– Значит, на меня свалилась еще одна падчерица! – глумилась над ней женщина. – Так вот почему ты пожаловала к нам без приглашения! И что ты надеялась найти, глупая, – свою долю наследства? Я тебе дам наследство, соплячка, – ты же теперь член семьи!
Она схватила Полисену за волосы и с силой встряхнула ее. Сдавив ей руку, впиваясь в нее ногтями, пинком отшвырнула к стене. Взяла за ножки скамейку и угрожающе замахнулась на девочку.
– А ну, кто здесь командует?
– Вы, – в ужасе промолвила Полисена.
– Я – это кто?
Бернард, который, не в силах был ничего предпринять, тер ушибленную щеку, одними губами подсказал ей нужное слово.
– Вы… мама.
– Вот-вот. Умница. Если не хочешь попробовать вкуса плети, старайся быть послушной дочкой.
Судя по всему, мачеха поверила рассказу Полисены. Она, однако, не проявляла ни малейшего интереса ни к тому, при каких обстоятельствах от нее отказались, ни к пиратскому флагу, который неизвестно как попал в детскую колыбель.
– То, что произошло в этом сарае до моего прихода, меня не касается, – заявила она, не скрывая презрения к прежней хозяйке дома. А касалось ее, мол, то, что вся эта подозрительная история не принесла никакой пользы, кроме как новый рот, который нужно прокормить, чем она и попрекала без конца Полисену.
И это было неправдой, потому что Лукреция по-прежнему отдавала подруге по два-три флорина, заработанных представлениями, и их с избытком хватало не только на пропитание Полисены, но и на лекарства больному, а также на хлеб и молоко для малышей и для поросенка.
Но мачеха делала вид, что этого не замечает, и продолжала твердить, что Полисена – дармоедка и пора бы ей наконец чем-нибудь заняться, чтобы зарабатывать на жизнь.
Узнав, что девочка не чужая, а член семьи, мачеха тут же решила: то же самое относится и к поросенку. Она долго раздумывала, не зарезать ли его сразу для жаркого.
– Никогда не доводилось поесть такого нежного мяска, – говорила она, и у нее изо рта текли слюнки. – Его, конечно, на всех не хватит. Надо положить в кастрюлю побольше картошки, тогда старшие смогут макать ее в соус.
Полисена с тревогой прислушивалась к этим рассуждениям, надеясь, что у Бернарда хватит мужества помочь ей защитить бедняжку Белоцветика.
Потом, к счастью, мачеха решила все-таки откормить поросенка на ветчину и прогнала его во двор, посадив в такую тесную клетку, что тот не мог даже пошевельнуться. Клетка была маленькой, узкой и грязной, прямо по пословице: «Чистая хрюшка не наест брюшка».
Несмотря на все свои претензии, мачеха была очень даже довольна, что ее новая служанка сильнее и способнее бедных близняшек. Теперь Полисена не могла оставаться весь день у отцовского изголовья. Она тоже ходила в лес и поле за грибами, горьким луком и дикими травами. Ей приходилось копаться палкой в песке в поисках моллюсков, которых мачеха затем продавала на урагальском постоялом дворе. Бедняжка должна была подметать пол, готовить еду и смотреть за тремя младшими детьми. Хотя она старалась изо всех сил, по вечерам мачеха всегда ругала ее за какую-нибудь оплошность или находила любой другой предлог, чтобы ее поколотить. Она била девочку щеткой и скалкой, метлой и веслом, плетью и кочергой.
Полисена была в отчаянии. По утрам, когда ее навещала Лукреция, она рыдала у той на плече.
– Теперь она хочет, чтобы я ходила по домам в деревне и клянчила помои для поросенка. Но он не любит эту гадость, а мне стыдно!
– Не волнуйся, – сказала Лукреция. – Вместо тебя пойду я. Буду просить кожуру от фруктов и овощей и скажу, что это для моих зверей. Мне-то дадут с удовольствием. У меня уже целая куча золотых, я их спрятала в чулке под матрасом. Но все думают, что я бедная голодная сиротка.
– Мне ни за что не вернуть тебе твоих флоринов, – хныкала Полисена. – Когда мы отправлялись в путь, я была уверена, что я принцесса, а сейчас… – И она в отчаянии разводила руками, указывая на убогое убранство лачуги.
– Считай, что это долгосрочный кредит, – успокоила ее Лукреция, которой не хотелось изображать из себя благодетельницу и унижать Полисену. – Когда твой отец выздоровеет и расскажет все, чего ты еще не знаешь, то ты распрощаешься с ним, и мы уедем вместе. Уверена, из тебя выйдет прекрасная актриса, будешь грести деньги лопатой.
