В ожидании мы играли на прощание с клоуном, по очереди в последний раз читали книгу. Потом стали искать среди игрушек подарок, с каким Аллочка пойдет на день рождения. Но все игрушки была заслуженными, нуждались в починке или чистке, или были старыми знакомыми Вовки и Васьки. Что подарить? Наташа открыла буфет. Чудо! Полная тарелка конфет: розовые, белые, дырочки с двух сторон. Их вчера как раз привез папа. И мы решили, что Аллочка подарит одну розовую конфету. Длинненькие, похожие на склеенные соломинки, они так и назывались — «соломка». Через них было хорошо пить чай, или дуть в чашку с чаем, или дуть просто так.
Мы выбрали самую красивую, самую большую соломку, дали ее в руки Аллочке и пошли на день рождения. Друзья уже ждали нас на крыльце. Путь мы выбрали самый короткий, через дыры в заборе. У первой такой дыры мы остановились, чтобы поправить бант на голове Аллочки. И тут кто-то обратил внимание, что розовая соломка в круглом розовом кулачке Аллочки наполовину обсосана. Ясно, что с таким подарком идти нельзя.
Мы с Наташей крепко взяли Аллочку за ручки и побежали за новым подарком. Выбрали самую большую белую конфету, дали ее Аллочке, объяснили, что это подарок, что есть и даже пробовать его нельзя и скорее побежали к дырке в заборе. Наташа пролезла в дыру, протянула руки за Аллочкой и тут заметила, что белая конфета тоже обсосана. Наташа быстро перескочила обратно, и мы побежали за новым подарком.
В этот раз мы дали в руки Аллочке две соломки: кушай одну сама, а другую неси в подарок на день рождения. Аллочка серьезно и молча смотрела на нас круглыми глазами.
Мы схватили ее за ручки и побежали через сад к дыре. Друзья ждали нас по ту сторону забора. Мы подсадили Аллочку и — о ужас! — увидели две обсосанные соломки в ее руках.
В полном отчаянии мы уговорили друзей подождать нас, перелезли обратно в сад и помчались к дому. Дали Аллочке еще одну соломку и поскорее вернулись. Подсаживая Аллочку, с отчаянием посмотрели на розовые кулачки и увидели, что соломка уже обсосана.
— Нам пора, — вздохнув, сказал Татка. — Очень опаздывать нехорошо, невежливо.
Мы молча помчались за новой соломкой. Отдавая ее Аллочке, еще раз объяснили, что это подарок, кушать его нельзя, что придется кое-кого нашлепать, если он хоть разочек лизнет.
У забора ждал один Ленька. Мы сунули ему Аллочку. И увидели в ее кулачке обсосанную конфету.
Несколько раз бегали мы к дырке и обратно. На тарелке оставалась только одна целая конфета. Объяснили Аллочке, что это последняя и за нее надо крепко держаться. Мы не спускали глаз с Аллочки и с конфетки, держали Аллочку за ручки, пока бежали к забору. А когда, путаясь в высокой траве, обжигаясь о крапиву, перелезли через забор и перетащили Аллочку, мы молча во все глаза смотрели на тоненький конфетный кончик, торчащий из розового кулачка.
Мы молча вели Аллочку на день рождения и позволяли ей сосать конфету сколько вздумается.
Мы поднялись по ступеням террасы. Во всю длину террасы на многих деревянных ногах стоял длиннющий стол. Длинные скамьи у стола были заняты хозяевами и гостями. На столе стояло угощение.
Мы тут же отдали Вовке книгу, деревянного клоуна, грузовик без колес, и сами подняли скатерть, полезли под столом на свободные места. А когда вылезли и сели, то с огромным облегчением увидели недалеко от самовара целую гору бело-розовых соломок.
— Рядом с кем ты хочешь сидеть? — спросили мы Аллочку.
— С колбасой! — ответила она, держа в одной руке обсосанную соломку и другой беря кусок колбасы побольше.
Мы прибегали на дачу к Тате. У них была большая, очень сильная, очень добрая и умная собака Рекс, немецкая овчарка. Мы с уважением и чуть с опаской поглядывали на Рекса, и старались, на всякий случай, держаться от него подальше. Тата смело садилась на собаку, гладила и целовала ее. Брат Таты, Жора, старше нас года на четыре, с уважением и опаской поглядывал на нас и тоже старался держаться подальше. Обычно он уходил с книгой в сад или уезжал с друзьями на велосипеде. Он был большой, лохматый, умный и добрый.
Мать Таты, очень красивая, высокая, тоненькая, с густыми кудрявыми черными волосами и огромными черными сверкающими глазами, когда мы приходили, переставала читать, стряпать или вышивать и охотно разговаривала с нами. Мы очень любили слушать ее рассказы.
— Тетя Оля! Расскажите, как вы варили варенье из роз, когда были маленькой!
