качалась и уходила из-под ног.
— Мне надо сходить домой, я сейчас вернусь, — прошептал я.
— А чего ты такой бледный? — ехидно спросил Михей. — Сам напросился: «Давайте я первый! У меня отец на Северном полюсе!» Нет, тебе пока нельзя лететь в космос.
Мне было обидно до слёз, но я ничего не мог возразить и ушёл качаясь. Спустя некоторое время мне стало лучше, и я вернулся.
Настроение у меня было плохое и стало ещё хуже, когда я узнал, что другие ребята выдерживали по пять и по десять вращений. Но всех выносливее оказался Василёк! Его сначала совсем не принимали в расчёт и начали вращать последним, только для того, чтобы он не ныл. Взобравшись на качели, Василёк глубоко вздохнул, уселся поудобнее, и, сколько потом его ни вертели, он лишь хохотал от восторга и совсем не думал бледнеть. Мы устали его закручивать, а ему хоть бы хны! Так и пришлось прекратить тренировку, потому что он мог тренироваться целую неделю!
Я надеялся показать свою закалку на виброустановке, то есть на железной кровати с сеткой. Санькин отец вытащил её на улицу, чтобы покрасить спинки голубой эмалевой краской.
Первым лёг на кровать Михей, а мы уцепились за сетку и начали трясти её изо всех сил. Михей даже глаза закрыл от удовольствия.
— Ох, хорошо! Ох, хорошо! — только эти слова и слышали мы от него.
Так как все мы быстро устали, то решили, что каждый будущий космонавт должен сам себя трясти. Михей подрыгал ногами, попрыгал лёжа, это показалось ему неудобным, он сел и начал трястись сидя. Но и это ему не понравилось. Тогда он встал на сетку ногами и запрыгал.
— Я на Луне! Я невесомый! — орал он на всю улицу и подскакивал всё выше и выше.
«Чего доброго, ещё сетку продавит», — подумал я, но не успел ничего сказать: раздался сухой треск. Одна нога Михея проткнула сетку. Тут, как нарочно, из окна выглянула тётя Катя и закричала не своим голосом:
— Вы что, шалопаи, делаете?!
Мы бросились врассыпную. Михей несколько мгновений сидел, словно лиса в капкане. Его штаны зацепились за проволоку. Но, когда тётя Катя выбежала на крыльцо, он собрался с силами, рванулся и, оставив на виброустановке клочья штанов и расцарапав до крови длинные ноги, освободился из плена. Михей был на волосок от опасности: ещё немного — и тётя Катя устроила бы ему дополнительное испытание на трёпку.
Мы укрылись в своём штабе и сидели там затаив дыхание: со двора неслись проклятия тёти Кати. Михей от волнения кусал губы и поглаживал расцарапанную ногу. Потом он не выдержал, подошёл к двери и запер её на крючок. Мы промолчали: в разное время всем нам пришлось познакомиться с тяжёлой рукой Санькиной матери.
— И всё-таки, товарищи, — торжественно сказал Петя, стараясь своим голосом заглушить голос тёти Кати, — подготовка к межпланетным путешествиям начата!
Подготовка к полёту в космос целиком захватила нас. Днём мы только и делаем теперь, что тренируемся. Мать уверяет, что из-за этих тренировок от меня один нос остался. Вечером мы изучаем звёздное небо до тех пор, пока матери не разгонят нас по домам.
Однажды мы, как всегда, сидели впятером на лавочке и, задрав голову, искали планету Венера.
— Ребят, а ребят! — окликнул кто-то нас. — У меня к вам просьба.
Мы опустились с неба на землю и увидели тётю Машу. Вид у неё был виноватый, будто она в чём-то перед нами провинилась.
— Вот ведь какое оно дело, — вздохнула тётя Маша, — прохудилось моё наказание. А я такая чаёвница, без чаю и часу прожить не могу. И что тут делать, ума не приложу!
Тётя Маша протянула нам чайник, большой, пузатый, с синими облупившимися боками, и посмотрела так, будто от нас зависело, пить ей чай или не пить.
— В ремонт, значит, надо отдать ваше «наказание», тётя Маша, — недовольно сказал Петька и снова задрал голову вверх.