– Но дочь должна оставаться с родителями! – возмутилась Полисена.
Лукреция рассмеялась:
– До сих пор им и без тебя было неплохо. И вполне смогут так жить и дальше!
– Какая же ты бессердечная!
Полисене удавалось все это терпеть только потому, что рыбак начал показывать слабые признаки улучшения. Теперь он мог ворочаться в постели, вздыхал, глотал куски твердой пищи, шевелил руками и ногами. Наверняка скоро придет в сознание.
Однажды мачеха совершила нечто ужасное.
Вот уже несколько дней Полисена замечала, что та с необычайным вниманием рассматривала ее по утрам, когда она причесывалась. У всех детей, в том числе и близняшек, волосы были короткими и спутанными, потому что они не имели привычки время от времени их мыть и хотя бы раз в день расчесывать.
Полисена же могла похвастаться двумя роскошными темными косами до пояса: они были такими густыми, что еще несколько месяцев тому назад, чтобы расчесать их, ей приходилось прибегать к помощи Агнессы.
Теперь же она пыталась справиться сама, потому что любила порядок и гордилась красивой прической.
И мачеха, в отличие от своих детей, старательно заботилась о своей внешности. Ее не волновало, что дети бегают босиком, что они все в грязи и лохмотьях. Она всегда одевалась очень даже прилично и никогда не выходила из дому без шляпки и перчаток. Дома проводила по несколько часов перед зеркалом, делая себе прически из редких шерстистых волос какого-то неопределенного мышиного цвета. Оба уха у нее были проколоты, но она носила только одну серьгу, очень странную. На самом деле это оказалась большая золотая английская булавка, а в нее был вставлен маленький изумруд.
Полисена, которая, как вам уже известно, благодаря купцу знала толк как в драгоценностях, так и в булавках, удивилась вдвойне. Ей показался странным не только способ употребления булавки, но прежде всего то, что такое нехитрое приспособление для закалывания детских пеленок было сделано из высокопробного золота и украшено чистейшим, сверкающим драгоценным камнем.
– Она принадлежала моей матери, – объяснил однажды Бернард, поймав любопытный взгляд сестры. – Эта ведьма, когда приехала к нам, заграбастала все: ее туфли, шелковый шарфик, свадебное платье, гребень из слоновой кости, золотую булавку! Ей не хватило моего отца! Она захотела все, что было у моей матери. Все без исключения!
И теперь, судя по всему, она захотела волосы Полисены, чтобы сделать себе искусственные косы.
– С такими длинными волосами ты выглядишь неопрятно, – как-то утром заявила мачеха. – Еще тут вшей не хватало!
– Если даже и заведутся, я знаю, как от них избавиться, – ответила Полисена, вспомнив Агнессины примочки из уксуса и керосина.
Но мачеха не терпела возражений и в ответ дала ей сильную пощечину. Потом схватила косы, крепко сжала их в руке и приказала:
– Бландина, принеси ножницы.
Девочка тут же повиновалась, боясь тоже получить пощечину.
Тогда мачеха принялась рассуждать вслух:
– Отрезать прямо так или лучше прядями? Если срежу под корень, будет длиннее. Но так замучаешься расчесывать и заплетать!.. Пара сантиметров ничего не изменит, косы и без того достаточно длинные.
Полисена дрожала, но застыла и не смела сопротивляться. Она надеялась, что кто-нибудь придет ей на помощь, что неожиданно войдет Лукреция или хотя бы Бернард.
Но никто не вошел, и косы упали одна за другой из-под лезвия ножниц жертвой мачехиной любви к собственной внешности.
В ту ночь Полисена не могла заснуть от обиды. Без конца проводила рукой по волосам, нащупывала несколько оставшихся беспорядочных прядей и глотала горькие слезы негодования.
Она тихонько всхлипывала, стараясь не разбудить детей, и вдруг услышала глубокий вздох со стороны ложа больного. Она тут же встала и подошла к нему, прикрывая рукой пламя свечи. Ее радости не было конца: рыбак открыл глаза! Взгляд был внимательным и ясным.
– Папочка, – прошептала она. – Папочка, наконец-то ты здоров!
Она бросилась на колени и начала целовать ему руки. Он смотрел на нее ошарашенно.
– Здесь так душно, – с трудом произнес он. – У меня в голове все смешалось. Воздуха бы!
– Ты сможешь встать, если я поддержу тебя? Сможешь ходить? – спросила Полисена.
