В начале июня мы с мамой переехали, а через две недели она так изменилась, что ее было невозможно узнать. Во-первых, она совсем коротко постриглась и стала похожа на мальчика. И теперь у нее всегда было хорошее настроение, даже если приходилось рано вставать и делать кучу дел. Однажды она даже решила приготовить мне гоголь-моголь и чамбеллу, которую делала бабушка Теодолинда. Чамбелла похожа на бублик, только вместо дырочки у нее начинка, а сверху чамбелла покрыта глазурью. К несчастью, у мамы все пригорело, а тесто получилось дырявое, но, чтобы не расстраивать ее, я сказал, что все очень вкусно. Каждый день мама ездила в город, а меня оставляла с Эмилио, который теперь ухаживал за дедушкиным огородом.
— Веди себя хорошо, ладно? — говорила она перед уходом.
— Не волнуйтесь, я за ним присмотрю, — отвечал Эмилио и предоставлял меня самому себе.
В первые дни мама, вернувшись, начинала нас допытывать, как все было. Потом просто спрашивала: «Все в порядке?» — а иногда вообще ничего говорила. Так я обрел свободу. Я стал очень ловко залезать на верхушку вишни и с помощью Эмилио построил на нижних ветках шалаш и приделал веревочную лесенку, чтобы дедушке Оттавиано было удобнее спускаться и подниматься. Я часто думал о дедушке, о том дедушке, которого я помнил до болезни. О другом мне не хотелось думать, особенно после всей этой истории с фотографиями.
Это случилось почти сразу после того, как мы переехали в деревню. Однажды мама решила навести порядок в комоде. В одном ящике вперемешку с бельем и другими вещами она нашла альбом с фотографиями, который мы так часто смотрели, и разбросанные повсюду яркие клочки бумаги. Это были фотографии из альбома. Дедушка разрезал их ножницами, и теперь они были похожи не на фотографии, а на какие-то странные конфетти. Мама заплакала и весь день пыталась склеить все эти кусочки. У нее ничего не вышло.
Наконец она взяла и выбросила все в мусорную корзину.
— Бессмысленно! Он все уничтожил! Все воспоминания, даже фотографию молодой мамы! — повторяла она.
— Но зачем он так с бабушкой Линдой? Значит, на самом деле он не любил ее!
Я не знал, что и думать про дедушку. Многие говорили, что он сумасшедший, но я всегда считал, что он хороший, как и бабушка Линда. Я сказал маме: неважно, сумасшедший дедушка или нет, но мне неприятно, что он стал злым.
— Что ты такое говоришь! Ты начинаешь думать, как все эти люди? Дедушка не сумасшедший и не злой. Он просто болен. Вот здесь, внутри, — она ткнула себя в грудь, и я вспомнил о занозе. — Он заболел от одиночества, когда умерла мама, потому что очень ее любил. Старики как дети, они не могут быть одни, они нуждаются друг в друге.
— А как же ты тогда будешь без папы?
Мама ответила, что она еще не старушка и у нее еще есть время подумать об этом.
К счастью, на последней странице альбома уцелела фотография, на которой бабушка Линда стоит под вишней и держит на руках маму.
— Смотри! — воскликнула радостно мама, однажды обнаружив ее, и тут же заказала увеличенную копию. Но я не любил смотреть на эту фотографию, потому что она напоминала о других фотографиях из альбома и мне становилось грустно.
Спустя некоторое время мама попросила Эмилио найти Альфонсине мужа. Она сама никогда бы не догадалась, потому что ничего не понимала в гусынях. Ей это Эмилио посоветовал. Он считал, что несправедливо держать Альфонсину в девках.
— Женщина-то как-нибудь да сыщет себе мужика, хорошего или плохого, ну а гусыне-то как мужа найти?
Мама засмеялась и попросила Эмилио съездить на рынок.
— Но как он выберет ей мужа — он же не знает, какой у нее вкус?! — сказал я.
И мама разрешила мне поехать на рынок вместе с Эмилио.
Рынок в деревне работал по средам. В прошлом году мы с дедушкой ездили туда несколько раз продавать овощи, и я запомнил крестьян, которые торговали курами и гусями. Они стояли в глубине улицы с корзинами, где сидели куры, и клетками, где находились гуси.
Гуси были точь-в-точь такие же, как Альфонсина, поэтому, чтобы найти самца, приходилось переворачивать их вниз головой и дуть под хвост.
Я сказал Эмилио, что гусь не должен быть похож на Альфонсину, самцы же должны отличаться от самок. Но Эмилио возразил, что все гуси одинаковые и это полная чушь. Мы продолжали спорить, как вдруг я увидел в углу гуся — с серой спинкой и белой грудкой. Он был такой большой, что даже не помещался в клетку.