Видно, далёкая Венера была сейчас ему куда ближе, чем тётя Маша и её чайник.
— Вот и я о том же, — оживилась тётя Маша, — тут и дела-то пустяк: залепить на донышке дырочку, да и вся недолга! Вам ведь не впервой!
Вот так история! Что тут делать? Отказаться? Неудобно. Мы считали себя должниками тёти Маши, и отказать ей в первой же просьбе просто язык не поворачивался. А признаться, что кастрюлю паяли не мы, а девчонка, тоже нелегко.
Ну и положение!
— А ну-ка, что приключилось? — деловито сказал Димка. Он взял у тёти Маши чайник, осмотрел его со всех сторон и только после этого заглянул в его внутренность. — Да тут не дырочка, а целое решето! — протянул Димка, разглядывая дно на свет. — Прямо хоть звёзды сквозь ваш чайник считай. Да и ручки нет.
— Что поделаешь, Димушка! Привыкла я к этой посудине.
Мы с облегчением вздохнули: от такой рухляди и настоящему мастеру не стыдно отказаться.
Но вдруг Димка сказал:
— Ладно, тётя Маша, починим ваш чайник. Только уговор: ручку я другую поставлю, да и весь чайник обновлю. Будет по виду вроде как новый. Потом не обижайтесь.
— Чего уж тут обижаться, Димушка. За добро не обижаются, возьмись только! Я вам потом пряничков куплю.
Тётя Маша так обрадовалась, что сказала сто раз спасибо и поспешно ушла — видно, боялась, как бы мы опять не раздумали.
— Ты что, спятил?! — набросились мы на Димку. — Мало тебе одного пожара, решил второй устроить?
— Не беспокойтесь! — заважничал Димка. — Я взялся, я и сделаю.
— Ну и легкомысленный ты человек, Димка! — сквозь зубы процедил Петька. — И когда ты перестанешь хвастаться?
— Ладно, — сказал Димка мрачно, — через два дня увидите.
Ровно через два дня Димка позвал нас к тёте Маше и, ни слова не говоря, вытащил из пакета чайник.
— Вот! — сказал он и торжественно поставил его на самую середину стола, покрытого белой скатертью.
Тётя Маша только руками всплеснула от восторга. Да и мы ахнули. Большой, пузатый, с синими блестящими боками, он напоминал корабль, плывущий по белому морю. Бока у него так переливались на солнце, что по стенам сразу забегали весёлые зайчики. Вдобавок у чайника появилась ручка, да не простая, а в виде змеи со сверкающими стеклянными глазами. Одно ушко чайника змея держала в пасти, а за другое заплелась чешуйчатым хвостом. Быть может, из-за этой змеи чайник показался мне большего размера, чем раньше, и вообще каким-то другим. Но я побоялся высказать Димке свои сомнения — мы и без того уже обидели его недоверием — и потому промолчал. Спросил только про ручку. Димка шёпотом, чтобы не слышала тётя Маша, объяснил, что эта ручка снята с африканского чайника и, возможно, ему, Димке, ещё придётся за это поплатиться жизнью.
Мы попросили тётю Машу напоить нас чаем из нового чайника и, когда она ушла на кухню, набросились на Димку с расспросами, стали предлагать свою помощь в случае чего… Но Димка упорно отмалчивался. В общем, это была какая-то тайна, и Димка сказал, что открыть её нам он сможет не раньше чем через два месяца, потому что разглашение тайны грозит ему смертью.
Тут из кухни вернулась тётя Маша и опять начала восторгаться нашим «мастерством». Особенно её восхищала ручка.
— Прямо загляденье! Никогда не думала, что змеи могут быть красивыми! А глазки! Будто живые.
Тётя Маша так хвалила Димку, а он при этом так самодовольно улыбался, что нам тоже захотелось чем-нибудь отличиться: всё-таки приятно, когда тебя хвалят.
— Ничего, ребята, — шепнул Санька мне и Петьке, — у меня тоже одна мысль есть.
— Какая?
— Вы заметили, что тётя Маша любит змей?
— Факт! — подтвердил я.
— Да, они ей вроде нравятся, — неуверенно согласился Петька.
— Не «нравятся», а она от них просто без ума! — возразил Санька. — Сделаем ей сюрприз: подарим ужа!
