— Правда.
Тетя Куки умела держать его на руках так, что ему не хотелось вырываться, не резали швы на штанишках, не было душно. Голос тети Куки успокаивал, убаюкивал его, навевал сон, ему хотелось стать хорошим-хорошим и всегда быть хорошим, во веки веков. В гостиную вошла Мама и взглянула на него, как обычно, нарочито сурово.
— Не надо любить его, тетя Куки, — сказала она. — Он нашалил.
Тетя Куки прижала его покрепче, как бы защищая.
— Он не шалун, нет, это вышло нечаянно.
— И я встал сухой, — сказал Кико.
— Ну конечно, малыш у нас встал сухой.
— А Крис обкакалась.
— Вот видишь, — сказала тетя Куки.
Кико поудобнее устроил голову на большой, широкой груди тети Куки. Он прикрыл глаза.
— Маврик умер, — вдруг сказал он.
— Маврик?
— Это кот Паулины, — сказала Мама, усаживаясь. И продолжила, зажигая сигарету и выпуская первое облачко дыма: — Я безумно устала. Продолжается частичный кризис. С прислугой каждый день все новые сложности.
— С приходящей? — спросила тетя Куки.
— С приходящей и с Севе. Уже неделя, как та уехала в деревню. Заявила, что матери плохо. Поди знай.
Голос тети Куки тек теплым ручейком, тоненько, тихо.
— Прямо не знаю, — говорила она, смеясь, — отчего это у прислуги матери непрерывно при смерти. Ты обращала внимание?
— А Маврик умер, — сказал Кико, выпрямляясь.
Тетя Куки прижала его к себе.
— Значит, умер бедный котик? Умер твой дружок? Бедняжка! Такой хороший, такой ласковый!
Мама вязала что-то из серой шерсти, быстро шевеля пальцами, и время от времени металлические спицы, ударяясь одна о другую, коротко позвякивали — так позвякивали ножницы Фабиана, когда он стриг Кико. Мамины глаза следили за работой; закончив ряд, она автоматически столкнула петли к головке спицы и взглянула на тетю Куки.
— Ты слишком с ним нежничаешь.
— Ну что ты говоришь! Этому мальчику нужна особая ласка, Мерче. Не забывай, что всего год назад он царил в этом доме, был центром вселенной. А теперь его свергли, развенчали, он в опале, опальный принц и больше ничего. Вчера он — все, сегодня — ничто. Согласись, такое трудно перенести.
Голос Мамы звучал негромко, но твердо.
— Глупости, — сказала она. — Я уже успела без особых церемоний развенчать четырех принцев, и все обошлось как нельзя лучше.
— Тебе просто повезло, вот и все. Но ты ведь слышала, что говорят психиатры.
— А что они говорят?
— Ну, всякие комплексы и тому подобное. Все это начинается в детстве. Сейчас что-то кажется тебе пустяком, а потом у взрослого вдруг возникает комплекс. Понять это не так-то просто, но вот, знаешь, Пепа Крус говорит, что лучше заболеть, чем заработать комплекс. Комплексы, детка, — очень опасная вещь.
Голос Мамы переплетался с металлическим позвякиванием спиц.
— Чушь, — сказала она и повторила: — Чушь. Если все время слушаться психиатров, то шагу нельзя ступить.
Тетя Куки понизила голос:
— А вот тебе пример, и далеко ходить не надо: мальчик Луисы Пелаес.
Звон спиц прекратился.
— А что такое?
— Что? А то, что Луиса вертелась перед ним голышом, пока ему не стукнуло пятнадцать, а теперь он женился, и жена его нисколечко не волнует. Они обратились в Рим за разводом.
— Это точно? — чуточку обеспокоено спросила Мама.
— Куда уж точнее.
Металлическое позвякивание возобновилось. На коленях у Мамы лежала длинная синтетическая сумка на молнии, куда она прятала вязанье. Когда тетя Куки говорила, ее грудь поднималась и опускалась, словно на рессорах, и голос гулко отдавался в ушах Кико, что еще больше убаюкивало мальчика.
— Они такие маленькие, — продолжала тетя Куки. — Бедняжечки, как о них не заботься, все мало… Я всегда так жалею этих малышек. У них столько переживаний. Нам этого не заметно, но они страдают. С ними надо обращаться с такой осторожностью. Вот взгляни на этого бедняжку. До вчерашнего дня — полный господин в доме, а сегодня — никто. Потихоньку, все надо делать потихоньку, особенно если тут замешаны комплексы. Только встань на его место, Мерче, вчера — всеобщий любимчик, все пляшут вокруг него, а сегодня — никто, просто пятый из шести детей, самый беззащитный.
Голос Мамы звучал холодно и обыденно:
— По-моему, ты преувеличиваешь, Куки.
Воцарилось молчание. Потом Мама и тетя Куки заговорили о родах, а затем перебрали последние светские новости. В конце концов завязался оживленный разговор на кулинарные темы, и то и дело слышалось: «Обязательно дай мне рецепт», «И ты говоришь, это вкусно?», «И знаешь, выходит гораздо дешевле, чем может показаться вначале».
Кико слушал, как голос тети Куки гудел в ее груди, но когда тетя Куки сказала Маме: «…А подавать это надо с хреном», мальчик встрепенулся:
— Тетя Куки, это значит «идти на хрен»?
— Что за чепуха! — сказала тетя Куки, а Мама вспыхнула до корней волос.
— Папа хочет, чтобы мама шла на хрен, — продолжал Кико.
— Что за чепуха, — повторила тетя Куки.
Мама торопливо проговорила:
— Не обращай на него внимания, это детские выдумки.
— Но папа так сказал, — робко возразил Кико.
Мама, секунду поколебавшись, вновь обрела свой уверенный тон.
— Не лги, папа не говорит таких вещей, — сказала она и обратилась к тете Куки: — Ума не приложу, откуда ребенок набирается этих слов.
Кико, съежившись на тетиных коленях, озадаченно смотрел на Маму изумленными голубыми глазами, светлая челка доходила ему до бровей. В этот миг раздался звон стекла и голоса Доми и Виторы. Мама стрелой вылетела из гостиной, Кико задергался, высвобождаясь из рук тети Куки, скользнул по ее платью на пол и побежал по коридору вслед за матерью. Когда он вбежал на кухню, Мама осыпала Хуана подзатыльниками и повторяла с каждым ударом:
— Я уже говорила тебе сто раз, что дома в мяч не играют! О карманных деньгах и не мечтай!
Самое верхнее стекло в двери черного хода было разбито. Доми сидела в углу и делала Крис «ладушки», а когда Мама сказала ей:
— А вы здесь для чего?
Доми ответила:
— Вы думаете, сеньора, что они меня слушают?
И Витора, стоя возле раковины, едва заметно улыбнулась. Тогда Мама сказала, что кухня — не место для детей, пусть все идут в детскую. И пока Доми с девочкой на руках, Хуан, а позади всех Кико брели в детскую, Мама подгоняла их; взмахивая обеими руками, и спрашивала Доми, неужели та не может занять их хотя бы на полчаса, и если она сама сумеет провести полчаса спокойно, без детей, и если они ничего за это время не выкинут, то это уже будет счастье, потому что дети надоели ей до смерти, и если так будет продолжаться, то ей прямая дорога в сумасшедший дом. Говоря это, она подталкивала Хуана и Кико, и мальчики ускоряли шаг. Наконец они очутились в комнате. Кико с опаской взглянул на лампу, а Хуан решительно шагнул к креслу и уселся в него, положив на колени «Покорение Дальнего Запада». Доми была сердита. Она раздраженно сказала Кико:
— А ну-ка ступай в туалет. Теперь только не хватает, чтобы ты написал в штаны, грязнуля.
Кико расставил ноги, провел обеими руками по штанишкам и сказал:
— Нет, Доми, потрогай, даже ни мокринки.
— Ступай.
— Кико пошел и вскоре вернулся.
— Не получается, — сказал он.
— У тебя получается только когда не нужно.
Доми потискала Крис и сказала ей: «Ах ты моя детка!», а потом взяла ее пухленькую ручку с ямочками там, где у взрослых косточки, и символически похлопала ею по девочкиной головке, приговаривая: «Шлепнем по головке, шлеп-шлеп-шлеп». Кико следил за ними, но эта игра сразу же наскучила ему, и он подошел к Хуану. Хуан поднял голову от книги и доверительно сказал:
— Убегу я из этого дома.
— Убежишь?
— Ага.
— Куда, Хуан?
— Туда, где меня не будут бить.
— Когда, Хуан?
— Сегодня ночью.
— Сегодня ночью ты убежишь из дому, Хуан?
— Ага.
— И найдешь себе новую маму?
— Конечно.
У Кико отнялся язык. Хуан добавил еще таинственнее и тише, показывая на кровати Пабло и Маркоса:
— Я сделаю веревки из простынь, свяжу их и уйду через балкон.
— Как волхвы?
— Да, как волхвы.
Кико поморгал и сказал, широко улыбаясь:
— Я хочу, чтобы волхвы подарили мне танк. А ты, Хуан?
— Вот еще! — сказал Хуан.
Доми посмотрела на них:
— Что это вы там шепчетесь?
— Ничего, — ответил Хуан.
Кико достал из кармана свой тюбик и, присев на корточки, стал возить его по полу, гудя, как мотор, и время от времени делая «бии-бии». Под кроватью Пабло что-то блестело. Подойдя ближе, Кико увидел, что это маленький сапожный гвоздик. Он подобрал гвоздь, посмотрел на Доми и сунул его в карман. Потом выпрямился, спрятал тюбик и подошел к Хуану.
— Мне скучно, — сказал он.
Хуан читал «Покорение Дальнего Запада». Кико увидел рисунок, на котором было много синего, схватил Доми за подол черного платья и заставил ее взглянуть
