«Ну и что?» — подумал он.
— Это случилось в Германии, — сказал Григорий Денисович. — Заняли мы один немецкий городок, Мариенбург. Крохотный такой, забавный городишко. Как игрушечный. Дорожки цветными кирпичиками выложены. И домики — разноцветные. С острыми крышами. И смешными флюгерами.
И вот идем по улице, я и несколько солдат из моей роты — я тогда ротой командовал. И вдруг один из солдат, Саид Бобоханов, — хлоп! — меня на панель и сам — на меня. А тут — очередь из автомата. Я лежу, ничего еще не соображаю. А кто-то из наших — раз! — и срезал того фрица. Оказывается, немецкий автоматчик неожиданно выскочил, но Саид подметил. Да, меня прикрыл. А сам…
Григорий Денисович умолк, покрутил в руке пулю.
— А сам? — нетерпеливо подсказал Юла.
— А сам был тяжко ранен. Оперировали Саида. И вот, извлекли, — он снова покрутил в руке корявый кусочек металла. — Через день умер Саид, не приходя в сознание… А врач в санбате вот — на память мне…
Григорий Денисович хмуро замолчал.
И Юла молчал.
— Этот долг — побольше всех других моих долгов, — медленно произнес Григорий Денисович. И уперся в Юлу тяжелым взглядом. — А как думаешь, долги платить надо?
— Надо, — кивнул Юла. — Только кому? Саид-то погиб.
— Э-эх! Ничего ты не понял! — Григорий Денисович глянул сердито, и скобка у него на щеке опять сжалась и разжалась. — Людям платить надо! Людям! Понял? Всем.
«Всем? И мне тоже?» — подумал Юла. Но не спросил.
— Ну, подрастешь, сам до всего дойдешь, — сказал Григорий Денисович. — А матери передай: никакой я не святой. Просто долги плачу. Так и скажи.
Глава IV. КРАСАВЕЦ ТРЕНЕР
ла с Григорием Денисовичем неторопливо подошли к зданию спортшколы.
Знакомый Юле дом теперь подновили: щербатые выбоины от осколков снарядов замазали, загладили. Но и сейчас они все-таки проступали заплатками на гранитных плитах.
— Пойдемте к директору. Ладно? — попросил Юла.
Григорий Денисович посмотрел на него, смешно прищурил глаз. Он, конечно, понял: Юле очень уж неохота встречаться опять с красавцем — старшим тренером.
Они направились к кабинету, на котором висела табличка: «Директор».
— Ну, не трусь! — улыбнулся Григорий Денисович.
И они вошли.
За столом сидел все тот же мужчина: высокий, загорелый, с могучей грудью и литыми плечами. И все в той же синей фуфайке с круглым воротом. Юла глянул на него, потом на Григория Денисовича, и тот сразу все понял.
— Простите, вы — директор? — спросил Григорий Денисович.
— Нет, я — старший тренер. Но сейчас заменяю директора. Он болен.
Добродушный красавец тренер умолк. Словно приглашал: «Ну, я вас слушаю».
Григорий Денисович быстро глянул на Юлу.
«Ничего не попишешь…».
— Вот этот мальчик, его зовут Юлий Богданов, очень хотел бы заниматься у вас, — сказал Григорий Денисович.
Тренер посмотрел на Юлу.
«Узнает? Или нет? — подумал Юла. — Лучше бы — нет».
Но у старшего тренера память, видимо, была отличная.
— Ты, кажется, уже приходил ко мне, мальчик?
В голосе его звучала доброта, чуть не ласка.
Юла кивнул. Он и вообще был не речист, а сейчас — и подавно.
Григорий Денисович понял: пора!
— Юлий уже был у вас год тому назад. Вы не приняли его, — сказал Григорий Денисович.
— Да, — перебил тренер и вздохнул. — Знаете, мальчишки к нам идут потоками. А мы должны отбирать лишь самых талантливых, самых одаренных.
«Наша, задача — растить достойную смену прославленным советским чемпионам», — неожиданно мелькнуло у Юлы.
И тренер сказал:
— Наша задача — растить достойную смену нашим мастерам и чемпионам. Чтобы они еще выше подняли знамя советского спорта…
Григорий Денисович слушал его внимательно. Так внимательно, будто впервые довелось ему услыхать столь необычные, умные и дерзкие мысли.
— А ваш сын… — Тренер вздохнул и развел руками.
— Юлий мне не сын.
— Ну, все равно. Этот мальчик слабо развит физически. И рост… И возраст… — Тренер опять с сожалением вздохнул.
— Но Юлий за последний год очень окреп, — сказал Григорий Денисович. — Он теперь подтягивается уже восемь раз подряд.
— Допустим, — согласился тренер. — Верю, что бицепсы его укрепились. Но рост… И общая конституция…
Тренер пожал плечами.