Ольга Георгиевна усаживает всех на ковре в полутемной комнате. За окнами ослепительный свет и жара, а тут прохлада, полумрак, свет лучиками протыкает щели и дырочки в ставнях, сверкает на таинственных предметах, которых на подзеркальнике великое множество. Мы уже бывали в этой комнате, держали в руках и нюхали граненые квадратные флаконы. Однажды Тата вытащила из серебряной пудреницы пушистый, будто из облака, шар и потрогала им наши щеки. Шар был душистый и слегка щекотал — «пуховка».
А в большом зеркале со створками — небо, кусок сада, забор, и птицы летают в небе, и темная ель, и березы, и много-много флоксов — белых и розовых, и молчаливый Рекс в соседней комнате, около дивана на ковре. Мы глядим и слушаем любимый рассказ. Ольга Георгиевна была тогда совсем маленькой, «крохотулей, как вы». Мы не считали себя таковыми. Разве что Аллочку, которая молча и серьезно сидит на ковре и смотрит на нас.
«Ну, были мы совсем маленькими. Летом мама увозила всех нас, детей, погостить к своей сестре — нашей тете в усадьбу. Усадьба большая. Сад огромный, мы — малыши. Братья-гимназисты бегали то на станцию, то еще куда, а нам и в саду было прекрасно. В прятки хоть весь день играй. Кусты густые, трава зеленая…
Вечером все пили чай из большущего блестящего самовара. Как-то раз всех угостили вареньем из розовых лепестков, — рассказывала тетя Оля, — и так оно всем понравилось.
И вот мы вспомнили, что в нашем саду есть розы, и побежали в сад, и сорвали розы, подобрали все опавшие лепестки, потому что их было очень много. А потом сложили в саду таганок из кирпичей. Натаскали щепок, палок, соломы и стали разводить огонь. Варить розовое варенье в кухне на плите нам ни за что бы не разрешили сердитые стряпухи, которые очень любили ругаться.
И тут на огонь пришли наши старшие братья-гимназисты. Разводить костер они тоже любили. Они развели нам маленький прекрасный костер между двумя кирпичами в саду, среди яблонь и кустов смородины. А мы скорее побежали за кастрюлькой или тазом, чтобы варить варенье. Но ни кастрюли, ни таза у нас не было — все они оказались на кухне у сердитых стряпух, которые так любили ругаться.
Тогда мы взяли взаймы у нашей дворовой собаки Барбоса ее желтую миску. Миска была пустая. Собака только вильнула хвостом, когда мы взяли пустую миску и побежали к колодцу. Там как раз поили овец, воды в колодце было сколько хочешь, желтую миску удалось очень хорошо вымыть и даже протереть песочком.
Мы прибежали в сад. Костер пылал вовсю. Пламя поднялось выше одуванчика, который рос неподалеку. Мы стали устанавливать на кирпиче миску и тут вспомнили, что для варенья нужны сахар, или мед, или патока. Средний брат-гимназист быстро сбегал в дом и вернулся с карманом, полным сахарных кусочков. Он их вытащил из буфета, из сахарницы, и никто его не заметил.
Сахар мы быстро положили в миску. Весь! Никто даже не откусил ни кусочка. А когда он расплавился, побросали в него все лепестки роз, и белые, и красные, и чайные желтые. Лепестки стали вариться и булькать, а миска вдруг перевернулась и костер чуть не погас. Мы скорее собрали розовое варенье, все, которое не успело сгореть, положили обратно в миску, долили водой и стали доваривать. Миска еще перевернулась два раза, пока варенье сварилось.»
— Ну и как? Вкусное оно было, варенье? — интересуемся мы.
— Не очень, — честно созналась Ольга Георгиевна. — Розами не пахло, зола и песок. Барбос съел! Он нас уважал и ел все, что мы приносили ему в миске. И варенье съел.
Татина мама смеялась, качала головой и снова принималась за чтение или за стряпню, смотря от чего мы ее оторвали. А мы бежали и вспоминали, растут ли в нашем саду розы. Конечно, не растут. Интересно, можно ли варить варенье из флоксов?
Аллочка жила у нас не одна, а со своей няней Нюрой. Нюра была красивая, сильная, румяная, все умела делать и ничего не боялась. А мы ее побаивались, потому что голос у Нюры был суровый, да и характер тоже. Даже вор однажды ее испугался. Нюра прогнала его. Дело было так.
У Нюры была только одна нога. Другую отрезало поездом, когда она ехала в город за покупками для своей свадьбы. Жених уговаривал ее все равно выйти за него замуж, но Нюра не согласилась, в свою деревню не вернулась, осталась в городе и стала няней у Аллочки.
Вор лез в окно. Нюра услышала, что кто-то лезет, проснулась. Луна ярко освещала всю комнату и вора на подоконнике. Нюра привстала на постели, взяла с табурета свою ногу (она ее на ночь не разувала, нога деревянная, все равно, обута она или нет), грозит вору деревянной ногой в черном полуботинке и кричит басом:
