Алешка не сразу заметил остановившихся позади него Фаю и Фрола. Они смотрели на весеннее поле и мирно беседовали.
— Денька через два, пожалуй, и сеять можно будет, — проговорил Фрол с необыкновенной нежностью.
— Хорошо отсеемся, — мечтательно ответила Фая.
— Только ты прикажи своим пастухам, чтобы в хлеб скотина ни-ни, — сказал Фрол.
— А ты изгороди блюди, — заметила Фая.
Ссора готова была вспыхнуть с обычной силой. Но весна их сразу же примирила, и Фрол, гася в себе чувство протеста, сказал спокойно и доброжелательно:
— Известно, без изгороди за стадом не уследишь.
— И с пастухов тоже требовать надо, — согласилась с ним Фая.
Неожиданно из-за гумна показалась «Победа» директора МТС. Она остановилась у края поля, и туда же подошел трактор. Черешков и Шугай поздоровались и присели на подножку автомашины. Черешков был чем-то озабочен.
— Так вот такое тут дело, — сказал он, глядя куда-то в сторону. — Начальство недовольно нашей МТС. Хоть и не на плохом счету мы, а передовиков нет,
— Откуда же этот неплохой счет?
— Счет счетом, — ответил Черешков, — но поймите мое положение. В Заозерье есть трактористы, которые вот на такой же машине, как у вас, дают тысячу гектаров. А у нас такой выработки нет. У нас самая высокая цифирка — семьсот. Значит, верно: нет в нашей МТС передовиков. Логично. Вот я и приехал к вам, Никита Иванович. Сколько берете на себя?
— Я взял семьсот.
— А больше?
— Нет, Георгий Петрович.
— Боитесь?
— Бойся не бойся, а все надо учесть. Вот на той неделе целых три часа простояли, — нефтебаза горючее не вовремя отгрузила. Взять же запасные части: иной раз мелочь сломается, а ее в мастерских нет, ну и сами видите, поля какие. Где камень, где кусты…
Черешков не дал ему договорить.
— Все это мелочи, и не думайте о них. Неужели, Никита Иванович, вы возьмете обязательство на тысячу гектаров, а МТС будет стоять в стороне и только подсчитывать выполнение? Поможем! И я уже с товарищами кое-что обмозговал. Доставка горючего под личный контроль диспетчера; запасные детали в первую очередь; а что касается полей, то перебросим в Черепановку, там, что в степи, — паши и паши. Так договорились?
— Нет, Георгий Петрович, — как работал, так и буду работать. А ежели уж так требуется вам передовик, поищите; может, кто другой согласится… — Шугай поднялся и пошел к машине.
Алешка был удивлен. Шугай такой хороший тракторист и вдруг не захотел быть передовиком. Да еще когда сам Георгий Петрович обещал помочь. Наверное, не поладили из-за чего-нибудь. Другой причины Алешка не видел и про себя решил, что на месте Никиты Ивановича сразу бы согласился стать тысячегектарником. Повздорил он с директором или не повздорил, сердился на него или нет, все равно согласился бы. А Шугай такой момент пропустил. И вдруг мелькнула мысль: а чего же ты сам медлишь, упускаешь свое счастье? Вот сейчас Черешков поднимется, укатит на своей машине, а ты ни с чем останешься. Ну, смелей, Алешка!
— А тысячу гектаров напахать не простое дело, — сказал он солидно, подсаживаясь к директору. — Покрутишься.
Черешков, видимо, не ожидал увидеть рядом с собой нового собеседника и удивленно спросил:
— Ты кто такой?
— Помощник Никиты Ивановича.
— Не слыхал…
— Левшин я, Алешка.
— Утопленник? — вспомнил Черешков и рассмеялся. — Все озорничаешь? Смотри, брат! Один раз простили, другой — не простят.
— Я теперь не балуюсь, — смущенно произнес Алешка. Но то, что директор МТС вступил с ним в разговор, придало ему храбрости, и он без обиняков сказал: — Георгий Петрович, пошлите меня учиться.
— Ты разве не учишься?
— Кончаю семилетку. Только я дальше хочу.
— Надо идти в десятилетку.
— Не пойду я туда, — наотрез отказался Алешка. — Я в училище механизации хочу. На тракториста.
— Вон оно что…
— Скоро прием… Я узнавал.
— Прием каждый год бывает.
— Мне ждать нельзя.,
— Послать можно, — согласился Черешков. — Только почему так спешно?
Рассказать, что его отправляют в город к дяде? Нет, нельзя. Подумает, — не поладил с бабкой и пришел проситься в училище. Нет, о доме ничего не надо говорить. Одна канитель будет. И ответил:
— Охота на тракторе работать, вот и спешу.