— А разве можно заранее точно предсказать будущее человека? Его способности? Его призвание? — спросил Григорий Денисович. — По-моему, наука до этого еще не доросла. А на практике мы знаем много конфузов. Помните, молодого Шаляпина даже не приняли в хор! Не солистом, а в хор! Это будущего-то великого певца! А на мальчика Исаака Ньютона школьный учитель физики вечно жаловался родителям. Он, мол, совершенно туп к его предмету. Это не помешало Ньютону стать гениальным физиком. Таких примеров сотни и тысячи. И не только в науке, искусстве. Но и в спорте. Знаменитый пловец…
— Да, да, знаю, — перебил тренер. — Конечно, все случается. Но… Это исключения. А мы должны…
— Мы должны, во-первых, ценить в человеке его настойчивость, целеустремленность, — перебил Григорий Денисович. — И если мальчик так упорно хочет заниматься спортом, мы не вправе его отталкивать. Может быть, из него и не вырастет чемпион. Ну что ж!.. А может, и вырастет! Новый Люляков? Тот ведь в детстве был хилым. Не так ли?
Старший тренер встал. Видно было: он сердит. Но сдерживается.
— Мне было очень интересно выслушать ваши соображения, — сказал он. — И такой каскад блестящих примеров. Но… Передо мной четкая задача: дать ежегодно восемнадцать перворазрядников. А спустя два-три года с меня потребуют и мастеров. А ваш мальчик…
— Бесперспективен? — не без ехидства подсказал Григорий Денисович.
— Именно.
— Ну, хорошо, — Григорий Денисович тоже встал. — Я буду жаловаться…
Тренер наклонил голову. Пожалуйста, мол.
…На улице Григорий Денисович поглядел на унылого Юлу.
— Эй, — сказал Григорий Денисович. — Не кисни! Мы еще повоюем.
Глава V. «СВЕРХ КОМПЛЕКТА»
ы еще повоюем! — твёрдо и уверенно сказал Григорий Денисович.
Но шли дни, а никакой «войны» Юла не видел.
Каждое утро встречался он на дворе с Григорием Денисовичем. Вместе делали зарядку.
Юла теперь видел: особенно много занимается Григорий Денисович своей раненой ногой. И скакалка — для нее. И вприсядку — для нее. И подскоки, пробежки — все для нее.
В короткие минуты передышек, урывками, говорили. О Кванте, о погоде, о футболе. О подводных лодках, йогах, солнечном затмении. Но о спортивной школе Григорий Денисович молчал. Будто вовсе забыл о ней. А Юле неловко было напоминать.
Так прошли недели две.
— Выздоровел, — сказал однажды Григорий Денисович.
Юла не понял.
— Директор спортшколы наконец-то изволил выздороветь, — пояснил Григорий Денисович. — Я по телефону узнал. И договорился. Завтра идем к нему. В пять. Ясно?
Сердце у Юлы громко стукнуло и остановилось. Он лишь кивнул. Голос у него вдруг пропал.
Вечером он обо всем рассказал Жене.
Она промолчала. Долго шли они так, молча.
— Знаешь, Юлий, — наконец сказала она. — Ты только не сердись… Ты меня удивляешь… По-моему, человек должен развивать свой талант, свои способности. Вот Венька, например. Он прирожденный математик. И стремится стать хорошим математиком. Это естественно. Смешно, если бы Венька вздумал стать, например, певцом.
Юла улыбнулся. Это, и впрямь, было бы забавно. Венька даже мотив «Варяга» так нещадно врал — получалось похожим то на «Дубинушку», то на «Варшавянку».
— А я вот люблю животных, — продолжала Женя. — Мама говорит, что когда мне было всего три года, я уже не пропускала ни одной кошки. Ходила вся исцарапанная. А в четыре года я вылечила ворону со сломанным крылом. И приучила ее каждое утро приходить к нам на крыльцо и здороваться. Значит, мне надо становиться зоологом.
— Безусловно, — подтвердил Юла. — Ты будешь Павловым. Или Дарвином. Или этим… который микробы… Поль де Крюи.
Но Женя не отозвалась на шутку.
— А вот ты, — продолжала она. — Ты, как нарочно, делаешь все наперекор самому себе. Да, наперекор своей природе. Только не сердись… Ты не слишком рослый. И не очень мускулистый. А почему-то вбил себе в голову стать силачом. Но это же не твое призвание! А у тебя ведь есть, наверно, какой-то свой талант. Может быть, в тебе таится великий композитор…
— Нет! — засмеялся Юла. — Не таится!
— Не остри. А может, ты — будущий Блок или Лермонтов? Кто знает? Надо проверить. Надо найти, открыть свой талант, а не лезть на рожон, наперекор всему.
— А если у меня нет талантов? Никаких! — хмуро сказал Юла. — Хорошо Веньке. Или тебе. А у меня — нет. Поняла? Нет особых дарований. И потом, — он вспомнил слова Григория Денисовича, — еще Максим Горький говорил: «Каждый человек может и должен быть сильным». Поняла? Каждый!
