Почтальонка говорит:
— Николай, что-то у тебя задний диван сильно колотится, пыль только подымает, пусть они на нем посидят, ха-ха-ха-ха-ха!
— Ну сидите, — говорит дядя Коля. — Только не баловать.
Заерзали мы на сидении от радости, затискали друг друга!
Зачем мы будем баловать, мы и так посидим.
Тронулся автобус — что тут началось! Стекла в рамах задребезжали, диваны незанятые запрыгали, пыль повалила — студентки носы отвернули, через платочки дышат — ба-атюшки! Зато едем, не пешком идем.
Эх, хорошо в автобусе ехать, впереди мотор гудит, колеса внизу крутятся, дымом сладким ноздри щекотит, а мне и тряска нравится, и ветер в окно — сразу видно, что едем, не пешком идем!
Долго ехали, все пылью обволоклись.
В окошке места незнакомые проплывают: то ельничек, то березничек, то поле овсяное, то люпин. Эх, ельнички, да и березнички, а не ходите вы по улице, бездельнички… И косят везде, косят траву, где косилками, где вручную.
А деревни все чужие, непонятные, ух как много на пути деревень! И возле каждой дядя Коля остановится, тут бабу посадит, там мужика возьмет. Одних почтальонок уже трех набрал, не считая нашей, они все одинаковые: сумка через плечо и молоко на продажу в четвертях. Наша почтальонка молока не везет, нету у нее коровы. Зато она самая веселая, кто ни войдет, всякого заденет.
— Ну, что, андреевские, и у вас нету дождя?
— Какой дождь, земля, как зола, вон дорогу всю в порошок перетерло.
— Зато сено высушите, ха-ха-ха-ха-ха!
В деревне Марьинской влезли в автобус два парня, рубахи на них расстегнуты, кепки на затылках, друг друга поддерживают.
Повалились они на сиденье впереди нас, один и спрашивает:
— Пассажиры, у вас в бутылках чего?
Я говорю:
— А ничего.
Вдруг смотрю, из Федярииой бутылки вылезает какое-то насекомое, посидело на горлышке и полетело. Впереди нас люди руками замахали. Почтальонка говорит:
— Ой, Николай, да у тебя никак тут пчела!
— Да не одна, — кричат тетки, — ай, ай!..
Тут почтальонка закричала:
— Тормози, Николай, тормози, их тут целый рой!
Студентки завизжали, почтальонки закричали, парни кепками размахивают.
— Спасайся кто может!..
Дядя Коля на обочину автобус отвел, выпрыгнул на дорогу, спецовку на голову натянул и кричит:
— Эй, кто пчел везет, признавайся!
А в автобусе все повскакали с мест, к выходу проталкиваются. Студентка одна даже плачет, а почтальонка наша на улице визжит.
— Это кто же у меня тут хулиганничает? — спрашивает дядя Коля. — Я их бесплатно, как говорится, обслуживаю, а они мне рейс решили сорвать?..
А у нас тоже пострадавшие имеются: Саньку пчела ужалила, Ваньку пчела ужалила, я на них указываю.
— Нет, — кричу, — дядя Коля, нет!
— А как же это пчелы в салоне появились? Сами от себя завелись?
Ну, думаю, Федяра, разбирайся теперь сам, вишь чего нахулиганил, ведь ехали, как культурные люди, так нет!
А дядя Коля говорит:
— Та-ак, сейчас мы с вами тут разберемся. Граждане пассажиры, подходи.
Все и так уже нас окружили, просить не надо. Студентка заплаканная за щеку держится, марьинский парень шею потирает, почтальонки на нас как на хулиганов глядят.
— А не надо было и сажать их!
Марьинский говорит:
— Кто такие, как фамилия, пять суток губы!
— Погоди, погоди, — говорит дядя Коля, — этот факт как можно понимать? Как нападение на водителя в период рейса!.. Влекущее за собой простой техники… Срыв графика… А, не так, что ли? Вот как можно понимать!..
— Вредные какие… — говорит почтальонка. — Чего глаза, вытаращил?
Это она мне, а я в чем виноват, это Федяра.
А дядя Коля:
— Погоди, погоди… Это, граждане пассажиры, ни в какие ворота не лезет, с этим нас призывают бороться, да мы и сами такого же мнения!
Ну, думаю, Федяра, погоди…
— Их, дьяволов, крапивой надо выдрать! — говорят почтальонки.
— К крапиве они привычные, — говорит дядя Коля, — от нее эффекту не будет, а я, как водитель, предлагаю: лишить их права дальнейшего проезда в направлении райцентра. Пускай пехом потопают, в какую хочешь сторону, хоть туда десять километров, хоть пять сюда.
Коля спрашивает:
— Это в какую же сторону будет пять, к дому или в Красную Гору?