— Да? — Директор недоверчиво оглядел Алешку. — Чудно все-таки получается. Вот Николая Лопатина посылаем, но чувствую, не по душе ему работа на тракторе. А вот тебя не посылают…
— Георгий Петрович, а вы пошлите.
— Тут уж Шугай ходатайствовал за тебя. А сколько тебе лет? Четырнадцать?
— Пятнадцатый, — уклончиво ответил Алешка.
— Четырнадцать, пятнадцатый, скоро шестнадцать. — Черешков поднялся с подножки. — Пока одно могу сказать: погоди годика два! Логично?
— Пошлите меня сейчас, — умоляюще проговорил Алешка. — Я знаю трактор…
— Трактор ты, может быть, и знаешь, а вот что такое закон, — не знаешь. А он для всех один. Для больших и маленьких. И законы должны уважать все. И простые люди, и министры, и мы с тобой тоже. Так вот, брат, есть такой закон — в училище механизации принимать только с семнадцати — восемнадцати лет! Понятно? А почему такой закон? Да потому, что нельзя доверять машину несовершеннолетним.
— Пошлите, — почти беззвучно произнес Алешка. — Я больше озорничать не буду.
— Годы, брат, не обгонишь.
Алешка взглянул исподлобья на Черешкова. Подумаешь, годы! Какой толк, что Кольке Лопате уже семнадцать? Знают, что не выйдет из него хороший тракторист, а посылают. Это логично? Это по закону? Закон! Вспомнил Черешков прошлогоднее, вот и отказался послать в училище. Но что же теперь делать? Подчиниться бабке и поехать к дяде Ивану? Ни за что! А где жить? Как жить?
Весна прошла, Алешка закончил семилетку. Однажды, перед самым отъездом бабушки, к нему пришел Колька, Он держал в одной руке какую-то книжку, а другой, размахивая палкой, сбивал поросль репейника, обильно росшего у изгороди сада. Алешка спросил:
— Когда едешь в училище механизации?
— Подписали командировку, — без особой радости ответил Колька.
— Вот и уедешь из Серебрянки.
— Через полгода обратно в МТС вернут.
— Счастливый ты, Колька! — с завистью проговорил Алешка. — Курсы трактористов кончил, теперь в училище поедешь. А меня вот не хотят послать. Мало лет, Черешков говорит.
— Больно тебе это нужно. Твой дядя Иван дороже всяких училищ. Эх, была бы у меня в городе такая родня!..
— Какая там родня! — безнадежно махнул рукой Алешка. — Только называется что дядя, а ведь и в глаза меня не видел. Можно сказать, чужой, а не родня.
Колька внимательно взглянул на Алешку.
— А на карточке ты его хоть видел?
— Нет.
— Да ведь он-то тебя знает?
— Откуда? Не знает он меня. Уехал, когда я еще не родился. Совсем не родня он мне. Да и неизвестно, что за человек. Тетка Лиза родня, а хуже чужого!
Словно боясь, что Алешка догадается, о чем он думает, Колька отошел в сторону. Как сказать о том, что пришло ему в голову? А ведь счастье — вот оно! Только надо все обдумать да проверить! Колька раскрыл книгу, где лежало его командировочное удостоверение, и сказал:
— Вот по этому документу поеду…
Маленькая, а такая недоступная для Алешки бумажка. А чем он хуже Кольки? Только тем, что позже родился. Подумаешь! А ведь ростом они почти одинаковые. Где бы раздобыть и ему вот такую же командировку? Удостоверение… Николай Лопатин… Год рождения… Направляется в училище механизации… Несколько строчек на машинке, печать, две подписи. Подумать, так ведь для счастья Алешки нужен совершеннейший пустяк. И вдруг услышал, как Колька сказал:
— Хочешь поехать в училище? Можно сделать…
— Врешь!
— Сказал можно, — значит, можно. Только надо посмотреть, какие у тебя документы.
Алешка мигом скрылся в доме и тут же вернулся, протягивая Кольке свою метрику и удостоверение об окончании школы. На удостоверение Колька едва взглянул, но метрику долго изучал и, видно, не раз прочел от начала до конца.
— Подходяще.
— Скоро пятнадцать стукнет.
— Маловато, но ничего, — деловито сказал Колька. — И снова завел разговор о дяде Иване.
— Так ты его не видел?
— Нет.
— А он тебя?
— Раз я, то и он. — Алешка даже улыбнулся. Ну и бестолков этот Колька! И нетерпеливо спросил: — А как ты сможешь сделать?
Колька не спешил с ответом. Он словно сомневался. А так ли верно, что, наконец, и ему посчастливилось? А может быть, все это показалось? И то, что он придумал, — может быть, невозможно? Наконец он сказал прямо и ничего не тая:
— Ты мне свои документы дашь, а я тебе свои.
— Это как же так? — не понял Алешка.