— Вот этот!
Я был уверен на сто процентов, что Альфонсине он понравится. Эмилио сказал, что это тулузский гусь и что он будет стоить целое состояние, но я ответил: «Или этот, или вообще ничего», и Эмилио купил его.
Альфонсине муж очень понравился, маме не очень, потому что он слишком дорого стоил, а папе не понравился совсем.
— А когда родятся малыши, куда ты их денешь? — спросил он маму. — Или ты собираешься и дальше тут жить?
Мама не ответила, и папа в тот день уехал раньше обычного.
Когда пришло время идти в школу, мама и папа снова начали спорить. Папа хотел, чтобы я вернулся в прежнюю школу. В деревне школы хуже, говорил он. Мама отвечала, что в младших классах она ходила в деревенскую школу и была счастлива. Папа говорил: «При чем тут это? Просто ты не хочешь возвращаться!» — и они продолжали в том же духе. И никто не интересовался, чего хочу я.
А когда однажды папа спросил меня, я ответил, что в прежнюю школу, с теми же одноклассниками и учительницей, не вернусь, даже если меня пристрелят.
— Не нужно делать из всего трагедию, — сказал папа. — Это все из-за этой истории с дедушкой?
— Почему ты называешь это «историей»? — вмешалась мама. — Тебе кажется нормальным, что дети называют моего отца сумасшедшим, а учительница этому потакает? И что потом она наказывает Тонино, потому что он подрался с тем, кто оскорбил его дедушку?
— Но твой отец забрался на дерево в парке с гусыней на спине, приехала полиция и скорая помощь, его сфотографировали, и на следующий день в газете… А как еще его можно назвать? — спросил папа. — По-твоему, это нормальное поведение?
Тогда мама сказала, что он ничего не понимает и что она не вернется к нему.
— Тогда подаем заявление, — сказал папа, — ты этого хочешь?
Он вышел, хлопнув дверью, а мама заплакала.
Через месяц они действительно развелись, и я стал ходить в деревенскую школу.
В то утро я послал дедушке очень красивый рисунок, на котором были Альфонсина и ее муж Оресте. Мама недавно вернулась домой, и мы собирали в огороде салат к ужину. В это время позвонили из клиники и сказали, что умер дедушка. Мама не хотела в это верить. Она говорила:
— Но я только что его видела, он нормально себя чувствовал!
Я тоже не хотел им верить и сказал маме, что дедушка наверняка выкинул одну из своих шуточек. Но мама помотала головой.
— Когда я уходила, он почти закончил есть. Сидел у окна, как всегда… Я с ним попрощалась, и он даже меня узнал… Но как же так! Как же так!
Мама была в отчаянии. Тогда я понял, что дедушка действительно умер, но не почувствовал никакой боли. Мама плакала, а я представлял себе дедушку у окна в той белой комнате. Он становился все тоньше и легче, а потом улетел. Как перо Альфонсины, которое ветер носит по двору. Дедушка превратился в перышко, и я был рад, что он улетел. Я спросил у мамы, может ли перо долететь до бабушки Теодолинды, и она странно на меня посмотрела, тем самым давая понять, что не собирается отвечать на такой глупый вопрос. Тогда я рассказал ей про то, о чем думал. Мама перестала плакать, вытерла слезы и обняла меня.
— Ты прав, дедушка просто улетел. Это место было не для него — настоящая тюрьма.
Потом мама сказала, что дедушка был даже легче, чем перышко, и что до бабушки Линды он точно долетел, и что я сказал очень хорошие слова и очень ей помог. Мама пошла умываться, а я стал наблюдать, как Альфонсина и Оресте вместе едят во дворе. Они любили друг друга так же сильно, как бабушка с дедушкой.
Еще позже мама приготовила для дедушки костюм — все тот же, который был на нем в день его с бабушкой свадьбы и в день свадьбы мамы и папы.
Бабушка Линда тоже хотела, чтобы в день похорон на ней было платье в цветочек — ее платье с маминой свадьбы. Она всегда говорила: «Запомните: или это, или вообще ничего!» Бабушка хранила его в нейлоновом мешке в шкафу и время от времени развешивала на солнце, чтобы проветрить. «Развесь его на воздухе и попрыскай духами. Не хочу плохо пахнуть», — говорила она дедушке. Но однажды на платье села птичка и обкакала его. С тех пор бабушка уже не проветривала его на улице, а клала на кровать и опрыскивала духами. Ей нравился запах фиалок, эти духи стояли на комоде в розовом флакончике. Дедушка говорил, что они пахнут хуже вареной капусты, и бабушка очень сердилась. Но, когда бабушка Теодолинда умерла, он захотел, чтобы мама надела на нее платье и надушила духами, которые так ей нравились.