— В Красную Гору вам ближе будет, — говорит марьинский парень. — Значит, сначала Сергино, потом Антониха, потом Посушиха, потом Ягодки…
— Ишь они, — говорит дядя Коля. — Интересуются!.. Ну все, проголосовали. Эдак я совсем из графика выбьюсь. Залезай!
Вошли пассажиры в автобус, опасливо озираются, нет ли еще там пчел, но пчелы все через дверь вылетели, а четыре подохли. Пчела ведь если ужалит, то больше уж не живет.
— Вот так, — говорит дядя Коля, — отныне чтобы и близко к машине не подходили.
Неужели, думаю, и правда он нас в такой далище бросит! А ведь у Саньки нога нарывает.
Я говорю:
— Дядя Коля, ведь у Саньки нога нарывает, нехорошо тебе нас бросать!
Но дядя Коля этого, видно, уже не услышал. Автобус выпустил клуб синего газу и покатил.
Ванька побежал за ним, закричал:
— Посади, дядя Коля!..
Но автобус скрылся за поворотом.
Лес навалился на нас со всех сторон, чужой, молчаливый. Сосны да вереск, ни одной травинки кругом.
— Ну, — говорю, — Федяра, что скажешь?
Федяра тут и заревел.
— Я, — говорит, — и не хотел выпускать пчел, что я — дурак, да?.. Они в бутылке были, я и не хотел…
Я кричу:
— А зачем брал?
— Я для кильковской продавщицы, я и не хотел выпускать, что я — дурак, да?..
Ревет Федяра, слезы на кулак наматывает, ну что ты будешь с ним делать! Вот какая привычка у человека, всякую дрянь с собой таскать. Пчелы, конечно, не дрянь, они мед с цветков собирают, а сейчас-то что делать? Домой — десять, до Красной Горы — пять, куда же идти?
Я говорю:
— Домой или в Красную Гору?
— В Красную, в Красную, — говорит Коля. — А Федяре я сейчас шею начищу.
Коля еще не договорил, а Федяра уж бросился бежать. Коля за ним. И мы пошли вперед по дороге. Скучно идти пешком, муторно, лес кругом, словно глухой, молчит, даже птиц в нем нет.
Я говорю:
— Ну как, Санька?
А они с Ванькой отвечают:
— Как-нибудь-то дойдем…
Вдруг от поворота Федяра с Колей кричат:
— Автобус! Автобус!
Бросились мы вперед, смотрим, а за деревьями, и правда, наш автобус виднеется! С белой каемочкой, голубой!
На дороге стоят дядя Коля и почтальонка и нам руками машут. Мы подбежали к ним, пыхтим. Дядя Коля спрашивает:
— Поняли теперь, какое я вам придумал наказание?
Мы говорим:
— Поняли! Поняли!
— Будете еще шкодничать?
Мы говорим:
— Нет, дядя Коля, нет!
— Ну, полезай.
Прикатили мы в Красную Гору
Прикатили мы в Красную Гору, это большое село! На площади два каменных дома, всякие тут у них магазины, парикмахерская имеется, улицы в разные стороны по горе ползут. Даже из всех наших окрестных деревень не сложить бы Красную Гору, вот каково село. Посреди площади бочка серебряная, на ней написано «Квас». При бочке сидит тетка с зонтиком, кто к ней подойдет, тому она и наливает.
Вот куда Митя поехал, где ж его тут искать? Ведь народищу кругом ходит, кто с ведром, кто с кошелкой, кто с книгой, а одна тетка впереди себя катит коляску. Я говорю Коле:
— Гляди, какая коляска.
А он говорит:
— Да-а, дела…
Федяра говорит:
— Вот люди живут! Квас бочками потребляют.
Коля остановился и стал какую-то вывеску читать.
— Сдавайте ягоды и грибы по пре… по прей-ску-ранту… Это по какому, значит, прейскуранту?
— За деньги небось, — говорит Федяра.
— Это грибы-то?.. Да-а… — говорит Коля. — Вот люди живут.
Стоят наши равенские посреди площади с бутылками в руках и по сторонам глазеют.
Я говорю:
— А все-таки нет у них такого простору. И реки у них нет.
А меня никто не слушает.
— Чего, — говорю, — разглазелись, бутылки надо идти сдавать.
В магазине была длинная очередь
В магазине была длинная очередь, продавщица всем колбасу отвешивала. Мы к прилавку протиснулись, я спрашиваю:
— Примете ли у нас бутылки?
Все тут загудели:
— В очередь, в очередь, Зина, не принимай у них!
Я говорю:
— Не встревайте. Примете ли у нас бутылки?
Продавщица говорит:
— Приму, когда очередь подойдет.
Федяра спрашивает:
— Почем колбаса?
Продавщица кричит:
— Да не лезьте к товару, подите вы отряхнитесь! Вон какие блондины, на них же можно рисовать!
Санька с Ванькой хлопнули друг друга, а от них пыль повалила клубами.
