— Хорошо, — поспешно кивнул Костя. — Приду.
До семи оставалось час двадцать минут. Костя понимал: не явиться к Марсу нельзя, об этом нечего и думать. Но понимал и другое: прийти с пустыми руками, без денег, тоже невозможно. Совершенно невозможно. Значит, выход один…
Потихоньку достав из буфета коробку из-под конфет, Костя открыл ее. Там лежали деньги — пятерки, десятки. У него сильно-сильно застучало сердце. «Нет, не сейчас. Потом», — подумал Костя. Он взглянул на стенные часы. Рядом с часами висел портрет отца — в морской фуражке с блестящим козырьком и крабом. Косте показалось, что отец смотрит на него строго и укоризненно.
В передней послышался длинный, настойчивый звонок. Дедушка! Костя торопливо поставил коробку на место.
Костиного дедушку — Германа Ильича — кое-кто считал чудаком. Было ему под семьдесят, но любил он и посмеяться, и пошутить, и песню спеть. Ходит по комнате и поет: «Из-за леса, из-за гор вышел дедушка Егор!..» Герман Ильич и внука хотел бы видеть таким же бодрым да веселым, но у внука не получалось. В детстве Костя часто болел, мама его Софья Викторовна вечно дрожала над ним, опекала каждый шаг, и вырос Костя робким, застенчивым и песни петь не умел. Герман Ильич огорчался, видя, каким хлипким и некомпанейским растет внук.
Поэтому он был удивлен и обрадован, найдя под заметкой в газете Костину фамилию.
— А ну, покажись, какой ты есть! — шумно входя в комнату, зарокотал дед. Лихо подкрутив седой ус, он с удовольствием оглядел внука. — А ничего — казак! Софья! Слышала, что сын-то затеял? О-го-го! В наступление пошел! На косность нашу. И откуда это у нас?.. Видать, жирком обросли — о собственных детях и внуках побеспокоиться не желаем.
Герман Ильич положил свою жилистую руку на худенькое Костино плечо.
— Правильный курс взяли, внучек. Так и держите. И что на свои силы надеетесь — тоже правильно. В труде и воля мужает, и мускул крепнет… Ну-ка… — Дед нащупал на руке внука вялый, тощий бицепс и бодро сказал: — Ничего, дело наживное. Труд — это все.
Софья Викторовна, с улыбкой смотревшая на них, грустно сказала:
— С его-то здоровьем работать? Нет, Костик по гуманитарной части пойдет.
Дед сердито кашлянул.
— Крепкие мускулы никому не мешали. И ты, Софья, боевого пыла у мальчонки не остужай.
Но какой уж там боевой пыл! Костя стоял перед дедом смущенный, с понуренной головой. Хорошо, Герман Ильич говорил без умолку, а то Костя не нашелся бы что и ответить. Да и настроение у него было самое препаршивое.
А минуты бегут и бегут. Постукивает, качаясь из стороны в сторону, равнодушный маятник. До семи осталось меньше часа. А тут, будто нарочно, мама начала собирать на стол. Тарелки да вилки, чашки да блюдца… Ах, как не вовремя этот ужин! Костя совсем извелся. Даже сырники — ароматные, поджаристые, со сметаной и сахаром — колом застревали в горле.
Мама вконец рассердилась.
— Ну хоть половиночку скушай! Костик, посмотри на кого ты похож — худой, бледный. Вот папе напишу, как ты ешь.
Герман Ильич пригладил усы.
— Обожди, Софьюшка, начнет во дворе работать — все будет молотить. Еще и добавку попросит.
А маятник качается — так-так, так-так… Без пяти минут семь. От жалости к себе Косте захотелось плакать. В этот момент в другой комнате, на дедушкином столе, зазвонил телефон. Вытерев салфеткой губы, Герман Ильич встал и скрылся за дверью. А вот и мама зачем-то пошла на кухню.
Костя пугливо шмыгнул к буфету, не глядя, схватил из коробки хрустящую бумажку и сунул в карман…
К началу совещания Костя все же опоздал. Марс, встретив его в дверях, показал на часы и ледяным голосом сказал:
— Восемь минут. Если тебе они не дороги, то у меня — каждая на счету.
— Я спешил… Очень спешил, — залопотал Костя. — Но никак не мог… Но я принес деньги. Вот, пожалуйста.
— О! — увидев десятирублевую ассигнацию, удивился Марс. — Это, конечно, меняет дело. А мне уж тут ребята наговорили, будто ты стал главным закоперщиком в дворовых делах.
Краснея и сбиваясь, Костя начал объяснять, что все вышло случайно, он не сочинял письма и не собирался подписывать…
— Ну, ничего, — успокоил Марс. — Ошибки со всяким случаются. Главное, их надо вовремя исправлять.
Взяв Костю за плечи, Марс ввел его в комнату, где за столом уже сидели Плутон, Меркурий и Венера.
— Друзья, — сказал Марс. — Все оказалось случайным недоразумением. Верность присяге и нашему делу Костя только что доказал. Десять рублей, которые он передал мне, облегчат наше положение. Я считаю, что настало время присвоить самому молодому члену нашего общества почетное звание «Сатурн». Прошу голосовать.
Митя Чашкин первым поднял руку. За ним — Плутон.
И лишь потом, хмуро и недоверчиво посмотрев на Костю, проголосовал Меркурий.
Марс поздравил Костю с присвоением почетного звания, а затем сделал отчет о работе за последнюю неделю. Чертежи, которые он показал, подтверждали, что дело у него подвигается хорошо.
— Теперь, — сказал Марс, — я как никогда уверен в успехе.
Потом слово получил начальник разведки. Плутон ударил себя в грудь и поклялся, что завтра — кровь из носу! — а операция «Х-8» будет завершена и белый пудель окажется у них в руках.
— Вот только сил маловато, — пожаловался Плутон. — Может быть, Сатурна испытаем? — он вопросительно взглянул на Марса.
— Что ж, не возражаю. — Марс похлопал Костю по спине. — Теперь ты полноправный член общества, и настала пора принять боевое крещение… Да, — вспомнил Марс, — все, что затевается во дворе, нас не должно касаться. У нас свои задачи.
Вокруг парня в шелковой тенниске собралась толпа ребятишек. Им уже было известно — он из горкома комсомола. Пришел, чтобы на месте разобраться в жалобе ребят. Зовут его Сергей Сергеевич. А фамилия просто замечательная — Гагарин!
Ребята, конечно, поинтересовались: не родственник ли Юрия Алексеевича? Оказалось — не родственник. Однофамилец. Но все равно ребята скоро поняли: Сергей Сергеевич тоже человек интересный. Он, например, такие вещи показал, что они глазам своим не поверили. Это он потом показал, после того, как спросил, что бы они хотели устроить во дворе.
— Мы в баскетбол хотим играть, — сказал Василек. — Юрий Гагарин рассказывал, что баскетбол — самая полезная игра для космонавтов.
— И волейбольную площадку надо сделать, — добавил Лешка. — И еще турник и настольный теннис.
Но кто-то из ребят возразил:
— Волейбол, теннис! Надоест целый день по мячам стукать. Вот если бы тир оборудовать…
— Ты скажешь! — набросился на него заядлый теннисист Гриша Коркин — быстроглазый, с черным цыганским чубом и в красной майке с нашитыми им самим буквами «СССР». — Тебе еще конные скачки устроить. Настольный теннис — это сила! Первое: ловкость развивает. Второе: быстроту реакции. Третье: глазомер.
Но поклонника стрелкового спорта неожиданно поддержал Буратино, так звали во дворе Сеньку из второго подъезда. Нос у Сеньки был острый и вытянут вперед. Будто кто-то потянул его за нос да так и осталось.
— Ну, если не тир, — сказал Буратино, — то что-нибудь другое. Увлекательное… А то — невидаль, турник! Подтягиваться каждый дурак умеет.
— Каждый дурак, говоришь? — спросил Сергей Сергеевич. — Ну, а ты, к примеру, сколько раз подтягиваешься?
— Я-то? — прищурив глаз, подумал Буратино. — Да раз десять — двенадцать. Как пить дать!
— Буратино, не свисти!
— Кто свистит? Сказал подтянусь, значит подтянусь!
Гагарин с сомнением оглядел невзрачную, узкоплечую фигуру Сеньки.
— Ну, ладно, допустим… А двадцать пять раз?
— Чего?
— Двадцать пять раз подтянешься?
— Этого никто не может! — категорически заявил Буратино.
Гагарин с досадой посмотрел по сторонам.
— Жалко, нет перекладины… Ладно, тогда так попробуем. Кто из вас «пистолет» сделает? — Он вытянул вперед левую ногу, а на правой присел и тут же легко поднялся.
— Детские забавы! — сказал Буратино. — Сколько угодно!
Он присел и… подняться не смог. Кругом засмеялись, а Буратино покраснел, вытер рукавом острый нос и крикнул:
— Чего ржете! Я еще докажу! Вот увидите! — Он прыгнул на седло своего зеленого велосипеда и, с места набрав скорость, помчал на улицу.
Посмеялись ребята и, конечно, все принялись делать «пистолет». Но лишь двое не оконфузились — Саша и заядлый спортсмен Гриша Коркин с нашитыми на красной майке буквами. Саша все же пережал Гришу: четыре раза поднялся на ноге.
Даже Сергей Сергеевич удивился:
— Тренировался где-нибудь?
— Я в Днепропетровске жил. У нас там площадка во дворе. Мы все тренировались. В любую погоду.
— Оно и видно. Тренировка — великое дело. — Сергей Сергеевич улыбнулся. — Я и сам немножко занимаюсь спортом. Люблю.
