Я двинулся к ребятам, но тут услышал за спиной очень негромкий голос тети Сони:
– Алеша, можно тебя на минуточку?
Я вернулся, подошел к ней.
– Понимаешь, какое дело, Алеха, – почти шепотом проговорила она. – Нам нужно очень серьезно потолковать. Идем, а?
Я сказал ребятам, что скоро вернусь, и пошел за тетей Соней наверх. В кухне она села спиной к окну, положила ногу на ногу, чиркнула спичкой, затянулась сигаретой и заговорила:
– Слушай, Леха… Ты парень взрослый, голова у тебя работает – во! – Она показала большой палец. – Значит, мы можем говорить как человек с человеком. Ага?
– Ага, – пробормотал я.
– Так вот, я хотела тебя спросить: как ты расцениваешь свой поступок?
– Какой поступок?..
– А вот сейчас, во дворе…
Я молчал, обалдело глядя на эту странную тетку. А тетка отвела руку с сигаретой далеко в сторону, и тоже молчала, и тоже смотрела на меня круглыми светлыми глазами со слипшимися от краски ресницами.
– Я… я не помню никакого поступка, – пробормотал я.
– Очень жаль! – молвила тетя Соня и снова застыла, сжав губы бантиком.
Я взмок от напряжения, но так и не понял, что ей от меня надо.
– Хорошо. Я тебе подскажу, – смилостивилась наконец тетя Соня. – Вот тебя ребята позвали смотреть белых крыс. Я понимаю, крысы, конечно, дело важное, но я-то все-таки не пустое место. А?
Тут я молча кивнул.
– А как же ты поступил? Тебя позвали, и ты, не оглянувшись на меня, не спросив, как я к этому отнесусь, взял да и пошел к ребятам. Словно и нет меня. По-товарищески это, как ты полагаешь?
Я совершенно не понимал, что в моем поступке могло быть нетоварищеского, но на всякий случай качнул головой.
Тетя Соня затянулась сигаретой, выпустила дым.
– Так что же, по-твоему, теперь надо сделать?
– Попросить прощения, – в страшной тоске промямлил я.
– Умница! – воскликнула тетя Соня. – Давай лапу! Я была уверена, что мы с тобой душа в душу заживем.
– Лешка! Ну скоро ты? – донеслось со двора.
Я уже не знал, как надо себя вести.
– Тетя Соня, можно я пойду?
– К этим самым… крысам? – Тетя Соня помолчала. – Крысы, я понимаю, – это очень интересно, только знаешь что я тебе скажу!.. Давай такой уговор: сначала дело, а потом развлечения. Ага?
Я спросил, какое дело она имеет в виду.
– А дело оч-чень, оч-чень важное. Мы сейчас займемся составлением распорядка дня.
Я не стал возражать. Я пошел в комнату, лег на подоконник и сказал ребятам, что к Антону не пойду.
– Эта… длинноносая не пускает? – приглушенно спросила Аглая.
Я молча кивнул.
Тетя Соня так увлеклась составлением распорядка дня, что забыла приготовить обед, и мы пообедали «геркулесом», сваренным, правда, на молоке. Теперь, согласно «распорядку», я мог гулять только два часа перед обедом и столько же перед ужином, а остальную часть дня мне предстояло заниматься «осмысленным времяпрепровождением». Под этим тетя Соня подразумевала утреннюю гимнастику (я ее и так делал), уборку своей комнаты, мытье чайной посуды (столовую посуду тетя Соня взяла на себя), повторение пройденного в школе, чтение художественной литературы (два часа), послеобеденный отдых (один час). Где-то между этим отдыхом и вечерней прогулкой тетя Соня написала: «Свободное время». Но потом она спросила меня, чем я люблю в свободное время заниматься. Я сдуру ответил, что люблю мастерить, что сейчас клею из картона фрегат. Тут тетя Соня зачеркнула «свободное время», а сверху написала: «Труд».
Я попытался объяснить, что уже сделал всю домашнюю работу, которую получил на лето, пытался втолковать тете Соне, что я люблю читать, но привык это делать, когда мне захочется, пытался я возразить и против пункта о прогулках… Тетя Соня долго смотрела на меня, склонив голову набок, потом проговорила:
– Лешка!.. Ты слышал когда-нибудь о знаменитом русском ученом Павлове?
– Слышал, – сказал я.
– Что же ты слышал?
– Он делал опыты с собаками… и еще там… эти… рефлексы всякие.
– Правильно! – сказала тетя Соня. – Так вот, этот академик в журнале «Здоровье» недавно написал, что для человека имеет колоссальное значение размеренный ритм жизни. – Тетя Соня закурила очередную сигарету. – Леха! Ты же совершенно взрослый парень! Ты же не можешь не понимать, что папа с мамой тебя немного разболтали. Верно ведь? Да?
Я промолчал.
– Так вот, давай устроим папе с мамой сюрприз. Они вернутся и не узнают своего сына: подтянутый, дисциплинированный – словом, во человек!
Я спорить не стал. Я не додумался, а просто почувствовал, что это бесполезно.
Из-за составления распорядка дня мне перед обедом погулять не пришлось. Не удалось и почитать: это положено было делать перед дневной прогулкой. Зато сразу же после обеда я начал жить в строго размеренном ритме: мне пришлось достать подушку, плед и лечь на диван. Читать в это время не разрешалось.
Я лежал, смотрел в потолок и думал об академике Павлове. Почему-то мне казалось, что он давно умер, а он, выходит, жив и пишет в журнале «Здоровье». Я удивлялся: неужели и он читает художественную литературу только в строго определенные часы, даже тогда, когда читать ему совсем не хочется? Что-то, казалось мне, здесь не так.
Через час в комнату вошла тетя Соня и, вскинув голые руки к потолку, весело закричала:
– Подъе-е-ем! – И тут же спросила: – Итак, чем сейчас будем заниматься?
– Трудом, – вздохнул я.
– Умница! – сказала тетя Соня и исчезла.
Убрав подушку и плед, я сел за маленький столик, над которым висели кое-какие инструменты и на котором стоял остов моего фрегата.
Как сделать его, меня научил папа. Я уже вырезал из картона киль и приклеил к нему округлые картонные шпангоуты[3]. Края шпангоутов были часто надрезаны и загнуты так, чтобы к ним можно было приклеивать обшивку, состоящую из множества узких, тоже картонных полосок. Часть обшивки была уже готова, оставалось доделать примерно две трети.
Безо всякого удовольствия наклеил я одну полоску, другую, но потом я вспомнил, что мне надо еще сделать в бортах люки для пушек. Мне стало вдруг интересно, и я принялся за работу уже с увлечением.
Дверь открылась, вошла тетя Соня.
– Молодец малый! – сказала она и, придвинув стул, подсела к столику. – До чего приятно смотреть на человека, который не собак гоняет, а что-то такое создает, соображает что-то такое…
Я скрючился над своим столиком. Тетя Соня долго рассказывала, какие ценные качества развивают в человеке занятия трудом, а я все макал да макал кисточку в клей и все водил да водил этой кисточкой по одной и той же картонной полоске, лежащей на старой газете.
Вдруг тетя Соня переменила тон:
– Между прочим, Леха, я подметила в тебе одну слабую черточку.
– Какую? – не поднимая головы, спросил я.
– Ты работаешь старательно, но очень медленно. Ты подумай: я уж сколько здесь сижу, а ты все мажешь, мажешь эту штучку… А когда же приклеивать? Надо так: намазал – приклеил, намазал – приклеил!.. Ну? Ты согласен со мной?
Я перестал мазать и начал приклеивать полоску картона к этому распроклятому кораблю.
…Когда я вышел гулять, во дворе на лавочке сидели Аглая и Антошка Дудкин. Дудкин спросил меня, почему я все время торчу дома.
– Небось эта тетка не пускает, – сказала Аглая. – Кто она тебе?
Как я ни сдерживался, я все-таки начал всхлипывать. Аглая и Дудкин встревожились:
– Чего это с ним?
– Лешка!.. Ты чего?
– Из-за вас все это… – проплакал я.
– Что из-за нас?
Я напомнил им, как родители попробовали оставить меня на целый день одного и что из этого получилось. И вот теперь мне не доверяют. Я поведал, как «эта тетка» мне вздохнуть не дает, рассказал про распорядок дня, про занятия трудом. Увлекшись, я даже приврал, что тетя Соня ходит за мной по пятам, подглядывает и все время читает нотации.
– Чокнутая какая-то, – сказала Аглая.
– А у тебя что, языка нет? – спросил Дудкин.
– Какого языка?
– А вот такого! Чтобы сказать: «Я вам не маленький, и нечего вам командовать. Буду жить, как при родителях жил, и все! И не привязывайтесь!»
Этот совет засел у меня в голове, но ни в тот день, ни на следующий я не решился его выполнить. Я взбунтовался лишь на третий день после отъезда родителей.
Утро началось как обычно. Тетя Соня усадила меня за повторение пройденного. Я положил перед собой учебник географии, которую знал назубок, и, как только тетя Соня ушла в продуктовый магазин, взялся читать «Приключения Тома Сойера». Тетя Соня вернулась, проверила меня по учебнику, похвалила и ушла в кухню, напомнив, что теперь я должен заняться чтением художественной литературы.
Я не возражал. Я как раз дочитал до того места, где Том и Гек решают отправиться ночью на кладбище сводить бородавки. До сих пор «чтение художественной литературы» было для меня самым приятным пунктом в «распорядке дня». Тетя Соня готовила в это время обед и ко мне не заходила. Однако на этот раз все получилось иначе.
